В прошлый раз мы сделали краткий обзор запасов, хранящихся в «арктических кладовых». Какую роль в развитии экономики страны могут сыграть месторождения редкоземельных металлов, хорошо видно на примере Китая. Четверть века назад Дэн Сяопин заявил, что, если у Ближнего Востока главная ресурсная сила мирового масштаба – нефть, у Китая ей должны стать редкоземельные элементы. К тому времени китайцы разведали гигантское месторождение таких металлов во Внутренней Монголии. Вокруг был построен комплекс перерабатывающих предприятий, а затем значительную часть этого сырья перенаправили на производство электроники. Перевод подавляющей части мирового производства электроники в КНР, начиная с 1990-х гг. вызван не только дешевой рабочей силой (о которой слышали все), но и изобилием необходимого ресурса («редкоземов») прямо под боком.

Вместе с бурным ростом целых отраслей промышленности, Китай получил и весомый внешнеполитический рычаг. Потому что семнадцать металлов, входящих в группу редкоземельных, основа выпуска лазеров, аккумуляторов, микросхем, магнитов, сталей, даже стекла и очень много чего другого, без чего современная цивилизация просто не может.

Например, на выпуск каждого ветрогенератора мощностью 1 МВт уходит 200 кг «редкозёмов». Тем временем Россия, обладая самыми большими в мире запасами этих элементов, львиная доля которых сосредоточена в Сибири и Арктике, дает лишь 2% мировой добычи и 0, 5% производства редкоземельных металлов. Иначе говоря, этот ресурс у нас не работает. А ведь, говоря о запасах, имеют в виду разведанные еще в прошлом веке месторождения.

Но добыть и реализовать с максимальной выгодой, о чем говорилось в прошлый раз, мало, надо сделать это рационально. И здесь никак не обойтись без науки. Вот лишь несколько специфических задач, для которых не годится имеющийся у добывающих компаний традиционный набор технологий.

В первую очередь это климатические проблемы, которые определяются наличием многолетней мерзлоты. На месторождении норильского никеля глубина отдельных рудников достигает более 1000 метров. Сначала горная выработка проходит через мерзлые породы с минусовой температурой, но на глубине километра она достигает уже 40 °C. И там, где проходит соединительный слой, работы осложняются перепадами температур.

Другая арктическая проблема – тяжелые условия для жизни человека: долгая полярная ночь, низкие температуры, бедный рацион питания и т.п. Коренные народы Севера неплохо приспособились ко всему этому, но удержать здесь приезжих квалифицированных специалистов очень непросто. Когда в советское время началось масштабное строительство Северного морского пути, эту проблему решали использованием труда заключенных. Причем, речь идет не только о чернорабочих. Тот же Николай Урванцев, первооткрыватель Норильского месторождения, и многие другие геологи как раз находились в лагерях.

Сейчас надо использовать совсем другие пути привлечения кадров, в частности, строить поселения, обеспечивающие достойное качество жизни людям, занятым разработкой месторождений. Развивать медицину Севера, решая специфические проблемы со здоровьем, появляющиеся у человека при работе в арктических широтах. К слову, этим уже не первый год занимаются сразу несколько институтов Сибирского и Уральского отделений РАН, включая НИИТПМ – филиал ФИЦ ИЦиГ СО РАН. И заметно продвинулись в этом направлении.

Для эффективного освоения Арктики потребуются специалисты и из областей, на первый взгляд, имеющих малое отношение к Северу и горнодобывающей отрасли. Такие, как экономисты. Отдельный проект, нацеленный на один вид полезного ископаемого в арктической зоне, оказывается в зоне повышенного риска относительно рентабельности. Но есть тот же советский опыт комплексных проектов освоения и развития северных районов. И его надо использовать, переработав с учетом современных реалий. Например, совместить освоение богатых руд Томторского месторождения и месторождений импактитовых алмазов в Попигайском кратере. Для работы на них нужно создание дорогостоящей инфраструктуры (транспортной, энергетической и т.п.), что на сегодня является одним из главных барьеров для начала работ. Но в рамках комплексного проекта затраты на инфраструктуру ложатся на совместные предприятия и, соответственно, снижаются для каждого в отдельности. Кроме того, в рамках таких проектов хорошо работает модель частно-государственного партнерства. Но для того, чтобы оптимально совместить интересы всех участвующих сторон, надо привлекать стороннего компетентного разработчика. Ученые-экономисты Сибирского отделения РАН имеют в «своем портфолио» примеры такого рода работы, я говорю о программах развития отдельных регионов, прежде всего – программа реиндустриализации Новосибирской области, которая уже успешно реализуется.

Еще один важный аспект – экология Арктики. Ценой, которую Китай заплатил (и платит) за свой рывок в области добычи и переработки полезных ископаемых, стали целые зоны экологического бедствия, возникшие вокруг ряда предприятий. Превращать наш Север в такую же зону ради высоких прибылей ряда корпораций (даже с государственным участием) – было бы преступлением перед потомками.

И это вполне реальная угроза, более того, она существует в реальности, а не в возможных сценариях развития событий. Мы и ранее по-варварски относились к природе Арктики. В частности, вокруг мест добычи можно увидеть огромное количество бочек с горючим, которые были завезены туда и там остались. А выбросы в атмосферу от их работы намного превышают тот уровень, с которым арктическая среда может справиться самостоятельно. В результате мы видим гибель плохо растущего леса на пределе лесной растительности под Норильском, в районе Мончегорска и других местах. Загрязнение запускает «цепную реакцию» других опасных процессов.

А на фоне происходящих климатических изменений эти проблемы будут только усугубляться. И снова, одними запретительными мерами и митингами общественных активистов проблему не решить, необходим комплексный подход с широким привлечением научных кругов.

В частности, для исследования влияния климата в арктических экосистемах на целый спектр процессов. Как изменение климата повлияет на изменение роста, как этот процесс будет происходить и в каких условиях. Сегодня говорят о риске дополнительного выделения метана, его считают серьезной проблемой, потому что тепличный эффект метана в двадцать раз выше, чем у двуокиси углерода. И этот процесс может начаться, если огромные тундровые озера будут выделять метан. Сейчас этой проблемой занимаются несколько международных групп исследователей в Новосибирске, Красноярске, Томске, Якутске и на Дальнем Востоке.

Говоря об освоении Арктики важно понимать следующее. Сам этот процесс неизбежен: с одной стороны, по мере истощения аналогичных запасов в густозаселенных регионах планеты, интерес к арктическим месторождениям будет только расти. А поскольку этот интерес носит глобальный характер, мы уже становимся свидетелями начинающейся «арктической гонки», в которой призы достанутся не всем, да и будут они разными.

Кто-то может укрепить свои позиции на мировой арене, а кто-то рискует стать обладателем обширных зон экологического бедствия. Для России, как обладательницы самого большого и вкусного куска «арктического пирога», участие в его разделе – вопрос национальной безопасности.

Что происходит, если решать его поручают исключительно политикам и «эффективным менеджерам» госкорпораций мы видели на примере Штокмановского месторождения. Страна утратила значительный кусок территории, получив в обмен чуть меньше, чем ничего. Отдельные лица неплохо на этом заработали, и никто не понес ответственности.

С другой стороны, опыт сотрудничества тех же крупных корпораций с учеными оборачивается открытием новых успешных предприятий в арктической зоне.

Как транслировать этот опыт на более масштабные проекты и избежать повторения ошибок (Штокман, увы, не единственный пример) – критически важная тема, обсудить которую неплохо бы и в рамках приближающегося «Технопрома».

