Российская академия наук отмечает 175-летие со дня рождения президента Российской академии наук Александра Карпинского. Он был первым в послереволюционное время главой академии (возглавлял ее с 1917-го по 1936 годы) и первым, кто занял этот пост в результате выборов. На заседании Президиума РАН с докладами о жизни и деятельности ученого, многие научные труды которого и поныне не потеряли актуальности, выступили генеральный директор Всероссийского научно-исследовательского геологического института им. А.П. Карпинского член-корреспондент РАН Олег Петров и главный научный сотрудник сектора истории РАН и научных учреждений Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, доктор исторических наук Владимир Соболев.

Открывая заседание, президент РАН Александр Сергеев отметил: «Александр Петрович долгие годы проработал на этом посту. Это был сложнейший и очень интересный период становления Академии наук как организации с большим числом институтов в своем составе. Этот функционал, которым мы гордимся, который был у Академии наук до 2013 года, складывался как раз в то время». Глава РАН подчеркнул, что А. Карпинский был первым демократически избранным главой Академии наук, а время его президентства совпало с годами революции, гражданской войны, потрясений во всех сферах российской жизни.

О. Петров напомнил, что Александр Петрович был «отцом русской геологии» - его именем названы город в Свердловской области, вулкан на острове Парамушир (Курильские острова), гора на Северном Урале, залив у полуострова Таймыр, бухта на берегу Тихого океана, ледник на Новой Земле, минерал карпинскийт - сложный силикат, Геологический музей АН СССР и улица в Санкт-Петербурге.

А. Карпинский родился 26 декабря 1846 года (7 января 1847 года по новому стилю) в поселке Турьинские Рудники Екатеринбургского уезда Пермской губернии в семье горного инженера (сегодня это город Краснотурьинск Свердловской области). Кстати, спустя всего 12 лет в этом же поселке родился будущий изобретатель радио Александр Попов. А дома, в которых провели детство эти два выдающихся человека, стояли рядом друг с другом.

Мальчик получил домашнее образование, а в 1857 году после смерти отца был определен на учебу в Петербургский горный корпус, который позже был преобразован в Горный институт и который А. Карпинский окончил с золотой медалью и в чине поручика. На Урале молодой горный инженер начал самостоятельно заниматься научно-исследовательской работой.

В 1868 году А. Карпинского вызвали в Санкт-Петербург для преподавательской работы в Петербургском горном институте. В 1877-м он был избран профессором кафедры геологии, геогнозии и рудных месторождений института, где читал лекции по исторической геологии, петрографии и рудным месторождениям. Карпинский быстро стал одним из лидеров наук о Земле. В 1885 году он занял пост директора Горного института, которым руководил в течение 18 лет.

Александр Петрович был главным редактором 10-верстной Геологической карты Европейской России. С нее началось развитие в нашей стране важнейшей ветви наук о Земле – геологической картографии, опирающейся на фундаментальные геологические исследования. «Будут новые геологические карты и новые знания - будут и новые месторождения, будет развитие России», - писал А. Карпинский.

Научная деятельность А. Карпинского отличалась разносторонностью. Он участвовал в составлении геологической карты Европы и унификации графических изображений в геологии. Составленные им сводные геологические карты Урала и Европейской части СССР и серия палеогеографических карт позволили развить теорию колебательных движений земной коры.

Работа по геологическому картированию страны вывела Россию в ряд передовых стран по постановке геологической службы. Многие труды Карпинского посвящены петрографии - науке, изучающей состав и происхождение горных пород. Александр Петрович был одним из первых русских ученых, использовавших в исследованиях микроскоп, без которого не мыслится теперь работа петрографа-минералога.

Выдающиеся научные труды ученого были по достоинству оценены Императорской Санкт-Петербургской академией наук. В 50-летнем возрасте, пройдя все положенные ступени академического роста, А. Карпинский стал ординарным академиком. Академию наук Александр Петрович возглавил в 1917 году в возрасте 70 лет, в самый трудный период ее существования. Под его руководством осуществлялась перестройка ее работы. На этом посту ученый находился до последних дней своей жизни.

Поначалу он не принимал новую власть, но скоро стал с ней сотрудничать, делая все возможное для развития науки на благо России. Нравственный и научный авторитет А. Карпинского был непререкаем как среди коллег, так и среди представителей новой власти. Он вел обширную общественную работу, был постоянным представителем русской геологической науки на международных геологических конгрессах, состоял членом многих иностранных академий наук и научных обществ.

«Он всегда говорил правду», - подчеркнул академик Александр Глико, выступая на Президиуме РАН.

Когда в 1918 году была предпринята попытка ликвидации академии, А. Карпинский направил В.Ленину письмо, в котором написал: «Уничтожение академии опозорит любую власть».

Академия была сохранена. В письме к Луначарскому 24 марта 1918 года Карпинский пишет: «В тяжелые моменты русской действительности задача об охране того, что есть, должна доминировать над идеей нового строительства. К несчастью, наступил один из тех разрывов, которые составляют несчастье русской жизни и мешают ей развить настоящую преемственность, какая одна может явиться надежным залогом жизненного творчества. То глубоко ложное понимание труда квалифицированного как труда привилегированного и антидемократического легло тяжелой гранью между массами и работниками мысли и науки. Настоятельным и необходимым поэтому является для всех, кто осознал пагубность этого отношения к научным работникам, бороться с ним и создать для русской науки более нормальные условия существования». Александр Петрович писал, что Академия наук готова «внести свой вклад в решение неотложных задач восстановления экономической жизни» страны.

Другую выдержку из писем Карпинского Луначарскому привел академик Валерий Тишков.

Александр Петрович писал наркому просвещения: «После Великой французской революции Парижская академия на время перестала существовать, и даже история самой страны омрачилась казнью одного из величайших ее гениев, открывшего элемент, без которого ничто на Земле живущее не могло бы существовать. В мае 1794 года был гильотинирован великий французский химик Лавуазье, открывший кислород. Мы, академики, не настолько неблагодарны, чтобы не чувствовать к вам особой признательности».

- А. Карпинский был своего рода буфером между властями, с пренебрежением относившимися к науке, и членами академии, которые вверили ему свою судьбу и полагались на него как на гаранта, если не независимости, то хотя бы личной физической неприкосновенности, - сказал В.Тишков.

Карпинский подписал десятки писем с требованиями освободить невинно арестованных ученых, включая и сотрудников РАН, пытался предотвратить «Академическое дело» - уголовное дело, сфабрикованное ОГПУ в 1929-1931 годах против группы ученых Академии наук и краеведов в Ленинграде.

Александр Петрович Карпинский умер 15 июля 1936 года в возрасте 89 лет и был похоронен на Красной площади, у Кремлевской стены. В 1936 году было выпущено постановление Совнаркома СССР об установке памятника Карпинскому в Москве, которое не было выполнено. В 2010 году в Санкт- Петербурге памятник ученому был установлен у входа в институт его имени. В 1946 году АН СССР учредила премию и золотую медаль им. А.П. Карпинского, присуждаемые за выдающиеся работы в области геологии.

