О том, выдержала ли российская наука санкционное давление, стоит ли наказывать студентов за использование искусственного интеллекта в учебе и повлияли ли санкции на развитие российской науки рассказал в интервью ТАСС министр науки и высшего образования России Валерий Фальков.

– Валерий Николаевич, добрый день и с Днем российской науки! Сегодня не юбилейный, но все-таки прекрасный праздничный день. На Ваш взгляд, каковы основные итоги российской науки в 2022 году?

– Год был непростой, мы все это понимаем. Абсолютно новые вызовы. Я считаю главным итогом то, что вся система исследований и разработок адаптировалась к этим новым вызовам достаточно удачно. О том, что менять систему оценки исследовательского труда необходимо, говорили давно, но в прошлом году это стало очевидно. Ситуация с доступом к базам данных, ситуация с научными журналами, с публикациями, и целая серия других вопросов, не менее значимых — все это, если можно так выразиться, поплыло в одночасье. Что, конечно, дестабилизировало в начале часть коллективов. Но к концу года мы уже имели в целом понимание того, как система адаптировалась. Это важно.

При этом надо отметить, что ни одно начинание, ни один из замыслов, который исходно был на старте национального проекта "Наука и университеты", ГПНТР [государственной программы научно-технологического развития] (не остановился — прим. ТАСС) — все эти проекты реализуются успешно. Я имею в виду и строительство крупнейших установок класса мегасайенс. В этом году мы ставим себе задачу — и, думаю, ее успешно решим — запуск коллайдера NICA. В 2024 году у нас запланирован запуск синхротрона 4-го поколения "Сибирский кольцевой источник фотонов", или коротко СКИФ, в Новосибирске. А ведь само по себе это все очень сложно — не только с точки зрения строительства, но и с точки зрения конструкционной. Это большие наукоемкие проекты, и они подразумевали достаточно серьезную кооперацию. Тем не менее мы пересмотрели ряд планов, опираясь на собственные силы — допустим, одну из шести станций СКИФ перепроектировали.

Это только то, что на поверхности. Стоит вспомнить проекты или комплексы мероприятий по созданию молодежных лабораторий. Мы в них, кстати сказать, с учетом непростой ситуации, многое поправили. Во-первых, создали их в два раза больше, чем планировали, что очень важно было в 2022 году. Во-вторых, изменили метрики для таких лабораторий. Проще говоря, если раньше мы делали упор на научные статьи, на публикации — то сейчас в зависимости от профиля лаборатории, мы выбрали пять основных направлений и провели приоритизацию — новая медицина, новая энергетика, климатические исследования, сельское хозяйство. Вот по этим направлениям определили, исходя из профиля молодежной научно лаборатории, какие результаты мы от них ждем.

Одновременно хотел бы сказать, что мы запустили четыре федеральных проекта. Наиболее значимым из них, считаю, является проект по гражданскому приборостроению. Мы его сверстали, запустили, и четыре наших ведущих вуза уже активно занимаются. Количество тех участников, кто будет вовлекаться в этот проект, и линейка приборов будут расширяться. Отдельный проект
– популяризация науки.

– Вы упомянули мегасайенс. А как у нас вообще сейчас выстраивается сотрудничество с традиционными зарубежными научными партнерами?

– Ситуация складывается по-разному. Но тем не менее мы считаем важным, что мы сохранились в проекте ЦЕРН, который считается важнейшим проектом для всех, кто занимается ядерной физикой. И второй очень важный момент — мы стали больше уделять внимания развитию международных коллабораций применительно к нашим установкам класса мегасайенс. У нас уже второй год активно идет обсуждение участие в ассоциированном членстве ряда государств в Объединенном институте ядерных исследований.

– ОИЯИ, в принципе, сейчас один из флагманов международного сотрудничества.

– Абсолютно верно! ОИЯИ, НИЦ "Курчатовский институт" — две таких крупнейших площадки, каждая из которых является держателем целого ряда установок класса мегасайенс. Если раньше мы были, в основном, участниками других коллабораций, то сегодня мы делаем упор на то, чтобы международные исследовательские программы под наши установки сделать достаточно представительными. И вот ОИЯИ первый в этом направлении, он сейчас активно такую программу формирует. Вслед за ним НИЦ КИ, Институт ядерной физики имени Будкера (Новосибирск). Так что появление собственных уникальных установок делает еще более привлекательной российскую науку и позволяет создавать новые коллаборации.

– Не могу не задать вопрос на модную сегодня тему. Один из студентов написал свою дипломную работу с помощью нейросети. На ваш взгляд, стоит ли применять какие-то меры тем, кто использует нейросети для написания дипломов? Или в принципе это просто один из инструментов помощи?

– Никаких, я считаю, негативных последствий для студента быть не должно. Он просто проверил систему на прочность, на мой взгляд. Это первый момент. А второй очень важный момент: вот такого рода ситуации, случающиеся внезапно, — хотя вроде бы об искусственном интеллекте, о нейросети и о ее возможностях известно давно, показывают, что университетам надо перестраиваться. Как минимум, наталкивает на мысль, что надо менять подход к заданиям. Надо задание формулировать таким образом, чтобы только студент это мог решить. Или делать комбинированное задание, предполагающее прямую проверку знаний у студента. Ну, а студенты всегда были изобретательны и всегда искали варианты, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления. Этот студент ничуть не отличается от тех, что были и в наше время. При этом, если вы посмотрите, он ведь достаточно добросовестно все рассказал, как он это сделал. И почему, кстати, он это сделал.

– Болезненный вопрос — российские научные журналы. Надо признать, что пока они не столь авторитетны, как международные журналы, в которых публикуются наши ученые. Когда-нибудь они превратятся в действительно авторитетные издания для всего мира?