Сергей Исаев

Могут ли научные теории отражать какие-то национальные традиции? Вопрос звучит странно, и тем не менее, именно такое впечатление возникает, когда мы сравниваем идеи великих натуралистов позапрошлого века – Жоржа Кювье, Чарльза Дарвина и Карла Бэра. Кювье теорией катастрофизма как будто отразил революционные настроения времен своей молодости, когда прогрессивно настроенная часть общества стремилась к радикальным преобразованиям, к безвозвратному преодолению средневековых устоев. Дарвин, со своей стороны, отразил в своем знаменитом труде о происхождении видов настроения крепнущей английской буржуазии, жившей в атмосфере конкуренции и самоутверждения. И, наконец, Карл Бэр в своих трудах отчетливо продемонстрировал «прусский» характер, недвусмысленно показав свою солидарность с великими идеями немецкой философской мысли.

Подчеркиваю, классики науки не были бы классиками, если бы не широта их ума, если бы не способность в потоке фактов выявить что-то общее, поистине фундаментальное. Карл Бэр (1792 – 1876), считающийся одним из основоположников эмбриологии и сравнительной анатомии, сочетал в себе характер строгого (я бы сказал – предельно строгого) эмпирика и углубленного мыслителя-теоретика.

Он с поистине немецкой дотошностью разбирает данные проведенных опытов, но наблюдаемые явления для него – не просто прозаическое воплощение законов природы. За видимыми вещами он стремится узреть нечто большее – становление единого нематериального первоначала, обнаруживаемого себя в многочисленных формах жизни.

Бэр состоялся в науке еще до того, как мир взбудоражила теория Дарвина. Любой серьезный естествоиспытатель той эпохи не мог пройти мимо темы эволюции. Жаркие баталии на эту тему, как мы знаем, велись еще в Парижской Академии наук между Кювье и Сент-Илером. Бэр, разумеется, имел свои суждения на этот счет. Он признавал историю развития жизни на Земле и сам факт последовательной смены фаун. Когда в Европе начали обсуждать книгу Дарвина, заслуженный ученый упрекнул ее автора в том, что тот не очень-то стремится доказывать правоту своей «гипотезы» (именно так – «гипотеза» - он обозначил теорию естественного отбора). Главный упрек состоял в том, что Дарвин не прибегал к данным палеонтологии. И это правда – палеонтология не совсем «срасталась» с теорией естественного отбора ввиду явной нехватки так называемых переходных форм. Бэр как раз на этом моменте заостряет свое внимание: между ископаемыми фаунами просматриваются четкие границы, без всяких плавных переходов. В палеонтологии он был осведомлен прекрасно, поскольку, будучи в России, принимал участие в экспедициях и внимательно изучал останки мамонтов и других вымерших травоядных. Ископаемые свидетельства подтверждали его взгляды на эволюцию. Точнее – отражали (в понимании Бэра) «всеобщий закон природы», определяющий развитие жизни на Земле.

Нетрудно догадаться, что для Бэра эволюция не является набором каких-то случайностей. Как я уже сказал, видимые явления для него отражает некий невидимый план, а именно упомянутый всеобщий закон. По его словам, известные формы организации являются постоянными идеями творения, а отдельные особи «представляют из себя лишь преходящие изображения данных идей». Для сохранения особей природа предоставляет «слабые средства», в то время как наиболее сильные средства направлены на сохранения вида. Именно поэтому чем слабее особи в плане выживания и продолжительности жизни, тем сильнее выражена их плодовитость. Размножение, утверждает ученый, является «особой формой роста», причем на низших ступенях организации оно полностью совпадает с ростом (когда живое существо просто разрастается, не отрываясь от «материнского» тела). На начальных ступенях жизни, пишет Бэр, образование особи и размножение совпадают друг с другом. На следующих ступенях каждая часть превращается в новую особь. Далее мы видим, что органом размножения становится не всё животное, а только часть его.

Какой вывод следует из сказанного? По мнению Бэра, в природе заложено стремление к созданию более самостоятельных существ. Эта самостоятельность максимально выражена в человеке, способном господствовать даже над инстинктом размножения. Поэтому, «с приближением организации живых существ к человеческой у них постепенно убывает необходимость размножения». И хотя мы не в состоянии постичь умом метафизическую основу творения, мы в состоянии установить его ИСТОРИЮ. Как раз эта история творения, полагает Бэр, является истинным объектом естествознания, поскольку все детали приводят исследователя именно к ней.

Как и каким образом возникли органические формы? – вопрошает ученый. Он признает, что любое животное при своем развитии всегда достигает типа своих родителей. Из теленка вырастет корова, из ягненка – овца, из жеребенка – лошадь. Но в то же время, замечает Бэр, нельзя отрицать и того, что тот же теленок никогда не бывает совершенно подобен матери, что овца при определенных условиях климата и питания принимает некоторые особенности, сохраняющиеся при размножении. Отсюда вопрос: не произошли ли различные формы, которые мы считает особыми видами, путем постепенных изменений друг от друга? Ученый напоминает, что в разных частях света встречаются животные, родственные друг другу, но при этом настолько различные, что их относят к разным видам.

Бэр приходит к заключению, что в очень отдаленные времена на планете господствовала более значительная образовательная сила, чем мы можем наблюдать теперь. Чтобы восстановить «историю творений», необходимо обратиться к самому древнему «архиву» - к ископаемым остаткам исчезнувших видов. Палеонтология показывает, замечает Бэр, что чем древнее слои, в которых мы находим эти остатки, тем сильнее отличаются они от ныне живущих организмов.  В то же время мы находим огромное количество видов (в основном это касается травоядных), идентичных современным видам. Так, черепа зубров, буйволов, мускусных быков, туров, - пишет Бэр, практически ничем не отличаются от современных. Тем не менее, их нельзя не признать вымершими видами из-за определенных отличий. Поэтому приходится признать, что видовые признаки так или и иначе являются приходящими, несмотря не сохранение определенных постоянных черт.

Но что же тогда остается незыблемым? Ученый выдвигает предположение, что «преходящие идеи» являются лишь проявлениями одной основной идеи, которую он старается выразить, исходя из рассмотрения эмпирических данных.  Для этого он пытается максимально расширить поле зрения и окинуть единым взором всю историю жизни на Земле. Эта история нам показывает, что в природе происходит постоянное вытеснение более массивных и неповоротливых форм формами более подвижными, обладающими более высокими «духовными задатками». Так, вначале земля была населена только растениями и животными, прикрепленными к поверхности. Очень древние животные, указывает он, были тесно связаны с живой известковой массой (например, аммониты). Древние рыбы имели массивный панцирь. Огромные древние амфибии имели покрытие из крупных щитков. Среди них мы не встречаем крылатых позвоночных или таких, которые могли лазать по деревьям. Иными словами, неповоротливые, тяжеловесные формы предшествовали подвижным формам. То же правило распространяется и на травоядных. Среди первых млекопитающих, пишет Бэр, также господствовали массивные формы. Показательно, что среди ископаемых очень мало подвижных грызунов, обезьян, а также летающих птиц. Зато очень много толстокожих, массивных животных. Например, громадных ленивцев, мамонтов, первобытных быков и оленей с непропорционально большими рогами.

