Первое после летних каникул и пятое по счету заседание провел Научно-координационный совет (НКС) при Федеральном агентстве научных организаций. О том, какие вопросы на нем рассматривались и какие решения были приняты, “Поиску” рассказал председатель НКС, директор Специальной астрофизической обсерватории РАН, член-корреспондент РАН Юрий БАЛЕГА.

- Заседание НКС проходило не совсем обычно, - сообщил председатель НКС. - Во встрече приняли участие помощник Президента РФ Андрей Александрович Фурсенко и руководитель ФАНО Михаил Михайлович Котюков (он не входит в состав совета. - Н.В.). Последний проинформировал членов совета о том, как прошла его недавняя встреча с главой государства, приуроченная к двухлетию с момента подписания закона о реформе Академии наук. Он отметил, что президент одобрил работу ФАНО по регистрации имущества, оформлению земель и аудиту научной инфраструктуры вошедших в РАН госакадемий, а также по омоложению директорского корпуса подведомственных институтов. Глава ФАНО добавил,что на встрече шла речь и о начавшихся структурных изменениях, которые должны быть продолжены в соответствии с поручениями главы
государства.

А вот помощник президента дал несколько иную оценку итогам реформы. С его точки зрения, преобразования идут очень медленно.Наиболее перспективные научные направления до сих пор не обозначены, крупные тематические кластеры не созданы. От затягивания перестройки страдают ученые, темпами продвижения недовольно руководство страны.Андрей Александрович заявил, что возлагает на наш совет большие надежды и считает, что он должен сыграть ведущую роль в формировании научной политики в системе подведомственных ФАНО организаций и в стране в целом.

Он обратил внимание присутствующих на то, что решения НКС не публикуются на странице совета, размещенной на сайте ФАНО, и вообще о нашей работе известно мало. Было принято решение устранить эти недостатки.

Конечно, помощнику президента задавали вопросы. Интересовались,например, действительно ли ответственные лица рассчитывают, что университетская наука в обозримом будущем станет реальной альтернативой академической. Директор Физико-технического института им. А.Ф.Иоффе Андрей Георгиевич Забродский рассказал, что ученым Физтеха платят за то, что они пишут в своих статьях вторую аффиляцию - вузовскую. Однако вопрос о том,идет ли на пользу науке такая профанация, повис в воздухе: развития эта тема не получила. Помощник президента и глава ФАНО присутствовали на обсуждении большинства вопросов, входивших в повестку заседания. Первой темой было изменение принципов финансирования исследований в подведомственных ФАНО институтах. Ряд членов НКС считает неэффективной действующую систему, когда бюджетные деньги выделяются институтам фактически пропорционально численности сотрудников на заявленные научными коллективами инициативные проекты. Коллеги уверены, что фундаментальные исследования должны быть направлены, в первую очередь, на реализацию важнейших государственных задач.

Рабочая группа под руководством академика Игоря Анатольевича Спорные годы Дискуссии вокруг реформы РАН не утихают Соколова представила концепцию нового порядка распределения финансирования. Общий смысл предложенного подхода состоит в том, что средства на выполнение утвержденной правительством Программы фундаментальных исследований госакадемий должны распределяться в основном по конкурсу и в соответствии с намеченными научным сообществом приоритетами. Базовое финансирование на поддержание инфраструктуры может составлять не более 20-30%, а остальное необходимо выделять ведущим организациям, курирующим утвержденные программы, чтобы они обеспечивали работу привлеченных к их выполнению институтов. При этом актуальных направлений не должно быть больше сотни.

Надо сказать, что предложенный механизм многие приняли в штыки.Особенно резко против него выступил академик Виктор Меерович Полтерович, серьезные замечания высказали академики Валерий Васильевич Козлов, Сергей Михайлович Алдошин, Лев Матвеевич Зеленый.

Однако в ходе голосования НКС концепцию поддержал.Как будут отбираться ведущие организации, которые возглавят работу по приоритетам? Критерии определения лидеров в сети подведомственных ФАНО научных организаций разработала группа под руководством академика Александра Александровича Макарова. Она предложила систему оценки на основе статистических показателей и мнения экспертов. Организация может быть признана лидером только в том случае, если ее показатели значительно превышают средние по референтной группе. Таким структурам предлагается присваивать статус Национальных-исследовательских институтов. Эту схему НКС также одобрил.