К началу президентства Карпинского в системе Академии наук кроме архива, библиотеки и типографии работали всего 1 институт, 5 лабораторий, 6 музеев, две обсерватории и одна станция. К началу же 1941 года в системе АН СССР насчитывалось уже 76 институтов, 11 лабораторий, 6 обсерваторий, 42 станции и др.

Андрей Субботин, Поиск, №5, 2022

«Нашла коса на камень» - так можно оценить недавнюю реакцию европейских промышленников на прошлогоднюю инициативу со стороны руководства ЕС, направленную на сохранение и восстановление лесных массивов в рамках реализации так называемых «климатических целей». В самом начале этого года представители десяти стран-участниц во главе со Швецией дополнительно подлили масла в огонь, обратившись в Европейскую комиссию с критикой готовящегося пересмотра правил в отношении биоэнергетики.  Как мы понимаем, биоэнергетика прямо пересекается с состоянием и развитием лесного хозяйства, поскольку во многих странах Европы биомасса, полученная в ходе переработки древесины, достаточно широко используется в качестве топлива. И вот теперь борьба за реализацию климатических целей грозит нанести удар и поэтому, давно уже устоявшемуся и достаточно развитому рынку.

Казалось бы, мы имеем дело с некой локальной проблемой, касающейся исключительно европейских стран. На самом же деле открытая критика европейской лесной стратегии, поддерживаемой Брюсселем, в историческом контексте является чуть ли не прямым вызовом по адресу «зеленой» идеологии как таковой. Фактически, эта критика есть голос хозяйственной рациональности, неожиданно прозвучавший в громком хоре экологического радикализма. Мы не беремся прогнозировать исход начавшегося противостояния, однако готовы допустить, что в случае победы прагматиков «зеленая» идеология рискует оказаться на задворках – вместе со всеми своими пафосными инициативами. Это касается не только Европы, но и нашей страны, где в последнее время всё чаще заявляются «лесоклиматические» проекты, как будто составленные под копирку с аналогичных западных инициатив. У нас пока еще не анализируют возможные конфликты интересов. Именно поэтому имеет смысл оценить ситуацию, складывающуюся сейчас в странах ЕС.

В чем суть конфликта? Для начала отметим, что биоэнергетика и лесная промышленность в ряде стран Европы играют ключевую роль в экономике. К примеру, когда мы говорим о европейских возобновляемых источниках энергии, надо иметь в виду, что чуть более половины этих источников приходится на переработанную биомассу. У нас до сих пор ходят шутки по поводу древесной щепы в качестве альтернативы ископаемому топливу. Тем не менее, в самой Европе над такими вещами никто не шутит. Страны ЕС являются в наше время основными производителями топливных гранул из древесины. Как раз это обстоятельство с определенных пор – в свете всё тех же климатических целей – вызывает серьезные вопросы со стороны борцов за экологию. Как совместить сжигание древесины с курсом на построение низкоуглеродной экономики?

В свое время мы уже писали о том, что по этому вопросу в Европе уже не один год ведутся нешуточные дискуссии. С одной стороны, выбросы от сжигания древесины считаются «нулевыми» в силу того, что дерево поглотило углерод в процессе своего роста (минус на плюс дают ноль). В этом смысле древесина оценивается как возобновляемые топливный ресурс, исключающий «лишние» углеродные выбросы (ведь леса можно регулярно восстанавливать, в ходе чего происходит поглощение углерода). Но, с другой стороны, на практике здесь нет столь простой формулы, и при определенных обстоятельствах – утверждают самые последовательные борцы за экологию – вместо нуля мы можем получить по выбросам «плюс». Все зависит и от особенностей лесного массива, и от возраста и породы деревьев, от самого характера ведения лесного хозяйства и т.д. По большому счету, расчет баланса углекислого газа в случае сжигания древесины – это целая наука, где еще достаточно много плохо изученных проблем.

Тем не менее, в середине прошлого года Европейская комиссия склонила чашу весов на сторону радикально настроенных экологов, утвердив новую лесную стратегию, где «зеленая» идеология явно превалирует над экономическими расчетами. Данное обстоятельство, как мы сказали в начале, вызвало серьезные нарекания со стороны европейских промышленников. На их взгляд, в лесной стратегии отсутствует правильный баланс между экологическими требованиями и экономическими интересами. Говоря по-простому, лесная стратегия выстроена однобоко, когда лес рассматривается, в основном, с точки зрения его способности быть поглотителем углерода. При этом его хозяйственное значение отодвинуто на задний план. Точнее, ему не уделяется серьезного внимания. Для борцов за экологию достаточно уже того, что леса должны поглощать углерод, содействуя реализации климатических целей. Все остальные полезные стороны лесных массивов (например, в качестве источника топлива или строительной древесины) уже не признаются существенными.

По мнению промышленников, в такой стратегии явно преобладают сугубо идеологические мотивы, не учитывающие экономических реалий. Борцы за экологию начинают уподоблять лес некой «священной корове», существование которой воспринимается как ценность сама по себе. Если данная стратегия будет принята, то владельцам лесных угодий намного удобнее будет сохранять их в нетронутом виде, чем развивать здесь хозяйственную деятельность. Понятно, что в случае хозяйственного использования древесины вам бы пришлось заниматься регулярным восстановлением вырубленных участков. То есть осуществлять большой перечень достаточно затратных работ. Предложенная лесная стратегия не предполагает таких мотиваций, поскольку владелец лесных угодий вполне может рассчитывать на торговлю углеродными квотами, не осуществляя серьезных затрат. По сути это означает закат европейской лесной промышленности, в которой сейчас занято не менее 3,5 миллионов человек.

Кроме того, критики лесной стратегии вполне справедливо замечают, что требования по сохранению биоразнообразия и охране «старых» лесов должны в обязательном порядке учитывать географические особенности европейских регионов. Скажем, бореальные леса Финляндии и Швеции нельзя ставить в один ряд с лиственными лесами Франции и Португалии. Последние сформировались до ледникового периода и в силу природно-климатических особенностей отличаются куда большим биоразнообразием, нежели хвойные леса северных широт. К сожалению, лесная стратегия использует единый универсальный шаблон для всех территорий, не вникая в такие детали. Фактически, европейским странам навязываются кабинетные абстракции в угоду не менее абстрактной «климатической» цели. За всем этим критики стратегии усматривают претензию Брюсселя на широкие руководящие полномочия, распространяющиеся и на хозяйственную деятельность всех стран-участниц. Промышленники выступают против такого замаха, отмечая, что Европейский Союз не может управляться подобно Федерации. Страны-участницы обязаны полагаться на единые ориентиры, но конкретные средства достижения общих целей должны передаваться на уровень национальных правительств.

Разгорающийся сейчас «лесной» конфликт отчетливо отражает накопившиеся противоречия, сопровождающие реализацию радикальной «зеленой» политики. Как мы можем уже судить, тема форсированной декарбонизации осуществляется, прежде всего, в интересах евробюрократии, бурно разрастающейся сейчас на волне многогранной борьбы с парниковыми выбросами. Очевидно, что интересы экономик стран-участниц не являются приоритетом, если речь заходит о «спасении» планеты от глобального потепления. Решения по сохранению лесов и по биоэнергетике отчетливо отражают указанный настрой.