О чем говорят эти факты? Бэр делает на этот счет философское заключение: вся история природы, считает он, является историей идущей вперед ПОБЕДЫ ДУХА НАД МАТЕРИЕЙ. Для него это и есть основная идея творения, и для достижения ее происходит полное исчезновение определенных особей и целых «рядов размножения» и возвышается «настоящее над подмостками необозримого прошедшего». Естествознание, утверждает ученый, неизбежно приводит к этой основной идее, стоит только возвыситься над рассмотрением деталей. Исследование материального мира в данном случае используется здесь только в качестве опоры. Иначе говоря, изучение природы не ведет к укреплению материалистических воззрений. С точки зрения Бэра, всё происходит с точностью до наоборот. То есть естественные науки в конечном итоге приводят нас к указанной идее, а потому естествознание ни в коей мере не может ослабить веру. Даже на примере развития цыпленка в яйце, замечает ученый, можно показать, что обмен вещество в нем стоит в зависимости от «более высокого приданого», которое яйцо получает от матери.

То же самое, по мнению Бэра, применимо и к индивидуальному развитию человека: здесь «имеет место постоянное преобразование материи на служение идущего вперед, но остающегося духа». И точно так же развивается вся история творения, направленная, в конечном итоге, на утверждение человеческого господства – господства в мире разумного существа.

Олег Носков

Площадь лесных пожаров в Сибири превысила миллион гектар. Это бедствие — как раковая опухоль: лучше обнаружить и подавить его на самой ранней стадии. Способна ли наука найти для этого эффективные решения?

«Перед ответом на этот вопрос стоит сделать две важные ремарки, — считает первый заместитель директора ИВТ СО РАН кандидат физико-математических наук А.В. Юрченко. — Во-первых, в последние десятилетия мы наблюдаем по всей Земле существенные климатические изменения с повышением глобальной среднегодовой температуры и изменением ее распределения по планете, с перераспределением воздушных и водных потоков, с ростом числа погодных и других природных аномалий, в том числе природных пожаров. Во-вторых, природные лесные пожары являются естественными инструментами для очистки территорий от старых, заросших и часто больных лесов, обновления поверхностного слоя почвы и насыщения ее продуктами горения, одним из лучших удобрений. Поэтому польза и вред лесных пожаров всегда рядом».

Тем не менее, события последних дней показывают несоизмеримость первого и второго. Уже нанесен не исчисленный пока ущерб — лесным и природным ресурсам, предприятиям и компаниям, коммуникациям, имуществу и здоровью людей. Чтобы справиться с пожаром минимальными усилиями, считают в ИВТ СО РАН, следует как можно раньше обнаружить его очаг, оценить масштаб и спрогнозировать распространение.

«Это три классических научных задачи, решаемые путем мониторинга, анализа и моделирования, — акцентировал А.В. Юрченко, — И в их решении у сибирских ученых наработан большой арсенал средств: от технологий получения и сбора информации, ее оперативной обработки и анализа, до методов компьютерного моделирования».

Мониторинг. Это ключевой инструмент. Мониторинг можно организовать с помощью наземных средств наблюдения, но, с учетом масштабов сибирских лесов, это весьма дорогостоящее мероприятие. Более эффективным является использование данных дистанционного зондирования Земли из космоса: территорию Сибири сканирует множество спутников с различной частотой съемки, с мульти-, гиперспектральными и радарными сенсорами со средним и высоким (вплоть до метрового) разрешением. Центры мониторинга в Новосибирске (ИВТ СО РАН, НИЦ «Планета»), Красноярске (ФИЦ КНЦ СО РАН), Барнауле (АлтГУ) получают и накапливают данные дистанционного зондирования с различных спутников, осуществляя их предварительную обработку.

Анализ. В ИВТ СО РАН, ИАиЭ СО РАН, ИГМ СО РАН, ФИЦ КНЦ СО РАН, АлтГУ и других организациях работают высококвалифицированные команды специалистов в области анализа изображений, в том числе, получаемых со спутников. Ими разработаны технологии обнаружения аномальных тепловых точек, источников и путей распространения аэрозолей в воздухе, проведены работы по их ретроспективному анализу на основе накопленных данных, покрывающих более чем десятилетний период.

Прогнозирование. В ФИЦ КНЦ СО РАН, ИВТ СО РАН, ТГУ созданы математические модели, методы и компьютерные алгоритмы для прогнозирования распространения пожаров, в том числе на основе проводимого ретроспективного анализа данных о пожарах прошлых лет.

Примером результатов научных исследований, которые можно и нужно применять для анализа пожарной обстановки больших территорий, являются разработанные в ИВТ СО РАН программные инструменты, позволившие исследовать пространственно-временное распределение термальных аномалий (термоточек) на территории Евразии.

Созданная в ИВТ СО РАН система позволяет осуществлять мониторинг пожарной обстановки в режиме реального времени. Так, в последнее время отчетливо наблюдается задымление территории Новосибирской области, которое зафиксировано на снимках, принимаемых с космических аппаратов TERRA и AQUA.

«Комбинирование имеющихся у сибирских ученых компетенций по мониторингу, анализу и прогнозированию развития лесных пожаров с возможностями МЧС Российской Федерации и Федерального агентства лесного хозяйства РФ может дать кумулятивный эффект в вопросе своевременного выявления лесных пожаров и формирования стратегии их предотвращения,— убежден А. Юрченко. — Осталось только найти сильную волю и желание. А средств для этого понадобится немного. Гораздо меньше, чем на ликвидацию последствий вовремя не остановленной стихии».

Исследования коллектива ученых из России, Украины и Эстонии подтвердили гипотезу о связи скифов с населением, жившим на территории Алтая и соседних регионов более двух тысяч лет назад. Об этом сообщил ТАСС заведующий межинститутской лабораторией молекулярной палеогенетики и палеогеномики Института Цитологии и генетики (ИЦиГ) СО РАН Александр Пилипенко. 

"Проблема происхождения и распространения скифской культуры, которая за довольно короткий период возникла и распространилась практически во всем степном поясе Евразии, от Алтая и даже Тувы до северного Причерноморья, обсуждается достаточно давно и в различных аспектах. Основной вопрос для Северного Причерноморья заключался в том, сопровождалось ли наступление скифской эпохи прибытием в регион нового населения из других районов Евразии, или в данном случае происходило лишь изменение культуры. В новом исследовании ученые показали, что внешнее генетическое влияние на население северного Причерноморья в скифскую эпоху все-таки было", - сказал Пилипенко.

Он отметил, что такая возможность в той или иной степени и раньше признавалось генетиками, но современный этап исследований характеризуется новыми технологиями и подходами.

"Авторы исследования провели анализ "полных" ядерных геномов, что дает больше генетической информации. Другая важная особенность работы - анализ разновременного населения одного и того же региона. Этот подход позволяет сравнивать группы, сменявшие друг друга на одной территории в различные эпохи и видеть появление новых генетически отличных групп населения", - добавил Пилипенко, уточнив, что основным наблюдением ученых стало то, что в скифское время в северном Причерноморье появляются генетические компоненты новые для региона, которые, вероятно, связаны генетически с древним населением Южной Сибири, а именно населением скифского времени Алтая и сопредельных регионов.

Врио директора Института археологии и этнографии СО РАН Андрей Кривошапкин сообщил ТАСС, что полиэтничный характер скифской культуры предполагался и ранее, но с большим фокусом на бассейн Днепра по происхождению.

"Роль других территорий не отвергалась, поэтому возможный восточный вектор происхождения скифского мира не неожиданен, если мы не рассматриваем его как исключительный, а как один из", - отметил Кривошапкин.

Казалось бы, страсти по поводу перевода новосибирской ТЭЦ-5 на бурый уголь улеглись. Руководство СГК доказало отсутствие тяжелых последствий для экологии от такого перехода, устроив на станции «день открытых дверей» и продемонстрировав реальные замеры выбросов. Об этом уже немало написано, как в местной, так и в федеральной прессе. Во всяком случае, по итогам отопительного сезона никаких серьезных опровержений насчет предоставленной информации не поступало.