О том, как идет работа над планом развития центров коллективного пользования (ЦКП), уникальных научных установок (УНУ) и суперкомпьютерных центров (СКЦ), работающих в подведомственных ФАНО организациях, доложил академик Ренад Зиннурович Сагдеев.Его команда занимается вопросами, связанными с повышением эффективности использования этих уникальных научных инструментов и обеспечением их функционирования.

В РАН действовала целевая программа поддержки таких центров. У физиков, например, был так называемый “андреевский список”, по фамилии вице-президента, возглавлявшего комиссию, которая распределяла средства на содержание приборов из разряда мега-сайенс.Наша Специальная астрофизическая обсерватория РАН получала на сохранение и эксплуатацию телескопов БТА и РАТАН-600 по 10-20 миллионов рублей в год. К сожалению, в последние два года на эти цели не выделялось ни копейки. Мы обеспечиваем работу крупнейших астрономических комплексов, стоимость каждого из которых никак не меньше 150 миллионов долларов, по сути, за счет зарплат и грантов сотрудников. Какие средства может дать ФАНО, пока неясно. Академик Сагдеев сообщил, что более чем от 100 ЦКП, стольких же УНУ и 20 СКЦ получены заявки на 4 миллиарда рублей.Столько от ФАНО мы, конечно, не получим: бюджет агентства сокращается. В лучшем случае можем рассчитывать не более чем на один миллиард. Значит, каждой из структур достанется всего по нескольку миллионов рублей. Но и это было бы неплохо. Решено продолжить деятельность по составлению реестра уникальных приборных комплексов и распределению их по категориям с целью дальнейшего развития.

Академик Валентин Николаевич Пармон рассказал о механизмах поддержки и продвижения российских научных журналов, учредителями которых являются организации подведомственных ФАНО структур. Эту тему мы только начинаем разрабатывать, и она очень тяжелая. В России издаются 4700 научных журналов, причем их рейтинг в целом невысок. Импакт-фактор большинства не превышает 0,5. От ученых требуют печататься в высокорейтинговых журналах, которые издаются за рубежом, и лучшие специалисты именно так и делают. Как в этих условиях сохранять и развивать русскоязычный сегмент научной литературы?

Мы признательны компаниям МАИК “Наука/Интерпериодика” и “Шпрингер”, которые переводят наши издания и распространяют их по всему миру. Но они уже вот-вот откажутся работать с большим пакетом, поскольку слабые журналы никому не нужны, их не покупают. Берут те, что имеют импакт-фактор больше единицы, а таких всего около двадцати! Что же делать? С моей точки зрения, тематически близким изданиям необходимо объединяться, это послужит их усилению. И пора переходить с печатных версий на электронные, что во всем мире давно делается. Но как, двигаясь в общем потоке, не потерять российские издания, дающие возможность печататься молодежи? Ответа мы пока не нашли.

Прозвучали предложения в качестве тактической меры передать ФАНО функции по финансированию всех научных журналов, в том числе тех, что сегодня содержит РАН. Это позволило бы сконцентрировать те небольшие средства, которые выделяются на это направление.

Однако понятно, что Академия наук на такое вряд ли пойдет.

Новая научно-техническая революция неуклонно дает о себе знать - несмотря на то, что для многих из нас она пока еще происходит незаметно. Тем не менее, в профессиональных кругах ее плоды уже дают конкретные результаты. Примерно полтора года назад мы писали о том, что новые измерительные системы и средства наблюдения открыли перед учеными возможности, не снившиеся их предшественникам еще лет пятьдесят назад. По сути, со времен Галилея наука получила очередной мощнейший толчок к расширению горизонтов познания мира.

Однако революционные перемены коснулись не только научного инструментария. Производственную сферу также ждут перемены. Дело в том, что за последние десять-двадцать лет произошла настоящая революция в области измерений. Появились новейшие информационные системы, формирующие пространственные модели объектов в виде облака точек.  Причем такие модели создаются теперь с невиданной ранее скоростью и точностью – примерно в десятки раз быстрее (иногда достаточно пяти часов на создание модели), и обходится они как минимум в два раза дешевле.