Напомним, что не так давно Европейская комиссия представила целый пакет законов, направленных на сокращение выбросов парниковых газов на 55% к 2030 году. И похоже на то, что ради этих целей еврочиновники готовы принести в жертву даже лесную промышленность. Не удивительно, что упомянутые выше представители десяти стран получили назидательную «отповедь» со стороны борцов за экологию. Коротко было заявлено, что правительствам этих стран было бы лучше заняться разъяснительной работой с собственным населением, чем высказыванием претензий в адрес Европейской комиссии. Дескать, население европейских стран должно отчетливо понимать, почему сжигание в печах и котлах древесины никак не согласуется с борьбой с глобальным потеплением.

Еще раз повторим, что названное противоречие касается не только Европы. Рано или поздно те же вопросы возникнут и у российских промышленников. Мы обращаем внимание на эти вещи как раз потому, что в нашей стране и правительство, и представители академического сообщества возлагают большие надежды на способность российских лесов к поглощению углерода. Однако необходимо осознавать, что «антиуглеродная» истерия, на самом деле, - есть лишь идеология, навязываемая Брюсселем всему остальному миру. Мы не должны исключать того, что в случае сильного обострения противоречий внутри ЕС «углеродная тема» начнет утрачивать актуальность. В этой связи российским ученым стоило бы провозгласить некий третий путь, как раз учитывающий тот самый баланс между экологией и экономикой, о котором сейчас начинают всё громче и громче заявлять европейские промышленники.

Константин Шабанов

Владимир Путин в режиме видеоконференции провёл совещание с членами Правительства, на котором в числе прочих обсуждался вопрос о создании научных лабораторий под руководством молодых перспективных исследователей. На эту тему выступил министр науки и высшего образования Валерий Фальков.

«Доля занятых в исследованиях и разработках до 39 лет неуклонно растёт, – сообщил министр. – Если в 2010 году таких было 35,5 процента, то в 2020 году уже 44,3 процента. Министерство каждый год фиксирует рост».

По словам главы ведомства, в 2018-2019 году в научных организациях было создано 300 новых молодежных лабораторий. В 2020 году еще 80 лабораторий с годовым объёмом финансирования в 2,2 миллиарда рублей начали свою работу в 54 вузах, а в 2021 году 120 лабораторий, объём годового финансирования которых составил почти 1,8 млрд рублей, были открыты на базе организаций-участников научно-образовательных центров мирового уровня.

Валерий Фальков привел в пример национальный центр математики и физики. Речь идёт о проекте «Большой Саров». Там уже созданы шесть новых молодёжных лабораторий, которые ведут фундаментальные исследования в областях, необходимых для развития технологического потенциала Сарова.

«Таким образом, на сегодняшний день было создано 500 новых молодёжных научных лабораторий, из них в научных организациях – 344, в университетах ‒ 156. Объём финансирования всех созданных лабораторий в 2021 году составил более восьми миллиардов рублей, общий объём финансирования – более 18 миллиардов рублей, численность привлечённых в науку составила только с использованием этого инструмента 6299 человек. Из них в возрасте до 39 лет ‒ 5306 человек», – отчитался министр.

Он подчеркнул, что в профессиональном сообществе вне зависимости от отношений к преобразованиям последних лет опыт создания новых молодёжных лабораторий оценивается как весьма успешный и востребован со стороны академических институтов и университетов «как возможность мягкой, экологичной перезагрузки научной повестки, обеспечения поступательной смены поколений». Этот опыт востребован и со стороны руководителей субъектов как реальная возможность влияния на научно-технологическую повестку в регионе.

По словам Валерия Фалькова, до 2024 года планируется создать ещё 400 молодёжных научных лабораторий. В этом году и в следующем – по 150, в 2024-м – ещё 100.

С недавних пор Байкал – это не только самое глубокое на планете озеро и легендарный безалкогольный напиток советской эпохи, но и название одного из научно-образовательных центров (НОЦ) мирового уровня, над созданием которых работают в последние годы в нашей стране. О том, как это получается в Восточной Сибири рассказал в своем докладе на заседании Президиума Сибирского отделения РАН директор иркутского Института химии им. Фаворского (ИрИХ) СО РАН Андрей Иванов.

Глобальной целью работы НОЦ была заявлена подготовка к «зеленой трансформации» экономики двух регионов – Иркутской области и Забайкальского края. И это, по словам докладчика, является непростой задачей. Для всего мира Байкал воспринимается как крупнейший резервуар чистой пресной воды, а окружающие его территории – некой рекреационной зоной.

Но с точки зрения местной власти и бизнеса – главной движущей силой развития региона остается добывающая экономика, которая менее всего настроена на «зеленую трансформацию», напротив, часто является мощным источником заражения окружающей среды. Накопление этого ущерба уже стало проблемой, рассматриваемой на федеральном уровне и создание НОЦ – одним из шагов по ее решению.

«Соответственно, основная идеология нашего центра – создание и внедрение «зеленых» технологий, которые позволяли бы развивать экономику, без вреда для экосистемы Байкальской природной территории», - отметил Андрей Иванов.

Поэтому проектов, прямо связанных с главным сибирским озером и какими-то способами заработать на нем в программе работы одноименного центра на сегодня нет, внимание сфокусировано на экономике регионов, к озеру прилегающих. В результате, портфель проектов НОЦ содержит проекты в области комплексной переработки древесины, переработки промышленных отходов и медицинских технологий.

Актуальность этих направлений очевидна – доступные для вырубки леса в Сибири заканчиваются на глазах. «При этом на протяжении сорока лет в наших регионах копились отходы лесозаготовок, и сегодня мы имеем уже десятки миллионов кубометров гниющей биомассы, которую сторонние наблюдатели порой принимают за холмы естественного происхождения», - подчеркнул докладчик.

Мало того, что эта масса теперь годится разве что на компост, она еще и является постоянным источником пожарной угрозы. И помимо разработки технологий восстановления лесов и глубокой переработки древесины, необходимо что-то делать и с тем ущербом, что нанесен окружающей среде многолетним бизнесом лесозаготовителей.

Экономическим стимулом для внедрения новых технологий станет повышение налоговой ставки для лесопромышленников (со следующего года), у которых в результате производства будут оставаться пригодные для переработки отходы.

В рамках НОЦ предполагается сосредоточиться на производстве модифицированных биотопливных продуктов, технологиях био-компостирования отходов с получением органо-минерального удобрения, комплексной переработке затопленной древесины и поиску новых растительных источников целлюлозы. Параллельно будут вестись работы по восстановлению лесов в труднодоступных районах (в частности, путем «бомбардировок» семенами) и цифровом мониторинге состояния тайги. В целом на это направление работы НОЦ заложено три с лишним млрд рублей, что составляет около половины его общего бюджета.

Не меньшей угрозой для окружающей среды являются отходы других отраслей промышленности. Такие предприятия, как Байкальский ЦБК и «Усольехимпром», равно как и фенольное озеро в Улан-Уде, обрели печальную известность всероссийского масштаба. Добавьте к этому высокую долю угольной генерации в энергетическом комплексе (которая порождает массу зольных отвалов) ввиду отсутствия газификации и картина станет совсем «не зеленой».