Ученые СО РАН также не бьют особой тревоги по этому поводу. Последний момент для меня особо показателен. Надо сказать, что ученые Новосибирского Научного центра никогда не обходят стороной те вопросы, которые касаются экологических проблем. Если бы ситуация с бурым углем несла реальную угрозу жителям города (включая, конечно же, и жителей Академгородка), мы незамедлительно получили бы поток соответствующих сообщений. Даже если бы руководители отдельных академических институтов (по сугубо «политическим» причинам) предпочли отмолчаться, за дело взялась бы славная когорта обычных сотрудников, неравнодушных к проблеме. Однако и в кулуарных разговорах со специалистами также не проглядывается каких-то опасений. В отличие от «общественников», специалисты не воспринимают бурый уголь (да и уголь вообще) как какое-то абсолютное зло. Мало того, если взять наши научные разработки (например, разработки Института теплофизики СО РАН), то они нацелены как раз на создание современных технологий сжигания и переработки угля. Поэтому решение СГК, как ни странно, вселяет в некоторых разработчиков надежду на плодотворное сотрудничество как раз по этой теме.

К сожалению, позиция ученых представлена в общественных дискуссиях хуже всего. Мы хорошо знаем позицию руководства компании, позицию наших депутатов, позицию так называемых гражданских активистов. Наука же, как всегда, отодвигается куда-то на второй план. Какие проблемы создает данное обстоятельство? Всё очень просто: общественную повестку по вопросам развития энергетики начинают создавать люди, совершенно далекие от науки - к примеру, те же самые «общественники», чьи голоса обычно звучат громче всех.

В итоге общество проникается мыслью, будто главная задача новосибирского энергетического комплекса – оперативный переход на газ. Якобы именно таким путем идут в Европе, и нам, соответственно, также необходимо брать пример с развитых стран. Новосибирские ученые, кончено же, не согласны с такой прямолинейной трактовкой, но, как я уже сказал, их голоса практически не слышны за дружным хором «гражданских активистов» и солидарных с ними народных избранников.

Совсем недавно опять появились публикации, где «газовые» ориентиры обозначены как прямой путь решения проблем в сфере энергетики и экологии. Дескать, только перевод всех угольных станций на газ решит проблемы с загрязнением воздуха и сделает нашу генерацию современной.

В реальности (о чем мы уже говорили не раз) главная проблема новосибирской генерации не в том, что она угольная, а в том, что она УСТАРЕВШАЯ. И вид используемого топлива в данном случае не играет ключевой роли. Природный газ сам по себе не является признаком «современности», поскольку устаревшими могут быть и газовые станции. Показательным примером здесь, кстати, выступает система теплоснабжения Академгородка. Напомню, что территория Научного центра обеспечивается теплом за счет ГАЗОВЫХ тепловых станций, которых современными никак не назовешь. По словам специалистов, Академгородок вообще «сидит» на самой отсталой системе теплоснабжения. Убедиться в этом может теперь любой житель Академгородка. Так, совсем недавно появилась информация о том, что главный поставщик тепла – ФГУП «УЭВ» - оказался должником, из-за чего на территории Научного центра начались проблемы с горячим водоснабжением. Надо ли говорить, что коммунальные проблемы для столь примечательного места чреваты репутационными потерями? Как можно создать центр инновационных технологий на таком неприглядном фоне? Ведь по-хорошему, именно Академгородок должен стать тем местом, где проходят «обкатку» все новейшие разработки. На деле же мы видим, как раз обратное, что не может не настораживать.

И тем не менее, сложившиеся условия дают сейчас серьезный шанс решить проблему по-современному, подняв тем самым престиж Научного центра. Во многом всё будет зависеть от того, насколько взвешенными и научно обоснованными окажутся предложенные технические решения. И здесь, разумеется, многое будет определяться позицией ученых, их способностью задавать повестку и обосновывать правильные проекты. Оставлять развитие ситуации за общественниками, депутатами, чиновниками и участниками энергетического рынка – значит пойти по второму кругу, не продвинувшись вперед. Год назад в руководстве СГК уже озвучивался проект, согласно которому Академгородок должен был получать тепло от ТЭЦ-5, для чего планировалось проложить многокилометровую трубу. Потери тепла, по оценкам ученых, оказались бы колоссальными (что незамедлительно отразилось бы и на цене услуги).

К счастью, недавно от этого проекта отказались. Но сама проблема, как мы понимаем, не решилась. Если голоса ученых снова затеряются в хоре депутатов и «общественников», нас опять поставят перед назойливой дилеммой: «газ или уголь?». И совсем непонятно, какую позицию займут в региональном руководстве и в федеральном правительстве, какие проекты получат государственную поддержку. Наконец, не ясно, как это все отразится на позиции энергетических компаний. Дилемма: «газ или уголь?» еще не заключает в себе каких-либо инновационных альтернатив. Это всего лишь выбор определенных лоббистских групп.

Полагаю, что общественное мнение необходимо склонять к подлинно инновационным решениям. А это, как я уже сказал, не связано напрямую с выбором какого-то вида топлива. Инновации касаются технологий использования энергоресурсов. Допустим, если мы говорим о модернизации газовых котельных, то впору говорить о переводе их в режим комбинированной выработки тепла и электроэнергии. То есть обычное сжигание газа не может восприниматься как «прогресс». Настоящий прогресс должен заключаться в эффективности использования этого топлива. Следовательно, все проекты перевода газовых котельных в режим когенерации должны получить государственную поддержку. Именно на этом и должно быть сосредоточено внимание общественности.

То же самое касается и сжигания угля. Здесь должны освещаться именно передовые технические решения, и нашим ученым необходимо формировать у «общественников» и депутатов понимание подобных вещей. Соответственно, если речь заходит об угольных станциях, то на первый план выходит отнюдь не вопрос о том, когда они будут переведены на газ, а о том, какая технология сжигания здесь используется, как решается вопрос с очисткой выбросов, как утилизируются золошлаковые отходы? Никакой «общественник» не задаст обсуждения в указанном русле. Это по силам только специалистам, представителям науки.

Не секрет, что нашим ученым есть что предложить на этот счет. И, собственно, именно от них зависит модернизация нашей энергетической отрасли. Но, подчеркиваю, без активного (именно активного) участия представителей науки в разгорающихся общественных дискуссиях все их разработки так и пройдут незамеченными. Бурные общественные дебаты как раз дают хороший повод для обсуждения передовых идей и разработок, продвижению которых очень сильно содействует общественный резонанс. Бессмысленно в такой ситуации ограничиваться отдельными комментариями некоторым СМИ (тем более что журналист высветит любой комментарий так, как выгодно редакции). Необходимо самостоятельно формировать повестку, выходя к общественности со своими предложениями или с оценкой текущей ситуации. Для чего есть смысл самим инициировать общественные мероприятия и создавать информационные поводы для СМИ. В противном случае (как это уже было неоднократно) решения будут приняты без согласия с академическим сообществом.

Принципиально то, что в отношении того же бурого угля у наших разработчиков имеются вполне конкретные предложения, и они уже обсуждаются с руководством СГК (о чем мы еще сообщим). Но для их воплощения в жизнь крайне необходима поддержка общественного мнения. Никакие СМИ, никакие «общественники», никакие депутаты сами по себе не склонны играть роль пропагандистов инноваций. Склонить людей на свою сторону, увлечь их прогрессивными проектами – это задача самих ученых.

Андрей Колосов

Сибирские ученые разработали универсальную платформу с использованием генетически кодируемых биосенсоров, которая позволит изучать механизмы возникновения различных патологий в режиме реального времени на клеточных линиях человека. В перспективе это пригодится в поиске терапии для широкого спектра заболеваний, в том числе тех, которые на сегодняшний день считаются неизлечимыми. Статья об этом опубликована в журнале Biochemistry (Moscow).