По мнению специалистов, есть целые отрасли, заинтересованные в использовании таких точных пространственных моделей. Например, горнодобывающая промышленность, нефтегазовая промышленность, строительство и архитектура, дорожное строительство и т.д. В указанных отраслях точные измерения играют решающую роль, поскольку являются главным элементом оценки качества. И если реализовать здесь новые технологии информационного моделирования, то экономический эффект не заставит себя ждать и составит как минимум 10 – 15%.

Самое важное, что подобные модели содержат буквально все необходимые измерительные параметры, что позволяет осуществлять сплошной контроль в любой точке объекта. Так, модели, используемые при проектировании и строительстве зданий и сооружений, позволяют не только осуществить необходимые конструктивные расчеты, но также рассчитать сметную стоимость объекта, оперативно реагировать на все изменения, вносимые в проект, а после выполнения строительных работ использовать информационную модель в целях управления объектом и его эксплуатации.

Казалось бы, преимущества здесь очевидны, и технологии эти достойны того, чтобы переходить на них повсеместно – благо, у нас уже есть толковые специалисты в данной сфере (в том числе – и в Новосибирске). Однако перестройка идет пока еще достаточно медленно, особенно в тех отраслях, где сплошной информационный контроль очень желателен.

Например, в строительстве зданий и в строительстве дорог. Не секрет, что застройщики часто сталкиваются с проблемой точного расчета сметной стоимости (особенно при комплексной застройке), которая зависит не только от стоимости строительных материалов, стоимости услуг подрядчиков и стоимости транспортных перевозок, но также от уровня организации всего цикла работ. Малейшее изменение, вносимое в проект, также ведет к изменению целого ряда цифр.  Информационные модели позволяют оптимизировать данный процесс, повысить уровень контроля.

В общем, «измерительная» революция должна быть (по логике вещей) просто манной небесной для тех, кто отвечает за строительство. На самом деле именно в этих кругах новая технология встретила прохладное отношение. Почему? Как ни покажется странным, но как раз возможность сплошного информационного контроля и вызывает настороженность.

То есть абсолютная прозрачность расчетов снижает привлекательность новых измерительных систем. Как пояснил проректор по научной и инновационной деятельности Сибирского государственного университета геосистем и технологий (СГУГиТ) Владимир Середович, так уж сложилась структура нашей экономики, что подобной информацией должен обладать только тот,  кому знать «положено» по статусу и положению. И  круг таких «посвященных» расширяться не должен. И это несмотря на то, что данная информация касается всех граждан, поскольку здесь заложены и наши налоги, и бюджетные деньги.

Прежде всего, данная проблема касается дорожного строительства. Несмотря на клятвенные заверения в том, что здесь будет осуществляться полный контроль за расходованием средств и качеством выполненных работ, ничего подобного пока не происходит. По словам Владимира Середовича, нормативные документы совершенно не предусматривают использования новейших методов, и их никто даже не разрабатывает. А если что-то подобное и происходит, то этим, как правило, занимаются люди некомпетентные, малосведущие в современных прогрессивных технологиях. Что касается расходования средств, то поскольку чаще всего речь идет о казенных деньгах, то руководители, ответственные за состояние дорог, смотрят на расходы сквозь пальцы. Например, толщина дорожного полотна оценивается по одной вырубке на три тысячи квадратных метров. Говорить в данном случае о научном подходе, об объективности,  не приходится. Вероятность такой оценки, считает Владимир Середович, ничтожна. Однако за такую работу платят большие деньги. И войти в эту отрасль с новыми идеями достаточно сложно.

Что мы имеем на практике? Часто происходит так: по проекту затраты должны составить, к примеру, два миллиарда рублей. Но реальные затраты вырастают раза в четыре. На вопрос: кто здесь виноват? – кивают в сторону подрядчиков. На самом же деле мы имеем дело с некачественным проектом, с небрежной работой на этапе сбора данных, объясняет Владимир Середович.