– Хороший вопрос. Я бы все-таки вначале отметил, что в России много научных журналов, и часть из них — пусть не самая небольшая — достаточно авторитетна. В общем-то, они признаны еще с советского времени. Вы знаете, что держателями этих журналов является Российская академия наук, совместно, как правило, с профильными институтами. Больше сотни таких журналов, которые не только для внутреннего пользования внутри России, а они признаются и за рубежом, переводятся и имеют хороший, в том числе, индекс цитирования. Но давайте все-таки справедливо на эти вещи посмотрим. Не только от качества публикаций и от журналов зависит — но и от того, как они продвигаются, и в какие сети и агрегаторы они входят. Мы же понимаем, что этот мир достаточно жестко монополизирован, мир научных журналов — там чужие не ходят. Есть несколько площадок-агрегаторов, которые, собственно, задают тон в этом направлении. Поэтому выход — делать упор на качество публикаций, активно переводить и продвигать наши журналы за рубежом. Осуществлять это целенаправленно, централизованно, как часть государственной политики. И мы такую работу проводим совместно с несколькими площадками – например, позавчера собирались с директорами академических институтов гуманитарного профиля. И обсуждали как раз вопрос по поводу того, что у нас ИНИОН мог бы стать такой площадкой, продвигающей российские журналы и результаты исследований – российские монографии, в том числе в самых разных странах. И мне кажется, что это хороший пример. Сюда же мы привлекаем реформированный теперь уже РФФИ Российский центр научной информации – поскольку он у нас является организатором подписки для всех без исключения университетов и институтов, и он же, совместно с издательством "Наука", будет заниматься вопросами, в том числе, журнальной политики.

В День российской науки я хочу пожелать и молодым, и уже состоявшимся исследователям вдохновения, крепкого здоровья, успехов и надежных товарищей-партнеров, которые, невзирая на какие-либо изменения политической конъюнктуры, дружат с ними, уважая их, прежде всего, за профессиональные качества и за их достижения на научном поприще.

– Благодарю Вас за разговор и еще раз с праздником!

Беседовал Андрей Резниченко

Прошедший недавно очередной Всемирный экономический форум в Давосе запомнился не только обильной антироссийской риторикой. Был там еще один примечательный момент, красноречиво отражающий глубинную суть начавшихся технологических и социальных трансформаций. Представители так называемой глобальной элиты заявили о необходимости ограничить сельскохозяйственное производство во имя «спасения планеты» от экологического кризиса. И в целях решения проблемы голода было предложено перейти на альтернативную систему питания. Точнее – отказаться от привычных продуктовых предпочтений. К 2030 году, считают новоявленные мировые лидеры, человечество должно освоить новые источники белка, а именно - включить в свой рацион блюда из насекомых. Теперь это называется экологически безопасной практикой энтомофагии.

Этот призыв вызвал гневную отповедь со стороны американских правоконсервативных идеологов. В фермы для выращивания насекомых, утверждают они, уже вложены миллионы долларов. Таким образом, у борцов за «альтернативную» еду есть корыстный мотив. По большому счету, за этим делом просматриваются материальные интересы крупного транснационального капитала, подмявшего под себя западных политиков и управляющего ведущими мировыми СМИ.

Например, тему энтомофагии активно продвигает миллиардер Билл Гейтс, заявляющий о необходимости реорганизации мировой экономики и системы снабжения продовольствием. На сегодняшний день он является одним из крупнейших частных владельцев сельскохозяйственных угодий в США – порядка 269 тысяч акров (примерно 109 тысяч га) в разных штатах. И при этом он намерен решить глобальный продовольственный кризис, призывая простых людей переключаться на «синтетическую» еду вроде искусственного мяса, а также на еду из насекомых.

Отметим попутно, что недавно Билл Гейтс выказал свой интерес к сельхозугодиям Украины. Тем не менее, будучи владельцем земли, он параллельно инвестирует в производство «альтернативных» источников животного белка. Так, кенийская компания InsectiPro получила от него два миллиона долларов на создание коммерчески выгодного «устойчивого» выращивания насекомых в целях получения кормов и пищевых продуктов. Он также инвестировал 100 тысяч долларов в одну компанию из Флориды, которая разрабатывает методы производства питательной пищи из жуков и им подобных членистоногих тварей. Основатель этой компании работает сейчас над проектом, пропагандирующим «хороших» жуков в качестве «устойчивого» питания для детей, страдающих от недоедания.

Как подчеркивает автор упомянутой публикации, в настоящее время уже вовсю развернута маркетинговая операция по продвижению энтомофагии, к которой подключили мировых знаменитостей. Потребление еды из насекомых преподносится как некая добродетель современного человека, обеспокоенного будущим планеты. Таким путем пропагандисты «альтернативной» пищи надеются на то, что смогут ослабить отвращение людей к подобным источникам белка. Напомним, что пропагандой энтомофагии занимаются такие звезды Голливуда, как Николь Кидман и Анжелина Джоли. Так, первая однажды демонстративно отведала «альтернативную» еду, заявив, будто некоторые блюда из насекомых оказались на удивление изысканными. Вторая участвовала в такой демонстративной трапезе вместе со своими детьми.

Консервативно настроенные авторы высказывают резонные опасения насчет того, что спекулируя на экологических проблемах, новоявленные «спасители» планеты просто-напросто положат конец продажам мясных и молочных продуктов во всем мире. В итоге всех мясоедов загонят в магазины с «альтернативной» едой.

Конечно, энтомофагия сама по себе не является чем-то принципиально новым. Примерно четверть населения мира употребляет в пищу насекомых и их личинок. Однако сейчас речь идет о кулинарных традициях европейских народов, где к подобной живности с незапамятных времен относились с отвращением. Смогут ли прижиться «насекомоядные» тренды среди жителей США и Европы? Вытеснять ли фрикадельки из мучных червей котлеты из говядины и свинины?

Согласимся, что в сложившихся условиях поставленные вопросы совсем не являются риторическими. Причем, анализируя прецеденты, связанные с утверждением экологической повестки, мы можем смело констатировать, что в таких вопросах последнее слово окажется не за свободным рынком, а за решениями политиков и законодателей. Навязчивый маркетинг – это только первый этап международной кампании по продвижению энтомофагии. Как мы понимаем, далее вполне могут последовать новые законы и регламенты, упрощающие новомодным «насекомоядным» стартапам конкурентную борьбу с традиционными сельхозпроизводителями. В принципе, этот процесс уже начался.