«Для моделирования различных патологических состояний используются индуцированные плюрипотентные стволовые клетки (ИПСК), — комментирует аспирантка лаборатории эпигенетики развития ФИЦ “Институт цитологии и генетики СО РАН” Елизавета Ивановна Устьянцева. — Фактически это аналоги эмбриональных стволовых клеток, только полученные искусственным путем. Главная особенность ИПСК — их плюрипотентность, то есть способность образовывать все типы клеток живого организма. Мы можем в условиях лаборатории заставить клетки вспомнить исходное состояние (как в эмбрионе), когда они еще не дифференцировались, то есть не выбрали определенную функцию в организме. Чтобы перепрограммировать клетки, необходимы специфические методы по активации в них спящих генов».

Ученые по всему миру создают ИПСК в лабораториях, но до сих пор не было разработано общепринятых стратегий их использования для биомедицинских задач. Основной сложностью работы с клеточными моделями остается поиск подходящего метода для измерения степени выраженности того или иного патологического процесса.

Для мониторинга внутриклеточных процессов и активности ферментов в режиме реального времени новосибирские биологи предложили использовать генетически кодируемые биосенсоры. «Они представляют собой специфические молекулы, в нашем случае флуоресцентные, которые под действием тех или иных стимулов меняют свои свойства. Активируя биосенсоры в больных и здоровых клетках, мы можем смотреть, по каким параметрам они отличаются», — говорит Елизавета Устьянцева.

Биосенсоры встраиваются в геном клеток с помощью технологии геномного редактирования CRISPR/Cas9. «Раньше сенсоры помещались в клетки случайным образом, и была велика вероятность того, что работа генома могла нарушиться и исказить результаты исследования. Новый подход не влияет на функционирование клетки и на интерпретацию результатов, поскольку последовательность биосенсора прицельно встраивается в нужное, самое безопасное место генома», — поясняет Елизавета Устьянцева.

Задача ученых — оценить влияние определенных молекул на развитие заболевания. В частности, в своей статье они рассматривают патологические процессы, связанные с боковым амиотрофическим склерозом (БАС). 

Исследования проводятся на двух клеточных линиях: полученной от пациента с мутацией, приводящей к развитию БАС, и здоровой — контрольной. «На основе этих линий ИПСК (в процессе репрограммирования их получается несколько) мы создали панель из пяти “больных” и пяти “здоровых” трансгенных клеточных линий, которые имеют один источник, но отличаются последовательностью биосенсора, встроенного в геном», — рассказывает исследовательница.

Биосенсоры позволяют наблюдать за процессами, характерными для нейродегенерации: окислительным стрессом (степень его выраженности может быть оценена косвенно через определение уровня содержания в цитоплазме перекиси водорода — промежуточного продукта в реакциях утилизации активных форм кислорода), апоптозом (степень его выраженности определяется активностью одной из эффекторных каспаз 3 — фермента, играющего ключевую роль в процессе программируемой клеточной гибели), а также стрессом эндоплазматического ретикулума (ЭПР) (этот процесс запускается в ответ на накопление патологических белков в клетке). «Мы надеемся, что метод позволит нам увидеть достаточно четкую разницу между больными и здоровыми клетками и удостовериться в том, что модель заболевания, которую мы создали на основе ИПСК, действительно подходит для изучения БАС», — говорит Елизавета Устьянцева.

Поскольку патологические механизмы, лежащие в основе различных нейродегенеративных заболеваний, во многом схожи, и те же самые процессы (окислительный стресс, стресс ЭПР, гибель клеток посредством апоптоза) наблюдаются и при других заболеваниях, платформу можно также использовать для поиска лекарств от спинальной мышечной атрофии, болезней Паркинсона, Альцгеймера, Гентингтона и прочих. Исследования проводятся на стволовых клетках, выделенных из периферической крови людей, поэтому в качестве посредников может выступать широкий пул медицинских центров, проводящих диагностику: предоставлять материал для получения ИПСК с генотипом пациента (с его обязательного информированного согласия). Процедура забора крови знакома людям и обычно не вызывает дискомфорта.

«В будущем такую систему можно применять для тестирования потенциальных лекарств, — отмечает Елизавета Устьянцева. — Мы имеем клетки, которые расположены в разных лунках. Таких лунок можно нарастить сотни, и в каждую капать какое-то действующее вещество и проводить массовый скрининг — смотреть, как изменились сигналы, получаемые от биосенсоров. Это поможет значительно сократить процесс поиска и отбора препаратов, направленных на лечение определенных заболеваний».

Исследовательница подчеркивает, что концепцию в перспективе можно развивать в более широких масштабах — использовать не только для мониторинга нейродегенеративных, но и других типов недугов, к примеру кардиологических, поскольку биосенсоры активно разрабатываются для широкого круга клеточных процессов.

В данный момент ученые готовят эксперимент по индукции образования в клетках активных форм кислорода, чтобы проверить, как клетки реагируют на этот параметр. «Мы уже владеем методикой направленной дифференцировки стволовых клеток in vitro в моторные нейроны — тип клеток, которые гибнут при БАС. В рамках нового эксперимента мы планируем активировать биосенсоры в больных и здоровых клетках и сравнить, насколько сильно они реагируют на повышение концентрации активных форм кислорода. Это позволит узнать, отличаются ли показатели в моторных нейронах в стандартных условиях и в условиях стресса — при искусственно индуцированной болезни», — комментирует Елизавета Устьянцева.
 
Юлия Клюшникова

Иллюстрация предоставлена Елизаветой Устьянцевой
 

Мы уже неоднократно писали о работе селекционеров Центрального сибирского ботанического сада СО РАН, занимающихся интродукцией нетрадиционных овощных культур для функционального питания. Напомним, что благодаря их усилиям в Сибири появились свои районированные сорта таких теплолюбивых экзотов, как вигна, момордика, кивано и бенинказа. Очень популярные в Китае и в странах Юго-Восточной Азии, эти виды овощей совсем недавно получили «прописку» и в нашем регионе.

Сразу скажу, что работа наших селекционеров на этом поприще – важная и нужная. Абсолютно нет никаких сомнений, что всё это имеет серьезное социальное значение. Вопрос лишь в том, насколько известны сибирякам результаты проделанной селекционной работы? И главное – станут ли перечисленные экзоты столь же популярными и распространенными в наших краях, как томаты, огурцы или баклажаны? Сами ученые, как известно, рассчитывают на то, что указанные нетрадиционные культуры окажутся на столе сибиряков, серьезно относящихся к своему здоровью. Если следовать примеру Китая, то жители этой страны с пожилого возраста начинают активно налегать на овощи, отличающиеся особо полезными свойствами (так, китайцы уверены, что свежие плоды кивано, и особенно сок, положительно сказываются на долголетии). В каком-то смысле Поднебесная дает нам наглядный пример функционального питания. Поэтому далеко не случайно, что наши ученые заинтересовались как раз теми овощами, которые широко представлены в рационе простых китайцев.