Как раз новые технологии позволяют всё это исключить и значительно повысить уровень проектирования. Соответственно – исключить подобные «сюрпризы» с многократным удорожанием стоимости возводимых объектов. И чтобы изменить ситуацию, нужно только принять несколько нормативных документов. Причем, дело не столько в сложности их разработки. Главная проблема – найти адресата, заинтересованного в их принятии.

Не вдаваясь в политическую оценку ситуации, отметим только один принципиально важный момент. В свете сказанного становится совершенно ясным, что борьба с коррупцией и разбазариванием бюджетных средств имеет не только юридическую составляющую, но и техническую. Степень этой борьбы, безусловно, прямо пропорциональна готовности представителей тех или иных инстанций шагать в ногу со временем, содействовать внедрению новейших технологий, в том числе – систем информационного моделирования, особенно в таких сферах, где коррупционная составляющая крайне высока.

Кстати, в мэрию Новосибирска еще весной поступило предложение от специалистов по информационному моделированию внедрить современную систему оценки качества дорог. Как мы понимаем, готовность городских чиновников содействовать внедрению данной системы будет наилучшим показателем их подлинного отношения к бюджетным средствам. Ответа, к сожалению, специалисты пока не получили. Но будем надеяться, что конструктивный диалог всё же состоится.

Олег Носков

Сибирские ученые недавно вернулись с Камчатки, где в составе крупной международной экспедиции продолжили исследования огнедышащих гор Ключевской группы. Согласно совместному проекту KISS, было установлено 75 станций, которые в течение года в автономном режиме будут фиксировать информацию о глубинной деятельности под вулканами.

«Сейсмическая станция — это, грубо говоря, микрофон, который закопан в грунт: он регистрирует, оцифровывает и записывает на обычную SD-карточку колебания Земли, — объясняет заведующий лабораторией сейсмической томографии Института нефтегазовой геологии и геофизики им. А. А. Трофимука СО РАН Иван Юрьевич Кулаков. — Самое тяжелое в установке приборов в труднодоступном регионе — доставить на точку достаточное количество высокоемких электрических батарей, чтобы обеспечить непрерывное функционирование на протяжении года. Бывает аппаратура, работающая и с передачей информации, но, во-первых, при этом часть оборудования надо оставлять на поверхности, а это повышает риск того, что оно будет разграблено. Во-вторых же, такой режим требует существенно больше энергии». 

«Большую часть этих станций мы ставили вертолетом, потому что места там абсолютно непролазные:  пройти в принципе нельзя. Ужасно много медведей. В прошлом году на вулкане Толбачик они разграбили 6 станций, причем, 4 — в течение первого месяца регистрации».

Это уже четвертый экспедиционный сезон лаборатории сейсмической томографии ИНГГ СО РАН на Камчатке — каждый год ученые отрабатывают один вулкан. В этом году вниманием окружен целый комплекс — Ключевская группа, где на относительно небольшой территории (порядка 80 на 50 километров) собраны практически все виды огнедышащих гор, какие есть в мире. Они абсолютно разные и по составу, и по режимам. «Есть и взрывные, и гавайского типа, есть самый-самый большой вулкан в Евразии — Ключевская сопка. Толбачик — извергает огромные объемы жидкой базальтовой лавы и является поистине уникальным в своем роде. Безымянный — эксплозивный вулкан, где в середине прошлого века произошел катастрофический взрыв. И все они расположены буквально, в десятках километров друг от друга — удивительное, конечно, место, такого в мире больше нет нигде, — комментирует Иван Кулаков. — В результате нашей работы мы получим поистине замечательный шанс объяснить такое разнообразие».    Установить 75 станций — дело совершенно неподъемное для одной организации. Поэтому этот проект реализовывался силами большого международного коллектива. Большинство ценнейших приборов (каждый из которых стоимостью как хороший новый автомобиль) было привезено из Германии. Также часть оборудования представили ИНГГ СО РАН, Институт вулканологии и сейсмологии ДВО РАН и Камчатский филиал геофизической службы РАН. В сумме вместе с уже существующими постоянными станциями на Ключевской группе количество приемников составляет почти сотню — беспрецедентное число, особенно в таких труднодоступных местах. Деньги на установку, в основном, обеспечил Российский научный фонд, который поддержал грант под руководством нашего соотечественника Николая Шапиро, замечательного ученого, работающего сейчас в IPGP в Париже. По словам Ивана Кулакова, каждый из участников международного проекта выполнял очень большую работу: если бы хотя бы одно звено совершило сбой, то ничего сделать бы не удалось. «К счастью, несмотря на нынешнюю ситуацию с курсом доллара и экономическо-политической нестабильностью, самый сложный этап эксперимента, установка станций, прошел на удивление гладко», — отмечает ученый. В следующие годы ученые ИНГГ планируют продолжать разворачивать сейсмические сети на активно работающих вулканах Камчатки и Курильских островов, чтобы изучать их структуру в режиме реального времени. Существует идея создать группу быстрого развертывания: если на вышеупомянутых территориях где-нибудь происходит извержение, группа специалистов из Новосибирска без замедления срывается в поле вместе со своим оборудованием и устанавливает станции, которые регистрируют процесс развития извержения в течении нескольких месяцев.  «У нас будет некий бюджет, который мы для этого сможем зарезервировать, — отмечает Иван Кулаков. — Так что в случае извержения можно будет арендовать маленький вертолет,  и с его помощью выставлять 5-6 точек на работающем вулкане». 