Необходимо признать, что производители еды из насекомых в технологическом плане не стоят на месте. И здесь у них, судя по всему, имеются серьезные преимущества перед животноводами, и даже перед овощеводами. Чтобы понять, о чем идет речь, достаточно оценить технических уровень современной фабрики по производству съедобных насекомых, представленной австрийским стартапом LIVIN farms. Здесь разработана целая система, где все производственные процессы осуществляются автоматически и управляются дистанционно. Такие фермы, прежде всего, рассматриваются как дополнительное технологическое звено для производителей продуктов питания, где происходит эффективная утилизация пищевых отходов с «помощью» личинок жуков.

В данном случае речь идет о крупных производителях, у которых ежегодно остается до 3000 тонн пищевых отходов. Вместо того чтобы заниматься их компостированием или тратить деньги на услуги за утилизацию, фермы LIVIN помогают на этих отходах неплохо заработать. Личинки жуков легко «превращают» их в жиры, белки и удобрения. Примерно 50 грамм только что вылупившихся личинок Черной львинки способны всего за 11 дней дать на выходе полтонны белковой биомассы и полтонны удобрений. То есть экономические преимущества перед животноводами здесь налицо.

Понятно, что до поры до времени личинки не рассматривались в качестве еды для человека, используясь только в виде белковой добавки для сельскохозяйственных животных и рыб. Но, как видим, времена меняются. Насколько мы знаем, в логике борцов за спасение планеты сельскохозяйственные животные являются бессмысленным технологическим обременением в системе производства продуктов питания. Зачем, считают они, скармливать белковую массу скоту и птице, если ее можно потреблять людьми напрямую?  Именно на этом идейном фундаменте как раз и выстраивается сегодня продвижение энтомофагии по всему миру. Осталось только убедить политиков и население в необходимости такой пищевой переориентации. Чем, собственно, теперь и занимаются заинтересованные лица. Тренд, таким образом, вырисовывается весьма отчетливо. А учитывая технологическую и экономическую составляющие данного процесса, можно вполне уверенно ожидать успешное развитие данной темы в ближайшее время.

И напоследок, еще один важный штрих, дающий понимание всей полноты картины. Мы уже писали о том, что съедобные насекомые еще пару лет назад получили одобрение со стороны руководства ЕС. Конечно, на сегодняшний день список разрешенных видов пока еще весьма скромен. Однако процесс идет. Так, совсем недавно стало известно, что этот список начинает увеличиваться. Теперь к домашним сверчкам, саранче и мучным червям присоединилась личинка Alphitobius diaperinus (мелкий мучной червь). Исполнительный регламент Еврокомиссии разрешает рыночную продажу замороженных, пастообразных, сушеных и измельченных личинок указанного вида (в качестве еды для людей). Теперь, если учесть, что из-за нападок на животноводческую отрасль цены на мясо начнут ощутимо расти, подобная пищевая «альтернатива» окажется самым доступным продуктом животного происхождения. Тем более учтем тот факт, что по вкусу биомасса из насекомых напоминает мясо…  ракообразных (например, креветок). 

В общем, по мере снижения материальных возможностей у какой-то части населения переход с курятины на мучных червей (как до этого многие из нас перешли к той же курятине от говядины и свинины) не кажется таким уж фантастическим. Особенно в том случае, если этот переход будет всячески подогреваться с помощью изощренных маркетинговых уловок и пропаганды.

Николай Нестеров

Кто такие сибирские мини-пиги

На ферме Института цитологии и генетики СО РАН (ИЦиГ) в Новосибирске живет около 120 мини-пигов, выведенных специально для экспериментальных научных и медицинских задач — в том числе для отработки операций и процедур, которые в дальнейшем планируется проводить на человеке, а также проверки безопасности и эффективности изделий, которые человеку планируется имплантировать.

На декоративных свинок размером чуть больше кошки они не похожи: средний вес лабораторного мини-пига — около 60 кг. Не похожи они и на привычных упитанных деревенских свиней — у мини-пигов тонкая кожа и небольшая жировая прослойка. Лабораторная свинка — подтянутая, большеглазая, с игривым и дружелюбным характером. Окрас щетины может быть практически любым — белым, серым, черным, пятнистым. Сотрудники фермы стараются разнообразить масть — это повышает и генетическое разнообразие мини-пигов.

Попытки создать подходящих для исследовательских целей свиней начались еще в 1960-х годах, однако успеха удалось достичь лишь в начале 1990-х.

«В 1991 году мы провели первое скрещивание между свиноматками крупной белой породы из племзавода «Большевик» и миниатюрными хряками, которых привезли из Светлогорска. От них и пошла наша селекционная группа — мини-свиньи ИЦиГ СО РАН, — рассказал «Газете.Ru» руководитель работы с мини-пигами, старший научный сотрудник ФИЦ ИЦиГ СО РАН, кандидат биологических наук Сергей Никитин. — Каждая местность имеет свои климатические условия, свои особенности по кормам, по микрофлоре. Нам удалось вывести свиней, которые хорошо адаптированы к местным условиям. Животные из вивариев, например, к жизни в естественной среде не приспособлены. Нам же нужна была группа, которая технологична и проста в содержании».

Мини-свиньи — «мини» только по сравнению с обычными, которые могут весить до 500 кг. Для экспериментов требуются особи, по массе и размерам органов приближенные к человеку — от 40 до 100 кг. Также «экспериментальные» свиньи не должны иметь толстой жировой прослойки, поэтому сальные породы для медицинских задач не подходят.

«Для разных операций нужны разные свиньи. Люди же тоже разные и по возрасту, и по росту, и по массе, поэтому мы стараемся, чтобы у нас была вся шкала — и мелкие, и средние, и крупные. Кроме того, для медицинских задач подходят только свиньи мясного типа. Они не должны быть сальными. Вы представляете, как пробиться через такой слой жира? Проще липосакцию сделать», — рассказывает Никитин.