Между тем, современный подход к этой проблеме гласит, что отходы – это на самом деле товар и источник доходов, и мы не раз поднимали эту тему в наших публикациях. По такому же пути намерены пойти и в рамках НОЦ. Например, использовать золошлаковые смеси для строительства автомобильных дорог (об аналогичных разработках институтов Академгордка мы писали несколькими годами ранее). Количества имеющихся в регионе смесей, по расчетам ученых, хватит на строительство около 200 километров современной автомобильной трассы.

В районе Усолья-Сибирского (попавшего в топ-20 самых проблемных в смысле экологии городов мира) планируется внедрить технологию извлечения золота из горнопромышленных отходов. Переработав 4 млн тонн таких пород, авторы проекта рассчитывают получить на выходе 8 тонн золота, что делает затею довольно привлекательной для потенциальных инвесторов.

Отходы алюминиевого и кремниевого производств (которые тоже являются одними из крупнейших субъектов региональной экономики) намерены использовать в производстве бетонов и железобетонных конструкций. Здесь масштабы тоже довольно внушительные: полмиллиона тонн отходов превратятся в результате переработки в сотни тысяч тонн модификаторов для разных типов бетонов – гражданских, автодорожных, гидротехнических.

«По всем этим проектам мы намерены в течение пяти лет, на которые составлена пока программа работы НОЦ, выйти на пилотные производства», - подчеркнул Андрей Иванов.

Третье направление –фармацевтика и медицинские технологии возникло не случайно: регионы располагают неплохой базой для его развития, как научной, так и производственной, на территории Иркутской области работает одна из крупнейших фармацевтических компаний страны «Фармасинтез». Что касается науки, то ИрИХ еще в советские времена развивал направление создания новых лекарств, сегодня в аптеках продается десять препаратов, созданных на основе действующих веществ, синтезированных его сотрудниками, включая единственное в России производство ремдисивира (нового противовирусного препарата).

В дальнейших планах (уже в рамках НОЦ «Байкал»): разработка молекул-кандидатов с нейрогенной активностью и создание новых препаратов на основе переработки растений, используемых в традиционной восточной медицине.

«Научные работы, связанные с фитоинжинирингом, переносом в современную фармацевтику веществ и соединений, взятых из традиционной, прежде всего, тибетской медицины восемь раз приносили их авторам Нобелевские премии, что очень хорошо характеризует потенциал этого направления», - напомнил Иванов.

Подводя итог своему выступлению, докладчик назвал основные показатели, которые должны быть достигнуты НОЦ до 2025 года. В их числе – строительство полутора десятков инфраструктурных объектов, получение сотни патентов на изобретения и 34 вида конкурентоспособных технологий. Хотя, конечно, главным KPI работы «Байкала» будет то, насколько «позеленеет» экономика регионов и динамика изменений в экологической обстановке.

Сергей Исаев

Проект присоединения к Новосибирскому государственному университету (НГУ) трех институтов Академгородка – ФИЦ Информационных и вычислительных технологий (ИВТ), Институт вычислительной математики и математической геофизики (ИВММГ СО РАН) и Институт систем информатики им. А.П. Ершова (ИСИ СО РАН) вызвал немало дискуссий, которые уже выплеснулись за пределы Академгородка.

25 января этот вопрос рассматривался на заседании Президиума Российской академии наук в Москве. Решение академиков оказалось не в пользу проекта (этот документ имеется в распоряжении «КС»).

Заслушав выступление руководителя СО РАН академика Валентина Пармона, Президиум не поддержал проект в таком виде (вариант, предусматривающий вхождение трех институтов в состав НГУ в виде обособленного подразделения) и решил выразить свое несогласие в форме письма в Минобрнауки РФ.

Как заявил по этому поводу телеграм-канал «Научно-образовательная политика», «Ситуация становится для СО РАН, Валентина Пармона и Андрея Травникова весьма щекотливой. Головная РАН, не поставленная в известность, против поглощения. Здесь Президиум РАН проявил удивительную солидарность. Сами институты входить в состав НГУ явно не желают».

Однако говорить о том, что проект закрыт, тоже преждевременно. Как известно, после реформы 2013 года академические институты подчиняются уже не РАН, а как раз Миннауки (где идею о слиянии изначально встретили вполне благожелательно). И сейчас все зависит от того, насколько твердой окажется позиция руководства институтов, с которым, по данным источников, заслуживающих доверия, в настоящее время ведутся переговоры.

Российско-британским коллективом ученых разработан цифровой двойник головастика, в котором воссозданы как структура и функции нервной системы этого позвоночного организма, так и строение его тела. Детальная биомеханическая 3D-модель, управляемая цифровым мозгом, взаимодействует с виртуальной физической средой, позволяет наблюдать поведение объекта и предоставляет уникальные возможности для нейробиологических исследований. Статья опубликована в журнале PLOS Computational Biology.

«Чего не могу воссоздать, того не понимаю». Ричард Фейнман

К искусственному разуму, не уступающему человеческому и осознающему себя, есть как минимум два основных пути: изобрести его самим или скопировать у природы. Первый путь пока не привел к желанной цели, зато вызвал бурное развитие компьютерных технологий и различных направлений в области искусственного интеллекта, от игры в шахматы и экспертных систем до человекоподобных роботов. Многие разработки прочно вошли в повседневную жизнь людей в виде программного обеспечения различных гаджетов и способны общаться с человеком на естественном языке.

Второй путь — исследовать и воспроизвести работу реального биологического мозга, если это окажется принципиально возможным. Кстати, у человека он состоит, по оценкам, примерно из 86 миллиардов нейронов. В качестве основной цели наиболее сложного и амбициозного проекта в этой области, Human Brain Project (проект «Мозг человека»), стартовавшего в 2013 году, планировалось за десять лет оцифровать и смоделировать на клеточном уровне мозг человека, а в качестве тренировочной задачи и промежуточного результата сделать то же самое для мозга крысы (200 миллионов нейронов). Однако поставленная научная проблема оказалось значительно сложнее, чем предполагалось, и к настоящему времени в виде модели функционирует лишь малая часть мозга, поэтому весьма затруднительно определить, правильно ли она работает. Еще один международный проект, OpenWorm, начатый в 2011 году, был направлен на выяснение того, возможно ли в принципе воссоздать структуру и функции нервной системы целого живого существа настолько хорошо, чтобы виртуальный организм вел себя как настоящий. В качестве объекта моделирования был выбран один из наиболее простых многоклеточных — микроскопический червь Caenorhabditis elegans, у которого всего 302 нейрона. Значительный вклад в проект OpenWorm внесла научно-исследовательская группа под руководством доктора физико-математических наук Андрея Юрьевича Пальянова из Института систем информатики им. А. П. Ершова СО РАН, начавшего работать над этой задачей еще в 2009 году.