«На Камчатке живет наш друг и коллега (он приписан к лаборатории сейсмической томографии), молодой ученый, Ильяс Абкадыров. Мы ему платим зарплату, а он, оказывается, все эти деньги собирает, а потом, когда начинается какое-либо извержение, берет на них вертолет и ставит там станции. Я сказал: хватит, мы сделаем официальный совместный проект». 

Устанавливая временные сейсмические сети, планируется потихонечку, год за годом, пройти все активные вулканы Камчатки, изучив их внутреннее строение. Затем можно начать делать это по второму кругу, ведь они, как отмечает Иван Кулаков, сильно изменяются. Несколько лет назад ученые проверили несколько объектов и получили подтверждение тому, что во время извержения резко трансформируется сейсмическая структура самой горы. «Прямо с плюса на минус: была аномалия положительная, стала отрицательная», — комментирует специалист, —Мы предложили следующий механизм: флюиды быстро мигрируют из больших глубин в верхнюю часть коры и кардинальным образом изменяют упругие свойства пород. В свою очередь, наличие флюидов приводит к активному плавлению перегретой магмы, что, в итоге, является причиной извержений. Ни один геологический объект не может сравниться с вулканами по скорости изменений. Именно поэтому стоящая перед нами задача настолько интересная, хотя и очень сложная как с точки зрения логистики полевых работ, так и методик обработки сейсмических данных». 

Продолжение реформы РАН (а данный процесс, отметим, еще не завершился) потребует от академических институтов более настойчивых шагов к взаимодействию с государством на почве реализации инновационных проектов и продвижения собственных разработок. Как стало недавно известно, более половины институтов ФАНО - согласно рейтингу, составленному Минобрнауки РФ - отнесены к так называемой «третьей категории». Это означает, что в ближайшее время в их отношении будут применены определенные организационные меры. Как разъяснил ситуацию научный руководитель Института катализа СО РАН академик Валентин Пармон, здесь возможны три варианта действий.

Первый вариант: полная ликвидация института – с передачей имущества в государственную казну. Второй вариант: включение в состав другого, более крупного института, занимающего высокие позиции в рейтинге. Наконец, возможна передача университету.

Подобные меры могут быть предприняты уже после января следующего года, когда закончится второй мораторий. Судя по всему, в правительстве уже принято окончательное решение по данному вопросу, и руководство Российской академии поставлено в известность относительно возможных перемен.

Реформа, безусловно, затронет многих. Подробный список пока еще не известен, однако в складывающихся условиях руководителям институтов придется, образно говоря, пересмотреть свой стиль взаимодействия с государственными структурами, отвечающими за вопросы развития. По сути – перейти от пассивного ожидания государственного соучастия в своей судьбе к активному продвижению собственных предложений. Пожалуй, это даст единственный шанс избежать попадания в «черный список». Мало того – получить дополнительный финансовый ресурс. По мнению Валентина Пармона, такие возможности есть, и их необходимо учитывать и использовать.