По мнению старшего научного сотрудника ЦСБС СО РАН Юрия Фотева, китайский пример весьма показателен для россиян. Изменение рациона в соответствии с возрастом, когда с годами человек намеренно ориентируется на самую здоровую еду, способен частично компенсировать недостатки национального здравоохранения. В любом случае для пожилых людей будет намного предпочтительнее рассматривать еду как лекарство, чем прочно «подсаживаться» на таблетки (что в наше время происходит сплошь и рядом, причем, затрагивая даже людей в зрелом возрасте). Например, момордика способствует нормализации кровяного давления и нормализации сахара в крови. Учитывая, какое значение в наше время приобретает профилактика сахарного диабета и сердечно-сосудистых заболеваний, использование в рационе таких овощей могло бы сыграть важную роль в улучшении здоровья нации. По-хорошему, государство могло бы сыграть роль популяризатора данной темы, осуществляя при этом материальную поддержку фермеров, взявшихся за выращивание полезных экзотов. За примерами здесь далеко ходить не нужно. Достаточно посмотреть на тот же Китай, где несколько лет назад благодаря государственной поддержке крестьяне стали активно культивировать жимолость ввиду ее целебных свойств.

К сожалению, в нашей стране рассчитывать на такую поддержку пока что преждевременно. Отсюда у нас нет уверенности в том, что российские фермеры обратятся к отечественным селекционным достижениям в этой области. Массового спроса на экзоты пока еще нет. Соответственно, семеноводы также не спешат начинать массовый выпуск семян районированных сортов вигны, момордики, кивано и бенинказы. В таких случаях ничего другого не остается, как задействовать «дачный резерв», то есть начать популяризацию нетрадиционных культур среди садоводов-любителей. Как мы знаем, в случае с традиционными овощными культурами это дает положительный результат. Многие новинки от селекционеров первым делом попадают на дачные участки. И как мы уже неоднократно писали, селекция овощей в Сибири изначально ориентируется как раз на садоводов-любителей. Именно с их стороны формируется основной спрос на семена новых сортов.

В свете сказанного популяризация овощных экзотов среди дачников напрашивается сама собой. И такие шаги в этом направлении уже делаются. Но вот подходит ли для таких целей выбранная маркетинговая стратегия – пропагандировать достоинства нетрадиционных растений исключительно в контексте функционального питания?

Говоря о популяризации овощных культур, необходимо четко понимать, что в данном случае мы имеем дело с двумя разными целевыми аудиториями. Одно дело, когда вы пропагандируете экзоты среди тех, кто покупает продукты на рынках и в супермаркетах. Другое дело, когда вы выходите на аудиторию дачников, то есть людей, занимающихся самостоятельным выращиванием овощей для личного потребления. В первом случае перенос акцента на целебные свойства вполне оправдан. Точно так же вполне уместной может стать соответствующая маркировка продукта (по аналогии с FOSHU). К этой теме есть смысл подключать фермеров, ориентированных на производство экологически чистой продукции. Учитывая, что во всем мире сегодня растет мода на здоровый образ жизни, появление на прилавках новых продуктов, отвечающих современным веяниям, будет совпадать с растущим спросом.  

Но, как я сказал, дачники – совсем другая аудитория. Опыт показывает, что тема функционального питания не является для них приоритетной при выборе той или иной культуры для возделывания. Разумеется, среди садоводов-любителей есть увлеченные экспериментаторы, которых привлекают овощные экзоты сами по себе. Но эти одиночки погоды не делают. В целом среднестатистический российский дачник рассматривает выращиваемые овощи главным образом как еду. Полезные свойства принимаются, так сказать, по умолчанию. Однако если возделываемая культура не пришлась по вкусу (в прямом смысле), на нее наш любитель вряд ли будет тратить время и отводить под нее клочок земли, даже если это растение содержит какой-то уникальный и особо ценный состав полезных микроэлементов.

В этой связи становится понятным, почему овощные экзоты так медленно распространяются среди любителей, несмотря на то, что многие из нас наслышаны об их полезных свойствах (той же вигны или момордики). Подчеркиваю, для дачников в приоритете – именно еда. К примеру, многие из них до сих пор выращивают на своих участках лук, чеснок, морковь, свеклу. Думаю, никто не будет оспаривать полезные свойства этих культур. Однако возделываются они с таким старанием только потому, что давно вошли в наш рацион и без них невозможно представить большинство самых обычных блюд. Люди, конечно, знают, что лук или морковь очень полезны, но используют их в кулинарии отнюдь не ради пользы, а исключительно ради вкуса.

Сказанное справедливо и для таких распространенных овощей, как огурцы и томаты. Так, традиционные заготовки на зиму неизменно включают в себя соленья и маринады из этих овощей. Это давно уже стало частью нашего сибирского стола. Даже больше – атрибутом нашей «зимней» кухни. И наоборот, отказ от возделывания той или иной культуры напрямую связан с «выпадением» её из рациона. Так, когда-то сибирские крестьяне высаживали, наряду с огурцами, еще и арбузы (маленькие сибирские арбузы – для тех, кто не помнит). Их также заготавливали впрок, употребляя зимой в солено-моченом виде. Это была такая сибирская экзотика, неведомая южанам. Однако с определенных пор соленые арбузы стали восприниматься как что-то несусветное, не отвечающее вкусу городских жителей. В результате любительское выращивание арбузов из обычной крестьянской рутины (как это до сих пор происходит с огурцами, луком, картофелем и корнеплодами) стало занятием для продвинутых дачников, стремящихся добиться результатов «как на юге». То есть арбузы не рассматриваются теперь (по аналогии с теми же огурцами) как сырье для необходимых зимних заготовок. Теперь это просто «развлечение», которое скрашивает жизнь, но не воспринимается как жизненная необходимость.

Показательная эволюция произошла с репой и картофелем. Репа, как мы знаем, культивировалась русскими крестьянами с давних пор и была неизменным компонентом простонародной кухни. Затем всё поменялось. Нынешнее молодое поколение россиян репу не видело и в глаза, зато картофель с определенных пор считается у нас «вторым хлебом». Самое интересное, что в некоторых блюдах он стал заменой этому традиционному корнеплоду, хотя когда-то картофель был таким же экзотическим «заморским» продуктом, подобно упоминавшимся китайским овощам. Судя по всему, успех картофеля в немало степени связан с его «простотой в обращении» - как с точки зрения агротехники, так и с точки зрения приготовления пищи. Не говоря уже об урожайности.

Есть ли у овощных экзотов шанс осуществить такую же эволюцию? Безусловно, есть, но при одном условии – если они способны составить конкуренцию традиционным культурам на нашем столе. В дачном и подсобном хозяйстве по-другому не бывает – здесь одно произрастает за счет другого. Выделяя грядку под овощные экзоты, вы обязательно сокращаете объемы других культур (поскольку ваш участок и ваш погреб не резиновые). Подчеркиваю, полезные свойства нетрадиционных овощей огромной роли в этом деле не сыграют. Сможет ли, например, кивано сравняться с обычным огурцом? Это во многом будет зависеть от того, сумеют ли наши кулинары предложить определенное количество очень привлекательных блюд, где кивано обычным огурцом не заменишь. Лично я пока таких блюд не знаю. Поэтому вопрос с китайским огурцом остается для меня открытым.

Больше всего шансов, на мой взгляд, у бенинказы, способной потеснить обычную тыкву, а также достаточно популярные у дачников кабачки и патиссоны. В гастрономическом отношении восковая тыква ничуть не уступает своим соперникам, но при этом у нее есть одно весомое преимущество – способность без снижения качества храниться в течение всего года при обычной комнатной температуре. То есть вы можете заполнить плодами целый контейнер прямо на кухне или найти для них место в кладовке. При необходимости – поместить плоды в ящик комода! Дачники нередко точно таким же образом хранят в своих квартирах кабачки, но недолго – от силы месяц-полтора. Бенинказа же в состоянии храниться от сезона до сезона. По крайней мере – с осени до лета, что уже немаловажно. Так что совсем нельзя исключать, что когда-нибудь эта экзотическая (пока еще) культура перейдет в категорию нашего «второго хлеба», даже потеснив картофель (для которого обязательно нужен холодный погреб). Кстати, во время дня открытых дверей в ЦСБС СО РАН гости (по словам очевидцев) съели почти 40 килограммов бенинказы (намного больше, чем других овощей). Иначе говоря, блюда из восковой тыквы оказались нашим людям по вкусу.  Всё остальное, как говорится, – вопрос техники.