Упомянутые проекты соответствуют двум крайним точкам на шкале разума — от простейшего до предельно сложного, человеческого, который пока не удается ни полностью понять, ни смоделировать. Что же является золотой серединой, которая позволит добиться значимых результатов уже в наши дни? В мозге даже самых простых позвоночных организмов — более четырех миллионов нейронов, моделирование которых тоже не представляется такой уж простой задачей. Однако совсем необязательно, чтобы объектом изучения и моделирования был взрослый организм. Весьма удачным выбором представляется головастик Xenopus, которого уже несколько десятков лет изучает профессор зоологии Бристольского университета Алан М. Робертс с коллегами. В мозге взрослой лягушки более 16 миллионов нейронов, а у двухдневного головастика их всего лишь несколько тысяч, но с каждым последующим днем их число растет. Возможности сенсорной системы в первые дни довольно ограничены — в основном это механосенсорика и способность воспринимать освещенность, однако даже на этой стадии развития головастик способен реагировать на внешние воздействия и избегать потенциальных опасностей. Но чтобы смоделировать это, одной лишь нервной системы недостаточно: организму необходимо виртуальное тело и среда обитания с действующими физическими законами.

Совместными усилиями группы Алана Робертса и российских ученых — директора Института систем информатики им. А. П. Ершова СО РАН, заведующего лабораторией системной динамики А. Ю. Пальянова и главного научного сотрудника лаборатории нейронных сетей Института математических проблем биологии РАН доктора физико-математических наук Романа Матвеевича Борисюка — эту задачу удалось успешно решить. Для этого Андреем Пальяновым была создана специализированная программная система Sibernetic-VT и на ее основе разработана биомеханическая модель тела головастика, взаимодействующая с виртуальной трехмерной окружающей средой, в данном случае — с водой, в которой он плавает. Это позволяет, с одной стороны, снабжать нервную систему сенсорными сигналами, а с другой — наблюдать результаты ее работы, выражающиеся также в поведении объекта.

«Созданная модель, объединившая “мозг” и “тело” головастика, способна в том числе продемонстрировать реакцию его цифрового двойника на прикосновение, что в природе является сигналом о потенциальной опасности, близости хищника (поэтому необходимо незамедлительно уплывать), — рассказывает Андрей Пальянов. — На данной стадии развития в нервной системе имеется более 2 300 нейронов, представленных двенадцатью основными типами».

Созданная модель головастика детально воспроизводит основные особенности строения его тела: форму, размеры, эластичность и плотность различных тканей организма, структуру мышц и их соединения с нервными клетками, управляющими движениями. Жидкость, окружающая головастика, представлена миллионами частиц, для которых рассчитываются координаты, скорость, плотность и действующие на них силы: вязкости, поверхностного натяжения, давления, гравитации, а также силы, возникающие при столкновениях со статическими и движущимися объектами. Подобные задачи требуют значительных вычислительных ресурсов, которые обеспечиваются посредством параллельных вычислений на графических картах (GPU) — по сути, настольных суперкомпьютерах с более чем 10 тысячами процессоров и производительностью более 30 терафлопс (триллионов операций с числами с плавающей запятой в секунду).

«Значительной составляющей успеха данной работы является опыт, полученный в предшествующей работе по моделированию C. elegans, а созданная для решения этой задачи программная система Sibernetic используется и развивается до сих пор. Нематоду мы делали с нуля, и это заняло десять лет. Новый проект с намного более сложным организмом начался в конце 2019-го, и за два года мы продвинулись гораздо дальше. Еще один фактор, существенно ускоривший работу, — ощутимо возросшая производительность современных вычислительных систем. Одно из направлений развития системы Sibernetic — распараллеливание расчетов на множестве видеокарт одновременно», — говорит Андрей Пальянов.

Конечно, головастик лягушки в начальной стадии развития — один из простейших примеров позвоночных. Однако именно такой организм является удачной отправной точкой для последующего усложнения моделей, которые, с одной стороны, будут основаны на уже имеющейся, а с другой — позволят учесть изменения, связанные с развитием организма, включая как его нервную систему, так и биомеханическую модель тела с высоким уровнем детализации.

Новая разработка является мощным инструментом для решения задач фундаментальной и вычислительной нейробиологии и открывает широкие перспективы дальнейшего изучения и моделирования этого и других организмов.

Глеб Сегеда

Иллюстрации предоставлены исследователем

Инициатива объединения трех научных институтов Академгородка с Новосибирским государственным университетом в рамках проекта суперкомпьютерного центра (СКЦ) «Лаврентьев» наделала немало шума и вызвала неоднозначную реакцию среди научного сообщества. Подробнее об этом проекте, чем он вызван и какие у него могут быть перспективы мы попросили рассказать ректора НГУ Михаила Федорука, одного из подписантов нашумевшего письма в Минобрнауки РФ.

 – Михаил Петрович, несколько месяцев назад в интервью нашему изданию Вы говорили о том, что университет не намерен поглощать какие-либо научные институты. Что заставило Вас изменить свою позицию?

– Осенью я комментировал обвинения в адрес университета в том, что мы якобы хотели присоединить ФИЦ информационных и вычислительных технологий (ИВТ) просто ради присоединения, звучали даже обвинения в рейдерстве. Здесь моя позиция не поменялась: в таком виде, вне консолидирующих проектов, нам никакие поглощения не нужны и неинтересны, они не пойдут на пользу ни одной из сторон. Сейчас же речь идет о том, что в Академгородке предложено реализовать масштабный проект строительства суперкомпьютерного центра «Лаврентьев». Его реализация невозможна без консолидации имеющихся сейчас ресурсов – инфраструктурных, кадровых и иных на одной площадке, и в роли организатора этой площадки рассматривается именно университет. Это не наша инициатива, это, скорее, ключевое условие федерального руководства, которое и будет финансировать проект.

– Можно ли реализовать этот проект в форме консорциума, где каждый участник сохраняет юридическую самостоятельность?

– Начнем с того, что строительство СКЦ подразумевается не на средства потенциальных участников такого консорциума, а на средства из федерального бюджета. Соответственно, именно Минобрнауки решает, в каком виде будет реализован проект. Очевидно, что никто не захочет «распылять» дорогостоящую инфраструктуру по нескольким организациям, позиция проста: центр ответственности должен быть один. И на эту роль выбран именно университет.

С одной стороны, это соответствует текущей позиции министерства, которая заключается в том, что научная система страны должна формироваться также и вокруг университетов, как во многих западных странах. Можно сколько угодно критиковать такой подход, но надо понимать, что он сейчас является одним из приоритетных для государства, а именно оно обеспечивает реализацию проекта.

С другой стороны, этот подход соответствует и линии, оформленной решениями Президиума Сибирского отделения РАН о том, что создаваемые Центры коллективного пользования (СКЦ «Лаврентьев» как раз один из них) должны организовываться именно как обособленные подразделения университета. Кроме того, как справедливо отметил председатель СО РАН академик Валентин Пармон, институты, о которых идет речь в письме, сейчас находятся не в лучшей форме. Институт систем информатики и Институт вычислительной математики и математической геофизики отнесены к институтам второй категории, и у них есть ненулевой риск попасть в итоге в третью категорию, а это означает серьезные проблемы с финансированием. ИВТ весь прошлый год лихорадило из-за конфликта врио директора с коллективом, и в итоге институт покинул ряд ведущих ученых. В такой ситуации ни одна из организаций сейчас не потянет консорциум, ведь это предполагает равный вклад участников, а у них просто может не хватить ресурсов. Да и, честно говоря, мне кажется, что многим их сотрудникам важно не то, где лежит их трудовая книжка, в институте или университете, главное, чтобы были достойная зарплата и хорошие условия работы.