В последний год, несмотря на сложности, с которыми наука столкнулась на фоне санкций, спрос на мини-свиней остался по-прежнему высоким.

«Ферма небольшая, и поголовье тоже небольшое, поэтому мы рассчитываем, сколько животных можем держать для тех или иных задач. В начале года приходит заявка на определенное количество голов, потом оказывается, что их нужно больше. И это происходит почти каждый год, поэтому мы обычно держим на этот случай какое-то количество свиней в резерве. В 2022 году была та же ситуация, спрос оказался даже выше, чем в 2021 году», — говорит Никитин.

Сначала — свинки, потом — пациенты

Чаще всего ферма поставляет свиней в НМИЦ им. ак. Е.Н. Мешалкина, где разрабатываются новые подходы к оперативному лечению сердечно-сосудистых патологий, и в компанию «Ангиолайн ресерч», где создают коронарные стенты, сердечные клапаны и другие медицинские изделия для кардиологических операций.

«У нас мини-пиги с фермы ИЦиГ СО РАН используются как модель для операций — имплантации новых изделий, разработанных нами.

Особенно мини-пигов любят детские кардиохирурги, потому что мини-свиньи по весу небольшие, размеры сердца у них примерно как у детей дошкольного и младшего школьного возраста», — рассказала «Газете.Ru» директор института экспериментальной биологии и медицины НМИЦ им. ак. Е.Н. Мешалкина, доктор медицинских наук Ирина Журавлева.

Для аналогичных задач они используются и в «Ангиолайн ресерч».

«По закону РФ, изделия высокого класса риска — в нашем случае это имплантируемые медизделия — перед регистрацией обязаны пройти испытания на животных. Наша основная продукция — коронарные стенты, и перед выводом продуктов на рынок мы обязаны испытать их как минимум на шести свинках, чтобы убедиться, что изделия безопасны и эффективны. Мы имплантируем стент свинке, спустя определенное время удаляем и проверяем — не претерпел ли организм животного и сам стент каких-либо изменений, — рассказал «Газете.Ru» руководитель отдела разработки компании «Ангиолайн ресерч» Дмитрий Требушат. — Мини-пигов мы берем специально под эксперимент, кладем их на операционный стол, соблюдая этические нормы и Европейскую конвенцию о защите прав животных, проводим операцию, после нее гуманно выводим из эксперимента».

Хотя мини-пиги и приближены к человеку по габаритам, для создания тканевых имплантов клапанов или сосудов они не используются, — это экономически нецелесообразно.

«Для создания имплантов мы используем то, что в ином случае уйдет в колбасу. Свинка на убой весит 150 кг, мы от этой свинки выкупаем маленькую часть околосердечной сумки весом 50 г, с определенными обязательствами по качеству, и затем используем в своих изделиях.

Мини-пиги — это эксклюзивный товар, свинки, которые изначально были выведены для экспериментальных целей.

В том же ИЦиГ их живет не так уж много. А если мы говорим про производство на основе материалов того же ксеноперикарда (материал сердечной сумки), там требуются большие объемы», — поясняет Требушат.

Свиной сердечный клапан лучше искусственного

Разработка биоклапанов сердца началась еще в 1950-х годах, а распространение они получили после 1970-х. Для их создания ткани животного химически обрабатываются, превращаясь в «биологический пластик», и из них формируются сердечные клапаны, которые затем имплантируются человеку. Такие клапаны разрабатывают и потом тестируют на мини-свиньях и в НМИЦ им. ак. Е.Н. Мешалкина.

Сегодня биологические клапаны сердца широко распространены во всем мире благодаря ряду преимуществ перед искусственными материалами.

«Например, свиной или бычий ксеноперикард, который во всем мире используется главным образом для формирования створчатого аппарата протеза клапана сердца, по биомеханике превосходит существующие синтетические аналоги, — рассказывает Требушат. — Его эластичность позволяет так же работать, поддерживать поток крови, как и собственный клапан сердца человека. Есть механические клапаны сердца, но даже у них есть свои проблемы — в первую очередь, тромбозы.

А биологический клапан по биомеханическим свойствам больше похож на нативный (исходный человеческий) клапан сердца, – он смыкается и размыкается около 60 раз в минуту, и кровь свободно протекает без лишнего тромбообразования».

Стоит ли выращивать в свиньях донорские органы?

Свиньи не первое десятилетие рассматриваются как потенциальный источник донорских органов для человека. Для этого свиней необходимо модифицировать генетически — их ткани несовместимы с человеческими. Пока что, впрочем, дело дошло лишь до нескольких экспериментальных операций. В одной из них почки и вилочковую железу свиньи пересадили пациенту, чей мозг уже погиб. В другой пациент получил свиное сердце, но спустя два месяца скончался от сердечной недостаточности, причиной которой мог стать свиной цитомегаловирус или прием препаратов с антителами к клеткам свиньи.

Подобные эксперименты интересны с точки зрения развития науки, однако к обеспечению общества достаточным количеством донорских органов такой подход вряд ли приведет, считает Журавлева.

«Это неперспективное направление. Более перспективна в этом плане тканевая инженерия, 3D-биопринтинг и так далее. Реализовать пересадку сердца или другого органа от генномодифицированной свиньи можно, но это очень дорого. Нужно провести свинье необходимые генные модификации, выкормить ее, вырастить... Представьте себе, какие это затраты. А хороший результат всей этой работы крайне сомнителен.

3D-биопечать же — это печать из собственных клеток пациента, то есть никаких реакций отторжения — это свои клетки. Их можно будет выращивать в колбе, в пробирке, в реакторе и имплантировать конкретному пациенту», — пояснила она.

С помощью 3D-биопечати можно сформировать целый орган. Пока что в мировой практике опыт ограничивается простыми структурами, но и выращивание сложных объемных органов уже не за горами.

«Нигде сложные органы пока не выращивают полностью, только очень мелкие — например, трахею. Сердце или что-то подобное еще никто не вырастил, но, думаю, это дело буквально ближайшего десятилетия. У нас в этом году тоже должен появиться 3D-биопринтер, и мы займемся подобными экспериментами. Сердце, конечно, сразу не напечатать. Попробуем пока получить фрагмент миокардиальной ткани», — рассказала Журавлева.