Олег Носков

Министерство науки и высшего образования РФ рассматривает возможность введения ученой степени Doctor of Philosophy (PhD) в качестве дополнения к уже действующей системе степеней. Об этом на образовательном интенсиве "Остров 10-22" в Сколковском институте науки и технологий сказал министр науки и высшего образования РФ Михаил Котюков.

"Ведется обсуждение, но не вместо [действующих в РФ ученых степеней], а в дополнение. То есть оставить нашу традиционную систему и может быть ввести возможность степени PhD, которая в большей степени учитывает управленческие и организаторские компетенции в науке", - сказал Котюков, отвечая на вопрос из зала на встрече с участниками интенсива.

Образовательный интенсив "Остров 10-22", работа которого началась 10 июля в Сколтехе, организован Министерством науки и высшего образования, Университетом "20.35", АНО "Платформа НТИ", Агентством стратегических инициатив, фондом "Сколково", РВК, АНО "Цифровая экономика" и EdCrunch.

Цель интенсива - активное вовлечение российских вузов в процессы трансформации системы образования, обеспечивающих технологический прорыв. В интенсиве принимают участие 100 университетских команд во главе с ректорами вузов из 72 регионов страны, команды потенциальных НОЦ, предприниматели, ученые и представители органов власти.

Профессор НГУ, сотрудник Института истории СО РАН Михаил Шиловский известен своими книгами по истории дореволюционной Сибири и Гражданской войны. Совсем недавно новосибирское издательство «Параллель» выпустило тираж очередной его работы – «Томский погром 20–22 октября 1905 года». Мы попросили автора рассказать, что нового узнают ее читатели и какие уроки томской трагедии актуальны по сей день.

– Михаил Викторович, чем Ваша работа отличается от предыдущих исследований этого события?

– Начнем с того, что предыдущих исследований, специально посвященных Томскому погрому, практически не было. Обычно его рассматривали как одно из схожих событий. А ведь он обладал рядом особенностей. Начать с того, что большинство погромов того времени имели выраженный национальный характер, были направлены против еврейской диаспоры, которая у погромщиков ассоциировалась с революционным движением. Но в Томске евреев почти не было, а погром вышел одним из самых жестоких по количеству жертв. Кроме того, традиционно считалось, что эти события были инспирированы губернским руководством как некий ответ на революционную активность части населения. Мне удалось найти в архивах большое количество ранее не изученных документов, посвященных этим событиям, позволивших взглянуть на них немного иначе.

– Много времени ушло на эту работу?

– Заниматься этой темой я начал еще со студенческой скамьи, года с 1967-го. Тогда гуманитарный факультет в НГУ только начинал свою работу, своей библиотеки у него фактически не было и мне пришлось ехать в Томск и там искать литературу по теме своей курсовой работы. Там мне и попалась на глаза мемориальная доска на здании, где до революции располагалось управление железной дороги. Событие неординарное, меня оно тоже заинтересовало. И какую-то первичную информацию о нем я собрал в книгах по Первой российской революции, изданных к тому времени. И тогда же возникли вопросы, о которых я говорил выше, развернутых ответов в книгах я не нашел. В результате, как принято говорить, Томский погром вошел в область моих научных интересов. Ну и далее, по мере изучения документов той эпохи, у меня стала складываться своя картина, которую я и описал в своей книге.

– Что же произошло в Томске, по Вашей версии?

– Там произошла цепь взаимосвязанных событий, начало которой положило то, что новый губернатор Азанчевский-Азанчеев, назначенный на должность в 1905 году, не смог наладить контакт ни с местными элитами, ни с населением и фактически плохо контролировал вообще происходящее в губернии. Тем временем, томские железнодорожники активно включились во всероссийскую стачку, часть горожан, прежде всего, студенты – их поддерживала. Но было и много недовольных, причем по причинам совсем не политическим. Железная дорога «кормила» многих томичей – извозчиков, торговцев и т.п., которые на время стачки, против своего желания, остались без работы. А это были тысячи людей, к ним примкнули и те, кто, в принципе, считал бастующих опасными смутьянами, таких среди горожан тоже было немало. И вот, 20 октября 1905 года эти люди выходят на антиреволюционную патриотическую манифестацию, их благословляет епископ Макарий. Это была массовая, но поначалу довольно мирная акция. Но дальше произошла цепь событий, которая резко обострила ситуацию. Во-первых, участники крестного хода столкнулись с сформированной накануне в основном из студентов городской милицией, которую депутаты городской Думы вооружили револьверами. Студенты, повторю, поддерживали октябрьскую стачку и потому решили остановить шествие ее противников. Причем, в силу горячности и отсутствия опыта, сразу стали действовать неправильно, открыв стрельбу в воздух из оружия. Манифестация сначала остановилась, но потом стало очевидным ее численное превосходство: несколько тысяч взрослых мужчин против шести десятков молодых людей. И они двинулись вперед, причем, изначально мирная демонстрация, в результате такого необоснованного (по мнению ее участников) противодействия стала превращаться в агрессивную толпу. Милиционеры, поняв, что дело плохо, попытались скрыться в здании управления железной дороги. Толпа двинулась вслед за ними.

А там в тот день выдавали зарплату железнодорожникам. Это подлило масла в огонь: люди, лишившиеся доходов из-за стачки, увидели, что ее участники, напротив, исправно получают свое жалование. Дальше события шли только по нарастающей.

Толпа пыталась прорваться в здание и забрасывала его камнями, милиция стреляла в ответ из окон. К месту событий выдвинулись солдаты из расположенного рядом военного городка, но попав под огонь милиционеров, они, по сути, примкнули к погромщикам, начав ответную стрельбу. А уже затем здание подожгли, в пожаре погибло большинство жертв того дня. Всего речь идет о многих десятках человек. Какова же роль губернатора в этой трагедии? Было бы неправильно обвинять его в организации погрома, но он, безусловно, произошел при попустительстве местных властей. Губернатор и его окружение утратили контроль над ситуацией, и на следующий день беспорядки продолжились, их участники начали громить магазины, ловить «революционеров», зазвучали первые антисемитские призывы. И только к 23 октября начальнику гарнизона генерал-майору Ризенкампфу и советнику губернского правления барону А. Л. Бруннову удалось уговорить губернатора отдать приказ военным на решительные действия против погромщиков. После этого порядок на улицах установился в течение нескольких часов. Получается, что у местной власти было достаточно ресурсов для предотвращения трагедии, но не хватило политической воли и умения управлять ситуацией.

– Казалось бы мы говорим о событиях более, чем столетней давности. Но трагедия в Одессе 2 мая 2014 года выглядит очень похожей на томские события. Вы так не считаете?

– Согласен, у этих двух трагедий много общего. Скажу больше, нет никаких гарантий того, что при возникновении социально-политического кризиса в нашей стране, эти события не повторятся вновь в каком-нибудь российском городе. Видимо, наше общество не так уж сильно изменилось за прошедшее время.

– Исходя из уроков Томского погрома, политика властей способна предотвратить подобный сценарий?

– Очевидно, что власть рассматривает разные варианты и готовится к ним, это видно по созданию Росгвардии и ряду других мер по усилению т.н. «силового блока».