– Звучат опасения, что в результате такого объединения научные школы, десятилетиями создаваемые в институтах, разрушатся.

– Для того, чтобы научные школы жили, необходим постоянный приток в них молодежи. Но я не замечаю скопления молодых ученых в этих институтах – при том, что порядка 40 % выпускников университета соответствуют профилю ИТ. И я считаю, что как раз ИТ-направление целесообразнее развивать именно в университетах. Тогда молодежь, которая, сейчас уходит в основном работать в высокотехнологичные компании, причем часто со студенческой скамьи, возможно, в какой-то части останется в науке, задержится на интересных проектах. Но эти проекты должны быть! Сегодня нельзя себе позволить рассказывать о том, что самый настоящий искусственный интеллект был в Академгородке 60 лет назад, а сегодня весь мир занимается не тем, что нам нравится. Мы не можем себе позволить игнорировать глобальную исследовательскую и технологическую повестку и обходить такие «горячие» темы, как компьютерное зрение, когнитивная робототехника, роевой интеллект – и многое другое.

Я, например, много лет руковожу группой ученых, которая занимается математическим моделированием. В этом году университет будет участвовать в конкурсе на создание центра компетенций в области искусственного интеллекта. Это одно из магистральных направлений развития вычислительной науки, оно сейчас активно развивается как раз в НГУ, а в институтах мало публикаций по этой теме. У нас работают и другие направления, в том числе в рамках Математического центра в Академгородке, где университет является одним из учредителей.

Поэтому, повторю, в предложениях университета нет ничего удивительного или опасного для институтов: мы считаем их взаимовыгодными для всех предполагаемых участников проекта. К тому же, как уже подчеркивалось не раз – речь идет о сугубо добровольном объединении, а не о «захвате» институтов, как кто-то поспешил заявить.

– Сегодня уже понятно, что этот проект встретил сопротивление у части сотрудников институтов и может получиться так, что он не будет реализован. Есть у университета «план Б» на этот случай?

– Такой план, конечно, есть. Мы не откажемся от идеи строительства СКЦ в Академгородке, поскольку в нем есть острая необходимость. И это не отрицают даже те, кто сегодня критикует наше письмо. Частичную поддержку научным и инженерным группам, которые сгруппируются вокруг этого проекта, окажем за счет средств, выделяемых в рамках программы «Приоритет 2030», конкурс на участие в которой мы выиграли осенью. Главной проблемой на этом пути для нас станет, пожалуй, выбор места размещения объекта. Потому что у университета сейчас просто нет свободных площадей в нужном количестве. Понятно, что в идеале было бы построить современное здание, специально спроектированное под нужды СКЦ. Но пока надо быть реалистами и констатировать: такая возможность не обсуждается. В варианте объединения с институтами эта проблема решалась путем использования площадей Вычислительного центра (где они располагаются и где многие площади сейчас просто сдаются в аренду или просто пустуют). Если объединение не состоится, нам придется решать проблему как-то по-другому. Но, думаю, мы ее так или иначе решим. И на самом деле, если первоначальный вариант будет заблокирован, неизвестно, кто в итоге пострадает больше. Приведу такой пример. Несколько лет назад был проект присоединения к университету Конструкторско-технологического института научного приборостроения (КТИ НП) СО РАН. Опять же, это не было присоединением ради присоединения: в университете активно начало развиваться инженерное направление, мехмат запустил программу Инженерной школы – и нужна была консолидация усилий в этой области. Руководства КТИ НП идею объединения не поддержало. В итоге мы нашли другие ресурсы, университет продолжает развиваться, студенты Инженерной школы активно включаются в проекты, выигрывают конкурсы на поддержку своих стартапов. А у института за это время просто ничего не произошло, что в условиях сегодняшней острой конкуренции за ресурсы может стать фатальным для любой организации.

На днях Международное энергетическое агентство (МЭА) опубликовало итоговый отчет, посвященный состоянию рынка электроэнергии. Для тех, кто отслеживает данную тему на протяжении нескольких лет, приведенные в отчете цифры могли показаться если не сенсационными, то во всяком случае мало ожидаемыми. Образно говоря, реальная история – вопреки громогласным политическим декларациям и прогнозам – преподнесла весьма неприятный сюрприз тем, кто принял близко к сердцу идеологию построения безуглеродного будущего. Прошедший год наглядно показал, насколько способны реалии расходиться с кабинетными прогнозами.

Первое, на что обращают внимание авторы отчета: в минувшем году благодаря оживлению экономики (после предыдущего «ковидного» спада) в мире резко подскочил спрос на электрическую энергию – примерно на 6 процентов. Этот скачок авторы считают рекордным. В абсолютном выражении он составил более 1 500 ТВт*час. В процентном отношении речь идет о самом большом приросте, начиная с 2010 года (после завершения финансового кризиса). При этом, отмечают исследователи, около половины указанного глобального роста приходится на Китай. Наибольший вклад в повышение спроса внес промышленный сектор, за ним следует сектор услуг, а затем – жилой сектор.

Самым показательным моментом стало то, что более половины прироста мирового спроса на электроэнергию было обеспечено ЗА СЧЕТ СЖИГАНИЯ УГЛЯ! В итоге объемы угольной генерации в мировом масштабе выросли за минувший год на 9 процентов, также достигнув рекордного уровня. Такой темп прироста «угольных» мощностей является самым быстрым с 2011 года. Исследователи связывают данный факт с высокой конкурентоспособностью угля на некоторых рынках (в сравнении с природным газом).

Возобновляемые источники энергии (куда, кстати, входит и гидроэнергетика) также заметно выросли – на 6 процентов. При этом выросла и газовая генерация – на 2 процента, а также (что немаловажно) – атомная генерация (на 3,5 процента), почти достигнув уровня 2019 года.

Как отмечается в отчете, повышенный спрос на ископаемые виды топлива (!) – в условиях ограничения поставок – привел к их дефициту, что закономерно привело к невиданному скачку цен на энергоносители. Соответственно, произошел скачок цен и на электроэнергию. Так, в Европе средние оптовые цены на электричество в четвертом квартале 2021 года оказались в четыре с лишним раза выше, чем в среднем за 2015-2020 годы.

Чтобы понять изумление экспертов, напомним, что в соответствии с новомодной «зеленой» идеологией растущий спрос на электроэнергию должен (в теории) обеспечиваться за счет возобновляемых источников энергии. Минувший год, как мы заметили, перечеркнул указанные ожидания, продемонстрировав актуальность для мировой энергетики ископаемых видов топлива. С точки зрения сторонников форсированной декарбонизации растущий спрос на энергетический уголь и природный газ есть очевидный шаг назад на пути реализации климатических целей. Тем не менее, авторы отчета рассчитывают на то, что в ближайшей перспективе – в 2022-2024 годах – умеренно растущий (на 2,7%) спрос на электроэнергию будет практически полностью обеспечиваться за счет ВИЭ. В случае рекордного скачка спроса (до 8 процентов) ВИЭ должны обеспечить примерно 90% растущего спроса. Правда, при этом ожидается рост атомной генерации на уровне 1 процента в год.