Сегодня, когда повсеместно раздаются высказывания о реальной угрозе ядерной войны, самое время еще раз обратиться к теме «мирного атома». За потоком военных сводок, к сожалению, иногда теряются новости позитивные и обнадеживающие, дающие повод для размышлений о прекрасном будущем. Одна из таких новостей напрямую касается развития атомной энергетики.

Так, в начале января в зарубежных СМИ прошло сообщение о том, что южнокорейская судостроительная компания Samsung Heavy Industries (SHI) завершила свой концептуальный проект «энергетической баржи» - плавучей атомной электростанции, в которой используются компактные атомные реакторы на расплаве солей. Реактор, в свою очередь, разработан датской компанией Seaborg Technologies и классифицируется как реактор Четвертого поколения.

Еще весной прошлого года между SHI и Seaborg был подписано соглашение о сотрудничестве в целях производства и продажи «под ключ» готовых электростанций. Опыт одной компании в вопросах судостроения «соединялся» с опытом другой компании в вопросах создания компактных реакторов небольшой мощности. В данном случае реактор компании Seaborg специально разрабатывался для плавучих электростанций, способных выдавать 200 – 800 МВт электроэнергии в течение, как минимум, 24 лет. Важной особенностью является то, что вместо твердотопливных стержней, нуждающихся в постоянном охлаждении, здесь топливо смешивается с расплавом соли, действующей подобно охлаждающе жидкости. В случае чрезвычайной ситуации реактор отключается и раствор затвердевает.

В настоящее время SHI уже получила базовую лицензию от Американского бюро судоходства (ABS) на использование данной системы в энергетической барже. Согласно заявлению самой компании, созданная ими конструкция баржи может иметь от двух до восьми компактных реакторов мощностью по 100 МВт каждый. В отличие от обычных, «наземных» АЭС, энергетическая баржа с атомными реакторами избегает жестких требований к выбору площадки для расположения генерирующих мощностей, что очень важно с точки зрения мобильности и оперативности. Как правило, выбор площадок под строительство АЭС сопровождается утомительными бюрократическими процедурами, согласованиями с экологическими организациями и т.д. Всё это отнимает уйму времени и сильно растягивает период реализации проекта (что неблагоприятно сказывается на инвестициях). Период строительства энергетической баржи составляет примерно два года, а стоимость относительно невысока. То есть подобные проекты могут достаточно быстро окупаться, что очень важно для инвесторов.

Правда, пока еще в SHI проходят первые этапы испытания подобных систем. Детальное проектирование всех объектов плавучей электростанции завершится только к 2028 году. Именно тогда будет возможна коммерциализация данной разработки. Тем не менее, уже сейчас компания Seaborg ориентируется на поставку компактных реакторов в развивающиеся страны, где есть проблемы со снабжением электроэнергией. По мнению разработчиков, такие энергетические баржи станут важной альтернативой существующим электростанциям (в том числе – на ископаемом топливе). Кроме того, они могут использоваться как источник тепловой и электрической энергии для производства водорода и для работы систем опреснения морской воды. Представители компании SHI уверены в коммерциализации плавучих электростанций благодаря постоянным усилиям, направленным на развитие данных технологий.

В принципе, южнокорейская компания сделала исключительно важный шаг в указанном направлении. Однако нельзя сказать, что именно ей принадлежит здесь заслуга первопроходца (несмотря на заявления со стороны руководства SHI). В этой связи необходимо вспомнить о самой северной атомной электростанции в мире – российской плавучей атомной теплоэлектростанции (ПАТЭС) «Академик Ломоносов», начавшей свою работу в декабре 2019 года в порту города Певек (Чукотский автономный округ). Проект реализовывался с 2007 года.

Надо сказать, что на него возлагали большие надежды новосибирские геологи. Дело в том, что с помощью такой энергетической баржи можно было обеспечить необходимой электрической энергией горнодобывающие предприятия, занимающиеся освоением богатых северных «кладовых». В частности, десять лет назад учеными Академгородка разрабатывался проект освоения Томторского месторождения редкоземельных металлов. Плавучая электростанция, которую в то время как раз намеревались подогнать к северным портам, стала бы ключевым элементом энергетической инфраструктуры этих удаленных территорий.

В этом смысле запуск в эксплуатацию ПАТЭС «Академик Ломоносов» является важной вехой в развитии атомной энергетики, что прямо признают даже американские специалисты-атомщики. Отметим, что в США такими проектами занимались еще в 1970-е годы. В то время во многих развитых странах «мирному атому» прочили большое будущее. Так, американцы рассчитывали на то, что к началу нового тысячелетия не менее половины электричества в стране станет вырабатываться именно на атомных электростанциях. О массовом увлечении солнцем и ветром еще никто не помышлял. Тем не менее, в наступившем тысячелетии атомная энергетика начала заметно сдавать позиции ВИЭ. Сегодня в тех же США атомная генерация составляет не более 19 процентов в общем энергобалансе.

Проблемы здесь начались достаточно давно – еще в те же 1970-ые годы, когда в США сошло на нет строительство крупных АЭС. В основном это было связано с проблемами организационного плана: многочисленными согласованиями, жестким контролем, надзором и т.д. Все это, как было сказано, существенно отражалась на сроках реализации проектов, что совсем никак не воодушевляло инвесторов. В то же время рассматривались иные, альтернативные варианты использования «мирного атома». Так, еще в начале 1970-х годов планировалось строительство порядка десяти плавучих АЭС мощностью до 1150 МВт. Морской вариант считался более предпочтительным с точки зрения охлаждения реакторов (близость неограниченных объемов воды). К тому же таким путем можно было избежать утомительных процедур, связанных с выделением территории под размещение электростанции.