Несмотря на критическое отношение многих ученых к реформам, необходимо признать, что в стране созданы реально действующие институты развития, без взаимодействия с которыми практически невозможно выявить ценность имеющегося интеллектуального потенциала. Ученые обязаны формировать собственные программы и направлять их в соответствующие инстанции, подробно обосновывая необходимость выделения денежных средств на проведение тех или иных исследований. Конструктивное взаимодействие как раз начинается с составления такой вот подробной «бумаги» считает Валентин Пармон.

В данном случае бессмысленно чего-то ждать от государства, не сделав свой собственный первый шаг навстречу. Так, существует целый ряд Федеральный целевых программ, поддерживающих важные стратегические направления, где могут быть задействованы научные разработки.

Разумеется, выделяемый финансовый ресурс невозможно распределить сразу на всех, тем не менее, практика показывает, что самые активные представители научных организаций  в состоянии добиваться финансирования.

Например, можно реально получить стартовые инвестиции до пяти миллионов рублей. А если активно работать с потенциальными заказчиками, то объемы инвестиций могут вырасти на порядок (и даже на два порядка). Кроме того, есть еще региональные программы, поддерживающие те или иные направления. Следовательно, ученые должны быть готовы к взаимодействию и с региональными властями.

В любом случае, мечтать о возвращении светлых времен советского государственного планирования непродуктивно. Прошлое вряд ли вернется. Поэтому действовать придется, исходя из объективных реалий – какими бы они жестокими и несправедливыми они ни казались. 

Виктор Нечаев

Настал момент, которого так долго ждали администрации лучших вузов страны и чиновники от высшего образования. 30 сентября была опубликована новая редакция одного из старейших мировых рейтингов университетов — Times Higher Education World University Rankings.

Именно на основе этого рейтинга вкупе с еще одним, предоставляемым британской компанией QS, оценивается эффективность реализации программы «5-100». В ее рамках Министерство образования и науки РФ выделяет огромные средства на продвижение 15 отобранных по конкурсу российских университетов в мировых университетских рейтингах. Предполагается, что на эти средства в них будут открываться лаборатории мирового уровня, запускаться новые образовательные программы на английском языке, привлекаться зарубежные студенты и профессура — в общем, произойдет всё то, что согласно методологии обоих рейтингов должно повлиять на мировые позиции российского высшего образования.

Что же продемонстрировала новая редакция рейтинга Times? На первый взгляд российские университеты добились за прошедший год огромного успеха: вместо максимум трех вузов, бывших участниками списка в предыдущие годы, в этом году в него вошло аж тринадцать. Во главе, естественно, МГУ, сделавший решительный рывок вперед и переместившийся со 196-го на 161-е место и уже бодро отрапортовавший о победе. Второе и третье места несколько неожиданны: это Санкт-Петербургский и Томский политехнические университеты. За ними располагается еще десять российских вузов. Кстати, девять из тринадцати университетов являются участниками проекта «5-100». Успех!

Успех ли? Ведь всего две недели назад университетское сообщество охватило уныние после оглашения результатов другого рейтинга — уже упомянутого выше QS. Многие участвовавшие в нем прежде российские вузы не только не улучшили свои позиции, но и, напротив, заметно их ухудшили. И это несмотря на все затраты на программу «5-100»!

Очевидно одно: за такой короткий срок российские вузы так драматически преобразиться ни в лучшую ни в худшую сторону не могли. Нет, в университетах и правда многое сейчас делается: одни открывают новые лаборатории, другие стимулируют публикации в высокоцитируемых журналах, третьи поступают проще и покупают чужие аффилиации. Но эффект от любых подобных мер, вне зависимости от их осмысленности, эффективности и моральности, будет заведомо отложен во времени.

Так что же тогда на самом деле изменилось?