– Но в Томске в 1905 году тоже были и полиция, и милиция, и войсковой гарнизон, но их участие в событиях во многом имело обратный эффект.

– Правильно.

Потому что для предотвращения подобных трагедий важнее механизмы управления общественными настроениями, диалога с населением, которые позволяют разрешить проблему до того, как она разовьется в открытый конфликт. И, скажем честно, в этом направлении и сейчас делается меньше, чем в области модернизации силовых ведомств. Поэтому выводы из событий в Томске в 1905 году актуальны до сих пор.

– Традиционный вопрос – над чем работаете сейчас?

– Сейчас вместе с коллегами по институтскому сектору мы завершаем многолетнюю работу над Общественно-политическим словарём Сибири конца XIX - начала XX века. Его выход из печати ожидается осенью этого года. Это очень интересный проект и хорошая возможность напомнить людям о некоторых выдающихся сибирских деятелях, незаслуженно забытых.

Сергей Исаев

Продолжаем публиковать материалы в преддверии очередного «Технопрома», посвященные его главным темам. В последние годы на форуме регулярно звучит тема освоения Арктики. Не станет исключением и «Технопром-2019», скорее, наоборот, арктическая тематика будет представлена на нем еще шире.

Откуда же такой интерес к северной границе нашей страны и прилегающей к ней территориям. В общих чертах ответ известен: климатические изменения делают Северный морской путь более удобным, а арктические месторождения – более привлекательными с точки зрения разработки. Но «кладовые Арктики» - это не только нефтегазовые месторождения шельфа (хотя, конечно, их рассматривают в первую очередь), в них содержится немало других «полезностей», о некоторых – ниже.

Всего на сегодня известно 107 действующих месторождений в арктической зоне. Добыча ведется лишь в сорока из них, остальные месторождения пока находятся в разведке и готовятся к освоению. Надо учитывать, что это цифры по Арктике вообще, а на российский сектор приходится 42 из них (разрабатываемых и перспективных). Что, однако, делает нашу страну крупнейшим «акционером» среди арктических игроков.

Значительная их часть сосредоточена на Кольском полуострове (собственно, именно месторождения, а не базы ВМФ являются главным обоснованием стратегического значения этого региона для России и ее обороноспособности). Здешние богатые месторождения меди и никеля десятилетиями обеспечивают этими металлами предприятия ОПК. А не так давно на Кольском полуострове нашли еще и запасы алмазов.

Восточнее лежит Печорский угольный бассейн, который обеспечил топливом пароходы Северного морского пути. Воркутинские шахты и сейчас дают достаточно качественный уголь. Но это не единственное угольное месторождение российской Арктики. Уголь на Таймыре находила еще экспедиция Колчака. А уже в нашем веке, на этом же полуострове открыли уникальное Сырадасайское месторождение каменных коксующихся углей с запасами 5,7 миллиарда тонн.

Кто-то скажет, что уголь – сырье прошлых технологических укладов, ныне совсем не такое ценное. Да, пароходы сменили суда с совсем другим типом двигателя, но уголь по-прежнему остается востребованным нашей цивилизацией. Развитие новых энергетических технологий, углехимии, создание композитных материалов на его основе и прочие инновации дают основания экспертам говорить о «второй угольной волне». И если в процентах рост спроса на «черное золото» выглядит пока не солидно, какие-то 0,8 % в год, то в абсолютных цифрах это уже больше 10 млн. тонн. Роста спроса, причем, ежегодно. А с развитием Северного морского пути (которое является обязательным условием для нового этапа освоения арктических территорий) уголь Сырадасая будет более доступным, чем продукция шахт Кузбасса (чьи темпы ограничивает пропускная способность Транссиба). И неудивительно, что в освоение северных месторождений готовы вкладываться крупные корпорации, не опасаясь повторения истории со Штокманом.

Арктика также богата месторождениями металлов: Павловское месторождение свинцово-цинковых руд на Новой Земле, медно-никелевое на Таймыре, несколько оловорудных в Якутии и Чукотке. Это все стратегически важное сырье для современных производств.

Ну и, конечно, когда мы говорим об Арктике мы помним, что здесь расположены крупнейшие российские месторождения золота, платины и алмазов. И, в связи с этим, хотелось бы напомнить историю про Попигайское месторождение.

В 1971 году выдающийся советский геолог Виктор Людвигович Масайтис исследовал Попигайскую кольцевую структуру и выяснил, что она является метеоритным кратером. Он же нашёл в его пределах то, что сейчас называется метеоритными, то есть ударными, алмазами (в этом месте на землю рухнул крупный метеорит и энергия взрыва превратила часть местных залежей графита в алмазы). С ювелирной точки зрения ценность их невелика, в силу маленьких размеров отдельных кристаллов. Иное дело, с технической: обнаружено, что абразивная способность попигайских алмазов в два раза больше, чем у обычных алмазов.  А еще их там много: в кратере содержание минералов составляет до 100 каратов на тонну, а их общий подсчитанный объём составляет 147 миллиардов карат. Таким образом, ресурсы одного Попигайского месторождения способны удовлетворить потребности мировой экономики в технических алмазах не на одно столетие.

Правда, перед этим их надо добыть, обработать и все это по такой себестоимости, чтобы они смогли конкурировать с синтетическими аналогами, ставку на которые в последние годы делает Китай. Решить эту задачу без науки не получится.

Схожая ситуация и с другими месторождениями. Да, сегодня (опять-таки благодаря многолетней работе геологических экспедиций) мы примерно знаем, где и что лежит. Но надо еще суметь это извлечь (причем, без существенного ущерба окружающей среде, о чем разговор отдельный), затем превратить породу в сырье и доставить его предприятиям, так, чтобы себестоимость этих процессов не превысила рыночные цены на тот или иной металл. Надо обеспечить транспортную связь районов добычи с остальной страной и приемлемые условия жизни для тех, кто ее ведет. И еще много чего надо сделать. Не зря, многие открытые еще в советские времена месторождения оставались законсервированными до «лучших времен».

С другой стороны, страна вела работы по освоению Арктики еще с позапрошлого века, был накоплен огромный опыт жизни и работы в этих условиях. Причем, опыт уникальный, которым не обладает ни одна страна в мире. Например, мы единственная страна, в которой построены крупные города за Полярным кругом и именно Россия располагает самым крупным ледокольным флотом в мире.

Еще одно наше конкурентное преимущество – массив знаний об Арктике, накопленный институтами СО РАН. Равного ему нет в мире ни у кого. Эта информация вместе с учеными, которые могут с ней работать способны решить большинство задач, встающих при освоении Арктики. Причем, речь идет не только о российском ее секторе.

Мы живем в эпоху, когда государственные границы становятся все более условной преградой для крупного бизнеса. Доминировать в разделе «арктического пирога» будут не те, кто поставил больше сторожевых вышек на побережье, а те, кто лучше подготовился технически. И пока одни будут раскачиваться, другие стремительно сокращают имеющийся у лидеров «гандикап». Китай, не имеющий ни одного километра арктической территории, не скрывает свой интерес к этой части планеты. Европейский бизнес тоже готов вкладываться в проекты ее освоения, по понятным причинам, прежде всего – в скандинавские. Ну а Канада и США – давние «игроки» на этом «поле». Так что, «долго запрягать» для нас становится непозволительной роскошью. Собственно, это же декларирует и руководство страны. Насколько удалось пройти от деклараций к конкретным мерам, увидим. Хочется надеяться, что, в том числе, и на очередном «Технопроме». А арктическая тема одними месторождениями не исчерпывается, и мы ее обязательно продолжим.

Сергей Исаев