К сожалению, атомная энергетика не встретила серьезного воодушевления среди руководителей страны. Общественное мнение также было не на стороне атомщиков. В итоге это привело к утрате США лидерства в данной сфере. Фактически, американцы упустили возможность построить первую в мире плавучую АЭС, чего не скажешь об их российских коллегах. ПАТЭС «Академик Ломоносов» в этом плане – наглядное доказательство наших лидерских позиции в ядерных технологиях.

Что касается совместного проекта SHI и Seaborg, то здесь, скорее всего, мы видим дальнейшее развитие «альтернативной» концепции, над которой ведущие специалисты-атомщики работали еще 40-50 лет назад. В то же время надо иметь в виду, что российские специалисты не останавливаются на достигнутом. В частности, в «Росатоме» уже вовсю говорят о создании безотходных ядерных реакторов (о чем мы еще поговорим отдельно). Поэтому в ближайшее время нас ждут новые наглядные воплощения передовых технологий, способные заново открыть атомную эпоху – уже на более высоком качественном уровне. Возможно, урок, извлеченный из нынешнего энергетического кризиса, в немалой степени поспособствует утверждению новых приоритетов в области выстраивания энергетических стратегий. Главное, лидерство России окажется здесь неоспоримым.

Андрей Колосов

Владимир Путин в День российской науки провел заседание Совета при Президенте Российской Федерации по науке и образованию. Участники обсудили приоритетные направления научно-технической политики и узнали, какими достижениями могут похвастаться научно-образовательные центры в Нижнем Новгороде и Белгороде. 

Приоритетные области — что и как нужно развивать

«Прежде всего хотел бы поздравить вас, всех ваших коллег с профессиональным праздником, с Днем российской науки, и пожелать новых больших успехов на благо России и нашего народа», — поприветствовал участников заседания президент.

Владимир Путин обозначил приоритетные для страны направления развития науки и высказал мнение о необходимости внесения изменений в Стратегию научно-технологического развития. «Она была у нас принята, по-моему, в 2016 году. Ситуация поменялась», — сказал Путин. Президент предложил пересмотреть подходы к мероприятиям единой государственной программы в области научно-технологического развития как в части выполнения НИОКР, так и в вопросах подготовки кадров и повышения качества высшего образования в стране.

«Мы уже приступили к реализации федеральных научно-технических программ и важнейших инновационных проектов. Их результатом должно стать создание собственных наукоемких решений в области сельского хозяйства и генетики, а также формирование национальной системы мониторинга климата, строительство и эксплуатация крупных исследовательских установок мирового уровня, что позволит в том числе создавать новые лекарства, материалы и так далее», — рассказал Владимир Путин.

Президент подчеркнул, что сложнейшие научно-технологические проекты, которые есть в стране, — это наглядный пример объединения возможностей государства, науки и бизнеса вокруг стратегических сфер. Владимир Путин также отметил, что нужно правильно фокусироваться на достижении национальных целей развития, не распылять силы и средства, а максимально внимательно относиться к выбору научно-технологических приоритетов.

«На достижение содержательных результатов необходимо ориентировать всю политику в научно-технической сфере», — отметил президент. В первую очередь глава государства предложил сосредоточиться на технологиях и продуктах, которые позволят обеспечить стабильность в сфере здравоохранения, жилищно-коммунального комплекса, энергетики.
Достижения НОЦ и создание консорциумов

Вице-премьер Дмитрий Чернышенко отметил, что на данный момент российская наука имеет все инструменты для получения практических результатов, а крупные корпорации вовлечены в научно-исследовательские проекты. Например, в реализации научно-технической программы (НТП) в сфере генетики участвует ПАО «НК "Роснефть"» и ПАО «Сибур Холдинг». По словам вице-премьера, исследователи, которые заняты в этой программе, уже добились определенных успехов в области новейших методов диагностики генетических заболеваний.

«Особенно важно, чтобы наука обеспечивала запросы региональных экономик», — подчеркнул Чернышенко. Для этой цели в России создана сеть из 15 научно-образовательных центров мирового уровня (НОЦ), в которых реализуется более 170 проектов. Программа деятельности НОЦ охватывает около 40 субъектов нашей страны. Средствами белгородского НОЦ, например, запущено производство растительного мяса, сотрудники НОЦ Юга России предложили первый беспилотный трактор, который скоро выйдет в поле, а НОЦ из Нижнего Новгорода представил экзоскелет для реабилитации людей, которые перенесли инсульт.

Дмитрий Чернышенко также рассказал, что в нашей стране на 30 тысяч увеличено количество бюджетных мест по программам магистратуры. Шансы стать магистрантами за счет бюджета увеличились у инженеров, математиков, химиков и генетиков — новые места появились в стратегически важных для страны направлениях.

Также Чернышенко затронул и работу Российского научного фонда. Он сообщил, что теперь РНФ теперь может финансировать не только фундаментальные, но и прикладные исследования.

Помимо этого, Дмитрий Чернышенко выступил с предложением об укрупнении научных организаций: «Сейчас в России 4,2 тысячи научных организаций, мы предлагаем объединить организации в крупные консорциумы». По его словам, такая мера требуется для повышения уровня персональной ответственности руководителя, чтобы в конечном счете разработки ученых из-за халатности не оказывались на полке.

На данный момент наша страна по объему исследований и разработок занимает девятое место в мире. Чернышенко предложил пересмотреть показатели эффективности научной работы, чтобы объективно оценить достижения российских ученых на пути к технологическому суверенитету.

Пилотная кооперация научных учреждений и споры об экспертизе

Геннадий Красников, президент РАН, и Михаил Ковальчук, президент Национального исследовательского центра «Курчатовский институт», рассказали о новом (а точнее — восстановленном по советскому образцу) формате взаимодействия РАН и «Курчатовского института». Организации приняли решение восстановить научно-методическое руководство со стороны РАН по отношению к «Курчатовскому институту». Ковальчук особенно подчеркнул, что в советские годы такое взаимодействие было очень плодотворным. Поэтому есть шанс, что возрожденная система покажет свою эффективность уже в ближайшем будущем.