Что касается ископаемого топлива, то эксперты прогнозируют остановку его производства в течение того же периода. По мнению авторов отчета, закономерное замедление спроса на электроэнергию и увеличение мощностей ВИЭ приведет к тому, что производство электроэнергии на основе ископаемого топлива останется на нынешнем уровне. Согласно ожиданиям, угольная генерация даже немного сократится в силу снижения конкурентоспособности угля. Что касается газовой генерации, то она может расти примерно на 1% в год.

Как указанный прогноз согласуется с климатическими целями? Исследователи вынуждены признать, что в ближайшие три года объемы выбросов в энергетическом секторе останутся на уровне прошлого года. При условии, конечно же, отсутствия каких-то резких скачков спроса на электроэнергию. Авторы полагают, что такой скачок в ближайшее время маловероятен. Уже в следующем году ожидается замедление мирового спроса (рост составит чуть более двух процентов). Кроме того, они полагают, что на Западе (прежде всего – в США) меры по повышению уровня энергоэффективности не будут благоприятствовать росту энергетических затрат. И, несмотря на то (уверены авторы отчета), что в прошедшем году уголь сильно повысил свои позиции, в среднесрочной перспективе так или иначе будет доминировать предложение со стороны ВИЭ.

Нетрудно заметить, что 2021 год трактуется как некий «исключительный случай» для энергетики, когда в системе, образно говоря, произошел незапланированный сбой. Как неоднократно подчеркивается в тексте, внезапное оживление экономики случайно совпало со столь же внезапным изменением погодных явлений (например, суровой зимой начала 2021 года). Якобы наложение двух факторов сделало минувший год настолько «нестандартным», что привело к «незапланированному» росту генерации на ископаемом топливе. Последующие три года, судя по тону экспертных высказываний, призваны быть вполне «нормальными», а значит, реализация климатических целей обещает войти в прежнее русло. Именно на это, судя по всему, рассчитывают авторы отчета. Их оптимистические прогнозы насчет ВИЭ подкрепляются хотя бы тем, что даже несмотря на неблагоприятные погодные условия, прирост «зеленой» генерации в прошлом году также оказался весьма внушительным (6 процентов).

Если исходить из того, что погодные условия вернутся к обычным средним значениям, последующему росту ВИЭ не будет никаких препятствий, полагают авторы отчета. По их прогнозам, к 2024 году «зеленая» генерация может обеспечить 32% мирового спроса на электроэнергию. На ископаемые виды топлива будет приходиться порядка 58% объемов произведенного электричества (вместо 62%, как это было в 2021 году). На долю угля придется 32% электроэнергии (вместо 36%).

Несмотря на столь обнадеживающие прогнозы в отношении «низкоуглеродного» тренда, авторам отчета пришлось констатировать один весьма неприятный факт: в 2021 году в глобальной энергосистеме произошел РОСТ выбросов парниковых газов! В 2022-2024 годы ожидается выход на плато. Причем, рост выбросов оказался РЕКОРДНЫМ (примерно 7 процентов), достигнув ИСТОРИЧЕСКОГО МАКСИМУМА. Тем не менее, эксперты уверены, что после 2024 года начнется их резкое снижение, и, таким образом, сценарий перехода к нулевым показателям будет полностью реализован до 2050 года, несмотря на незапланированный отскок.

В то же время есть одно досадное обстоятельство, способное поломать указанный сценарий. Речь идет об энергетической политике Индии и Китая, в прошлом году откровенно продемонстрировавших весьма «лояльное» отношение к углю как к источнику выработки дополнительной электроэнергии, спрос на которую неожиданно вырос после окончания «ковидных» ограничений. Уголь рассматривался как дешевая альтернатива природному газу. Этот экономический прагматизм явно диссонировал с неумолимыми требованиями «экологической сознательности», навязываемой в современных условиях большинству европейских стран (вспомним, например, о нежелании евробюрократов принять экономические аргументы со стороны польского правительства, не готового распрощаться со своей угольной генерацией).

Таким образом, «азиатские монстры» начинают открыто вести собственную игру, в которой нет места безоговорочному преклонению перед ВИЭ. Не исключено, что политика этих государств станет еще одним фактором, способным не разрядить, а дополнительно «усугубить» ситуацию с ископаемым топливом и, соответственно, с углеродными выбросами. В этих условиях дальнейший рост той же угольной генерации будет остановлен не политической волей, а банальной нехваткой угля. Именно это обстоятельство, отмечают авторы отчета, в полной мере проявилось в минувшем году. Однако остается открытым вопрос: станет ли в ближайшие годы острый дефицит ископаемого топлива движущей силой перехода на «зеленые» источники энергии? Либо возможен какой-то особый вариант действий, пока еще трудно прогнозируемый?

Андрей Колосов

Вакцина "Спутник V" предотвратила около 58% заражений дельта-штаммом коронавируса нового типа в Санкт-Петербурге в октябре прошлого года, а прививка "Ковивак" – около 38%. Результаты исследования* российские медики опубликовали на medRxiv.

"По сравнению с другими российскими вакцинами "Спутник-V" продемонстрировал самую высокую эффективность при борьбе с симптоматическими случаями COVID-19. Мы предполагаем, что реальная эффективность этой вакцины превышает 58% – в нашем случае этот показатель упал из-за большой доли переболевших людей среди жителей Санкт-Петербурга", – пишут исследователи.

Возникновение дельта- и омикрон-вариантов коронавируса нового типа породило опасения, что в ближайшее время могут появиться новые версии вируса, стойкие к действию вакцин и антител переболевших людей. Подобные соображения заставили ученых приступить к наблюдениям за тем, насколько эффективно уже существующие прививки справляются с защитой населения тех стран, в которых они применяются.

Российские медики под руководством директора Института междисциплинарных медицинских исследований Европейского университета (Санкт-Петербург) Антона Барчука провели одно из первых исследований такого рода. В фокусе их внимания были вакцины "Спутник V", "Спутник лайт", "Ковивак" и "Эпиваккорона".

Какая вакцина эффективней?

В ходе исследования ученые работали с данными примерно четырех тысяч жителей Санкт-Петербурга. Около трети из них заразились дельта-вариантом коронавируса в первые недели октября прошлого года. Среди них были как пациенты, получившие одну или две дозы российских прививок от COVID-19, так и люди, не успевшие пройти вакцинацию до заражения.

Ученые разделили добровольцев на группы в соответствии с тем, какую вакцину они получили, и сопоставили, как часто представители каждой из них заражались дельта-штаммом SARS-CoV-2 и болели COVID-19 в явной форме. Эти наблюдения подтвердили, что три из четырех вакцин - "Спутник V", "Спутник лайт" и "Ковивак" - значительно снизили число заражений.

По оценкам Барчука и его коллег вакцины "Спутник V" и "Спутник лайт" предотвратили около 58% и 50% симптоматических случаев заражения дельта-штаммом SARS-CoV-2. Для прививки "Ковивак" этот показатель оказался несколько ниже более 38%.

При этом ученые предполагают, что в общем случае все три показателя должны быть заметно выше, так как среди жителей Санкт-Петербурга они автоматически занижаются из-за большой доли переболевших людей в населении города. Подобные результаты, как считают исследователи, говорят, что "Спутник V" и "Спутник лайт" оптимальны для защиты населения от дельта-штамма коронавируса.