Ответ прост и неутешителен: всего лишь методология рейтингов и провайдеры информации. Россия не единственная страна, которую на государственном уровне постигло помешательство на почве мировых университетских рейтингов. Интереснейшие вещи творятся, например, вокруг университетов стран Персидского залива, Индии, Африки, Латинской Америки. Да и вроде бы гораздо более уверенно чувствующие себя Китай и Южная Корея тоже нервничают, когда с их университетами в рейтингах что-то идет не так. Для более же обеспеченной части мирового образовательного сообщества — Европы и Америки — рейтинги давно стали превосходным маркетинговым инструментом: это наиболее эффективный и практически бесплатный способ прорекламировать себя потенциальным студентам из стран третьего мира.

В общем, мировые рейтинги университетов — это чрезвычайно прибыльный бизнес. Как только это было осознано, между операторами рейтингов началась острая конкурентная борьба, за которой последовал передел рынков. Ключевую роль в этом процессе играют провайдеры библиометрической информации для рейтингов, на основе которых высчитываются показатели цитирования. Как мы знаем, в мире их у нас по большому счету два: Thomson Reuters со своей Web of Science и Elsevier и его Scopus.

До прошлого года рейтинг Times Higher Education «сидел» на данных Thomson Reuters, а QS — на данных Elsevier; поляна была поделена пополам, все были счастливы и довольны. Был еще так называемый шанхайский рейтинг ARWU, но его методология, основанная на подсчете числа нобелевских и филдсовских лауреатов, настолько экзотична, что мало кто принимал его всерьез. Однако в прошлом году в игру вмешался новый участник: американский медиахолдинг US News. Уже не первый десяток лет он снабжает абитуриентов подробнейшими рейтингами образовательных программ американских университетов. Видимо, в US News тоже решили не упускать кусок глобального пирога и запустили собственный глобальный рейтинг мировых университетов — разумеется, с наилучшим представительством американских университетов из всех.

Но для рейтинга нужны данные, а для них нужен провайдер. Где его брать? Конечно же, переманивать уже существующих. В итоге Thomson Reuters развелся с Times и ушел к US News. Но и в Times не растерялись и переманили на свою сторону Elsevier, который прежде обслуживал рейтинг QS.

Эффект на рейтинг это произвело огромный. Scopus известен тем, что в нем гораздо лучше, чем в Web of Science, представлены неанглоязычные литературные источники. К тому же провайдеры рейтинга, QS, вместе c Elsevier потратили немало усилий на установление прямых контактов с российскими университетами и продвижение себя среди них. Именно поэтому в рейтинге QS представительство российских вузов на порядок превышало оное в основанном на данных Web of Science рейтинге Times. Теперь же вся эта база переехала от QS к Times. Заодно THE удвоил за последний год свой охват: вместо 400 вузов в него теперь входит целых 800. И вот результат: целых тринадцать российских вузов в рейтинге вместо трех!

Только заслуга самих вузов в этом, увы, совсем небольшая. Как, кстати, и в падении позиций в рейтинге QS. В условиях возросшей конкуренции провайдеры рейтинга, по всей видимости, решили сделать ставку на образовательную сторону деятельности университетов и при подсчете цитирований сильно урезали в правах естественные науки в угоду инженерным и гуманитарным. Наши вузы, традиционно сильные именно в естественных науках, оказались здесь «без вины виноватыми» — опять же без какого-либо участия со своей стороны.

Так что рейтинги живут собственной захватывающей и увлекательной жизнью, на которую, в сущности, очень слабо влияют бюджеты и образовательные политики отдельно взятых государств. Кстати, 5 октября новую редакцию своего рейтинга выпускает и US News. Мыльная опера продолжается!

Прошедший на этой неделе XI Новосибирский инновационно-инвестиционный форум в очередной раз высветил проблему внедрения научных разработок, реализации инновационных проектов и преодоления разрыва между наукой и промышленностью. Этой теме организаторы форума (конкретно – департамент промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии г. Новосибирска) посвятили отдельный круглый стол, куда были приглашены представители новосибирских вузов, академических институтов и промышленных предприятий. И хотя единодушия в оценке текущей ситуации не наблюдалось, разговор получился на редкость откровенным.

Так, советник Ректора НГУ по вопросам трансфера и коммерциализации технологий Леван Татунашвили прямо заявил о том, что между реальной экономикой и наукой никакой связи сейчас нет.