Михаил Ковальчук предложил создать Национальный центр на базе коллекции приматов, которая есть у «Курчатовского института». Интересно, что у этого пожелания есть сугубо прикладное значение: «Чтобы разрабатывать лекарства, в стране должны быть созданы возможности для эффективных доклинических исследований, а исследования на приматах — это важнейшая часть этих испытаний, но пока у нас нет юридической базы». Также Ковальчук призвал к кооперации и высказал мнение, что какой-либо прорыв возможен только при создании единого научно-технического пространства.

Геннадий Красников также предложил оптимизировать системы научной экспертизы и утверждения государственных заданий. Президент РАН считает, что текущий принцип утверждения государственных заданий не всегда соответствует реальным потребностям и запросу. Также, по словам академика, необходимо ликвидировать дублирующие друг друга научные советы: «У нас в РАН есть научный совет по квантовым технологиях, который я возглавляю. Сейчас Минцифры тоже планирует создать совет по квантовым технологиям, и пригласили туда меня. Очевидно, такое количество избыточно. Нужно провести ревизию».

«Не то, что можем, а то, что надо»

Валерий Фальков, министр науки и высшего образования, согласился с тем, что и система утверждения государственных заданий, и система научной экспертизы требует пересмотра. Министр особенно подчеркнул, что к процессам планирования государственного задания нужно подключать бизнес, промышленность и государственные компании. «Они лучше понимают, в чем нуждаются», — пояснил Валерий Фальков. Он призвал перейти от модели возможностей, которая работает сегодня, к модели потребностей, что значит развивать «не то, что можем, а то, что надо». Валерий Фальков также отметил, что есть предложение, чтобы ценность работы исследователей оценивалась не по публикациям в иностранных журналах, а по реальным достижениям. Например, прототипам лекарственных препаратов.

Татьяна Голикова, заместитель председателя правительства Российской Федерации по вопросам социальной политики, не согласилась с коллегами в вопросе внесения изменений в процедуру формирования государственных заданий. Она напомнила, что в России существует программа фундаментальных исследований, которая разрабатывается Академией наук и на основе которой формируются государственные задания для научных институтов: «Такая программа исследований до 2030 года была утверждена в 2021 году. Нужно понимать, что приоритеты в этой программе были уже определены и государственные задания сформированы на базе этих приоритетов».

По словам Голиковой, проведение вторичной экспертизы будет говорить о том, что сама программа была составлена не по приоритетам. Она также отметила, что основа существования любого бюджетного учреждения — это государственное задание, но проводить какую-либо экспертизу гос. заданий одновременно с утверждением бюджета невозможно. Это парализует деятельность всех бюджетных научных учреждений. Поэтому экспертиза гос. заданий возможна как минимум за год до утверждения бюджета.

Татьяна Голикова затронула и развитие генетических технологий в России. Она напомнила, что правительство РФ утвердило перечень 14 биоресурсных коллекций. Также в нашей стране созданы 46 референс-центров по основным биологическим угрозам, обеспечено оснащение и работа 48 центров секвенирования для диагностики инфекционных заболеваний и 153 ПЦР-центров, разработан национальный электронный каталог микроорганизмов, куда включены 12,7 тысячи образцов.

Также активно разрабатываются новые препараты. Есть 8 биомедицинских клеточных продуктов для восстановления трудоспособности и снижения последствий, например, инсульта и травм спинного мозга, которые прошли доклинические испытания.  В этом году начнутся их клинические испытания. А еще с прошлого года в работе находятся 11 лекарственных препаратов, клинические исследования которых завершатся в этом году. В законодательство же внесены поправки, позволяющие быстрее регистрировать новые продукты.

В самом начале своего выступления президент выразил желание услышать «предметные предложения» и тем самым задал тон заседанию. Доклады всех участников получились довольно лаконичными и содержательными. Теперь ученое сообщество находится в ожидании того, какие решения по результатам заседания Совета по науке и образованию будут приняты.

Елена Воробьева.

В разгар празднования Дня науки, который для Академгородка уже устойчиво можно называть Неделей, а то и Декадой (судя по программе и количеству заявленных мероприятий) в Институте ядерной физики имени Г.И. Будкера СО РАН запустили испытания первого из серии важных узлов для «СКИФ».

Как известно, Сибирский кольцевой источник фотонов (ЦКП «СКИФ») представляет собой гигантский ускоритель электронов, предназначенный для генерации мощных пучков рентгеновского излучения. Это и делает его уникальным инструментом, позволяющим физикам, химикам, биологам, специалистам по материаловедению и другим ученым изучать структуру различных объектов с нанометровым разрешением. Его еще называют «универсальным супермикроскопом», а отнесение установки к классу «четыре плюс» означает, что она будет самой мощной в мире. Пока не построят установку класса «пять», что, конечно, ожидается, но только к концу 2020-х годов.

Для достижения заявленных параметров работы «СКИФ» необходимо, чтобы сгенерированный пучок был предельно ярким и интенсивным.

«Получить от пучка требуемые характеристики возможно лишь заставив его двигаться по извилистой траектории. Для этого мы используем специальные устройства, создающие на пути электронов магнитное поле специальной конфигурации. Эти устройства называют «змейкой», или, чаще – вигглерами (от англ. wiggle – покачиваться)», - рассказал заведующий лабораторией Института ядерной физики СО РАН, д.т.н. Виталий Шкаруба, руководивший процедурой испытаний первого такого прибора.

Всего их до конца года будет изготовлено пять – по одному на каждую пользовательскую станцию первой очереди.

Вигглер как бы «снимает» часть энергии электронного пучка в виде синхротронного излучения, которое затем используется как инструмент в работе пользовательских станций.

Данное оборудование является очень сложным и нестандартным, при его постройке сотрудникам ИЯФ СО РАН пришлось решить ряд сложнейших научных и инженерных проблем.

Как, отмечают ученые, отказ от обычных, «теплых» электромагнитов позволяет получать существенно более высокие магнитные поля, и, следовательно, генерировать более интенсивное излучение. Но это в свою очередь поставило ряд новых задач. Например, как добиться, чтобы «холодное» устройство могло пропускать очень большие токи при охлаждении до низких температур. Для этого использовали обмотку из сверхпроводящего провода, которую изготавливает одно из предприятий ГК «Росатом».