На днях глава Международного энергетического агентства (МЭА) Фатих Бироль обвинил Россию в провоцировании энергетического кризиса в Европе. По его словам, наша страна не стала наращивать объемы поставок природного газа, в силу чего цены на «голубое топливо» долгое время сохранялись на критически высоком уровне, поставив сразу несколько рекордов. Российским компаниям, считает эксперт, вполне было бы по силам выдать дополнительные три миллиарда кубов в месяц, но они по каким-то причинам не стали этого делать. Вместо этого Россия сосредоточилась на восточном направлении, направив в Китай «избыточное» количество газа.

Понятно, что такое поведение российских компаний было негативно истолковано в контексте продолжающейся политической конфронтации между Россией и западными демократиями. Однако мы говорим сейчас совсем не о политике.

Можно сколько угодно обвинять «Газпром» в скрытых неблаговидных намерениях нанести урон европейцам, тем не менее, непредвзятому аналитику понятно одно: в энергетическом секторе Европы в прошедшем году «что-то пошло не так». Во всяком случае, реальность оказалась далека от тех радужных футуристических картинок, которые еще два-три года назад преподносились в качестве правдивого образа, наступающего на наших глазах прекрасного «безуглеродного» будущего.

Мало того, в экспертном сообществе до последнего времени циркулировала такая точка зрения, будто увеличение доли ВИЭ создает предпосылки для отказа от ископаемого топлива, включая и природный газ. На основании этого ложного тезиса делались необоснованные выводы о том, что в Европе – по мере развития возобновляемой энергетики – спрос на природный газ будет неизбежно падать, а значит, предпосылок для взрывного роста цен нет совершенно.

Данное представление о «прогрессивном» влиянии ВИЭ на общее состояние энергетики стало фигурировать в роли универсального правила, якобы применимого к любой экономике, в том числе – к экономике развивающихся стран. Дескать, широкое использование солнечных панелей и ветряков (в противовес ископаемому топливу) знаменует переход страны на более высокий уровень научно-технического и экономического развития. Именно в таком виде стратегия декарбонизации навязывалась развивающимся странам. На самом же деле, как недвусмысленно показывает практика, причину здесь поменяли со следствием. То есть сами ветряки и панели не являются показателем прогрессивного развития энергетической системы страны. Скорее всего, возобновляемая энергетика – это некая современная роскошь для богатых стран, но никак не показатель развития для бедных.

Похоже, эту истину прекрасно понимают те руководители, которые сегодня чуть ли не открыто бросают вызов коллективному Западу. Совсем недавно премьер-министр Индии Нарендра Моди весьма критически отозвался о так называемых климатических целях, пропагандируемых европейцами по всему миру. По его мнению, навязываемая западными странами политика декарбонизации отражает типично колониальное мышление ее самых активных проводников. Как заявил Моди, развитые страны прошли тот путь в своем развитии, который они теперь пытаются закрыть развивающимся странам под предлогом необходимости достижения нулевых показателей по выбросам углекислого газа. Индийский премьер-министр обратил внимание на то, что развитые страны с 1850 года сделали в 15 раз больше углеродных выбросов, чем их бывшие колонии, которым сегодня намеренно вставляют палки в колеса.

О колониальном характере климатической политики говорится уже не впервой. Моди же специально сфокусировал внимание на данном моменте, публично осудив «углеродный империализм» как один из факторов, отрицательно влияющих на состояние развивающихся экономик.

Экономический успех современного общества, полагает он, есть прямое порождение индустриальной эры, когда могущество экономики во многом произрастало за счет широкого применения ископаемого топлива. Даже в наше время западные страны для удовлетворения своих потребностей в первичной энергии никак не спешат расстаться с традиционными источниками энергии. В таких условиях является форменным лицемерием требование к развивающимся странам принять добровольные ограничения по сугубо «идейным» соображениям. В этом смысле отказ от традиционных энергоносителей абсолютно не будет отражать какого-либо прогресса. Наоборот, он ввергнет развивающиеся страны в дополнительный виток нищеты.

Автор упомянутой публикации обращает внимание на то, что в современной Индии сотни миллионов (!) жителей не имеют доступа к бесперебойному электричеству, которое в этих краях до сих пор считается роскошью. При этом у индийцев – самый низкий показатель углеродных выбросов на душу населения. В 2016 году этот показатель составлял 1,91 тонны в год. Для сравнения: в США тот же показатель составляет 15,5 тонн, в Канаде – более 18 тонн. То есть для этой страны есть некий «потенциал» роста по углеродным выбросам – если равняться на развитые страны. Вопрос только в том, есть ли для развивающихся экономик реальная альтернатива экономического роста без увеличения данного показателя, то есть без опоры на ископаемое топливо? Скорее всего, подобный рост возможен только в воображении, но не в реальности.

Недавно на сайте МЭА был опубликован отчет, посвященный состоянию угольной энергетики и ее ближайшим перспективам (до 2024 года). Особое внимание в данном документе было уделено Индии и Китаю – двум бывшим колониально зависимым странам, чей нынешний стремительный экономический рост ставит их в один ряд с сильнейшими экономиками мира. Авторы исследования с тревогой констатируют, что – вопреки ожиданиям прошлых лет – угольная энергетика в глобальном контексте достигла в 2021 году очередных рекордных показателей роста, сменив предыдущий нисходящий тренд. Надежды на то, сетуют авторы, что 2018 год в этом отношении станет пиковым, не оправдались. В 2022 году, полагают исследователи, мировой спрос на уголь может достигнуть очередного исторического максимума.

Таким образом, минувший год отчетливо продемонстрировал, что угольная генерация не сдает своих позиций и будет увеличивать объемы вплоть до 2024 года. Весомую лепту в этот тренд привносят упомянутые Китай и Индия, обеспечивая две трети мирового спроса на уголь. Причина здесь проста: бурное развитие промышленности этих стран, нуждающихся в постоянно растущих объемах относительно недорогой энергии.  Этот энергетический рост как раз и обеспечивается «грязным топливом». Причем, стремительное развитие в этих странах возобновляемой энергетики совершенно не приводит к пропорциональному сокращению объемов угольной генерации. Из чего следует, что бурный промышленный рост (как это в свое время было в истории развитых стран) не может полагаться исключительно на ВИЭ и прочие «чистые» источники энергии.

Для борцов за форсированную декарбонизацию данное обстоятельство кажется неприемлемым, поскольку отодвигает сроки выхода мировой экономики на нулевой уровень по углеродным выбросам. Исследователи обращают внимание на то, что обязательства по радикальному отказу от угля взяли на себя только два десятка стран, на долю которых приходится чуть более четырех процентов от всей угольной генерации мира (что соответствует только 1,3% от всех глобальных выбросов). В общем, азиатские промышленные «монстры» полностью ломают игру борцам с глобальным потеплением. По большому счету, приоритет экономических целей (в ущерб целям климатическим) может стать «заразительным» примером для многих других развивающихся стран, и даже для стран Восточной Европы (наглядный пример тому – Польша, демонстрирующая неуступчивость по углю). Если указанная тенденция окажется устойчивой, то в скором времени нас ожидает радикальное переосмысление образов прекрасного будущего.

Константин Шабанов