Не все были согласны с такой постановкой вопроса (например, представители НГТУ), однако при детальном рассмотрении  предложений и проектов, представляемых учеными,  вырисовывается в целом не особо радостная картина: ученые, действительно, очень часто далеки от сложившихся экономических реалий. Мало того, нередко происходит так, что проекты, которые с пылом и жаром продвигаются теми или иными институтами, лишь отражают чисто научный интерес его авторов, абсолютно игнорирующих сугубо экономические составляющие. И когда подобные проекты встречают прохладное отношение со стороны потенциальных инвесторов или заказчиков, разработчики привычно списывают это нежелание идти им навстречу на «неготовность» бизнеса или государственных структур заниматься инновациями (лично мне неоднократно приходилось выслушивать сентенции институтских разработчиков насчет «тупых» чиновников и «алчных» бизнесменов).

Надо ли ученым вникать в тонкости рыночной конъюнктуры, осуществляя свои разработки? – вопрос отнюдь не риторический. Этот вопрос актуальный, и как раз в настоящее время он бурно дискутируется. Однозначного ответа на него нет. Как правило, эксперты, непосредственно включенные в рыночные отношения, оценивают потенциал научных разработок (а равно и пригодность самих научных исследований) исключительно по рыночной шкале: есть продажи и прибыль – работа поставлена правильно. Нет продажи и прибыли – значит, бездельники, лузеры или отставшие от жизни «совки». Естественно, представители научного сообщества не столь категоричны в оценках и суждениях.

По мнению начальника отдела инновационной, прикладной и внешнеэкономической деятельности Института теплофизики СО РАН Людмилы Перепечко, академические институты не обязаны заниматься коммерцией. Их профильная задача – получать новые знания. Задача университетов – учить и готовить кадры.

По-хорошему, при академических институтах и университетах должны существовать специальные офисы трансфера технологий, занимающиеся заключением лицензионных договоров с предприятиями и коммерческими организациями. Такова, собственно, мировая практика. В нашей стране научные организации пока еще заключают договора по проведению НИОКР, что, по сути дела, является заполнением той лакуны,  которая образовалась после ликвидации отраслевых институтов. Скорее всего, возникшее положение вещей не может являться нормой. Возможно, мы просто имеем дело с вынужденной «компенсацией» (стихийно появившейся в силу известных политических и экономических обстоятельств). И именно этот момент как раз и вносит сумятицу и является, наверное, главной причиной того, почему проблема внедрения инновационных проектов и разработок по сию пору сохраняет свою остроту. 

Отметим, что при расхождении позиций относительно степени вовлеченности ученых в коммерческую практику, вопрос о создании офиса трансфера технологий вызвал некоторое единодушие. Леван Татунашвили допустил возможность создания такой площадки на территории НГУ. В принципе, это может быть своего рода центр компетенций (модное ныне понятие), способный осуществлять консультативную деятельность по тем или иным областям знаний, востребованных в «реальной экономике». Возможно создание центра инжиниринга (тоже модное понятие). По крайней мере (если речь идет конкретно об НГУ), здесь можно начать с тех областей, где не требуется сложная, капиталоемкая инфраструктура. Например, сюда может войти всё то, что связано с информационными технологиями. Сегодня, как мы знаем, достаточно востребованы интеграционные проекты, направленные на создание «умных систем» в жилищно-коммунальном хозяйстве и энергетике. Именно здесь наши ученые, считает Леван Татунашвили, могли бы предложить свои компетенции.

Добавим от себя, что вопрос о создании такой площадки на территории Академгородка еще весной обсуждался в департаменте промышленности, инноваций и предпринимательства мэрии Новосибирска.

По мнению начальника департамента – Александра Люлько – компетенции новосибирских ученых очень сильно помогли бы городскому хозяйству, и в этом смысле мэрия готова поддержать создание подобного центра. Не исключено, что именно со стороны руководителей города могут последовать какие-то шаги по продвижению инновационных проектов.

 Если в инновациях действительно есть такой четко осознанный практический интерес, то это так или иначе потребует создания неких организационных структур, способных интегрировать научные и коммерческие организации для достижения конкретных результатов.

Олег Носков