Другая задача – а как, собственно, охладить электромагнит до нужной температуры. Традиционное решение – криостат с жидким гелием во-первых достаточно дорогое в обслуживании (речь шла о нескольких дополнительных миллионах рублей на обеспечение работы каждой из пользовательских станций, а их предполагается более 20). А еще их обслуживание предполагает регулярные перерывы на техобслуживание, которые потребуют остановки работы всей станции. Поэтому сотрудники ИЯФ СО РАН разработали оригинальную конструкцию «сухого» криостата, внутри которого в вакууме будет подвешен вигглер. Такой криостат не требует дорогостоящей «заправки», да интервалы между ТО значительно увеличились.

Сложной задачей стала и сама сборка устройства. «Размер вигглера два метра, а точность его изготовления по всей длине должна быть не менее 20 микрон, что в два-три раза тоньше человеческого волоса. Мы научились компенсировать неточности изготовления, используя специальные токи коррекции. Вкупе со сложным математическим алгоритмом, который также разработан нами, такая коррекция позволяет получать магнитное поле правильной геометрии даже не в самых качественных катушках, а значит – обеспечить работу исследовательской станции установки на должном уровне», - отметил Виталий Шкаруба.

Первый вигглер уже собран и теперь его на неделю поместят в сосуд с жидким гелием, чтобы проверить его параметры в условиях, максимально приближенных к реальным. Ученые тщательно измерят вырабатываемое им магнитное поле и сравнят с предполагаемыми характеристиками. Пока все эти работы ведутся на одной из производственных площадок ИЯФ СО РАН. В дальнейшем, когда будет завершено строительство комплекса зданий «СКИФ», подобные испытания будут проводить уже на месте.

Сергей Исаев

При помощи генетических маркеров селекционеры Мичуринского государственного аграрного университета вывели сорта и гибриды томатов, которые менее подвержены заболеваниям и отличаются высоким содержанием полезных веществ. Новые сорта и гибриды проходят испытания на полях и в теплицах вуза. Далее ученые планируют подать их на включение в Государственный реестр селекционных достижений, допущенных к использованию на территории Российской Федерации.

Томаты в промышленных масштабах выращиваются двумя способами: в открытом или защищенном грунте. Первый вариант менее затратен, но качество урожая при этом зависит от погодных изменений, а сами растения более подвержены заболеваниям. Тепличные томаты защищены от внешних неблагоприятных воздействий, но полностью исключить риск их заражения также не представляется возможным.

Более всего помидоры подвержены грибным болезням — кладоспориозу и фузариозу. Эти заболевания поражают и растение, и плоды, вызывая полную потерю урожая. На сегодняшний день сотрудниками лаборатории молекулярно-генетического анализа Мичуринского ГАУ определено большинство генов устойчивости к данным заболеваниям у томата.

Специалисты с помощью метода маркер-опосредованной селекции отобрали растения с наличием признаков устойчивости к болезням, а также провели их гибридизацию. В результате были получены новые сорта и гибриды томата для открытого грунта с комплексом генов устойчивости к заболеваниям, ранними сроками созревания и компактным типом куста, что делает возможным применение механической уборки плодов томата в промышленном овощеводстве.

Также новые сорта отличаются наличием темной окраски плодов, обусловленной высоким содержанием природных антиоксидантов. Один из главных пигментов томата — ликопин — способствует снижению в организме человека свободных радикалов. Поэтому чем более насыщенный цвет у плода, тем больше этого вещества в нем содержится. Употребление в пищу томатов с высоким содержанием ликопина помогает снизить количество холестерина и предотвращает риск инсульта.

По словам заведующего лабораторией молекулярно-генетического анализа Ивана Шамшина, все используемые молекулярные маркеры были заранее протестированы.

«Проверена эффективность их использования для маркерной селекции, оценка растений с маркером генов устойчивости в условиях искусственного заражения. Установлено, что все растения, у которых идентифицирован маркер гена, не поражаются возбудителем болезни», — отметил ученый.

Помидоры, объединяющие гены устойчивости к кладоспориозу и фузариозу, уже проходят испытания на базе учебно-исследовательского тепличного комплекса и на экспериментальных полях университета. Далее новые сорта и гибриды будут поданы на включение в Государственный реестр селекционных достижений, допущенных к использованию на территории Российской Федерации.

Не так давно в Новосибирске прошла конференция «Евразийские трансграничные экономические и научно-технические взаимодействия». Главной ее темой был т.н. «азиатский разворот» российской экономики, что широко освещалось в СМИ, включая наш сайт.  Но в программе конференции нашлось место и другим, тоже весьма важным и проблематичным темам, от которых зависят перспективы развития Сибири и России в целом. Одна из них – состояние и роль нефтехимии в восточной части страны. Этой теме посвящена и одна из глав аналитического доклада по евразийским трансграничным взаимодействиям, представленного учеными СО РАН участникам конференции.

В докладе отмечается специфичное положение России в мировом рейтинге состояния химической (нефтегазохимической) промышленности. Россия – один из крупнейших в мире производителей и экспортеров углеводородного сырья, и с этой точки зрения она близка к другим странам - экспортерам нефти, таким как Катар и Саудовская Аравия. Но для этой группы стран характерно стремление диверсифицировать свою экономику и «монетизировать» сырьевой потенциал, за счет превращения его в продукцию с большей добавленной стоимостью. В Россию же эта политика проявляется не столь ярко: наша экономика вовлечена в мировую торговлю химикатами, но главные экспортные товары (минеральные удобрения) относятся к числу наименее ценных химических продуктов, а в импорте преобладает сложная продукция (включая продукцию «тонкой» химии, фармацевтическую продукцию и т.п.).

Ситуация стала меняться только в последнее десятилетие, но развитие химической промышленности неравномерно: производство пластмасс к 2020 году выросло в сравнении с 2000 годом в 9 раз, фармацевтическое – всего в два раза, а производство резины, как и ряд других направлений и вовсе остались практически на том же уровне. Ну а главным стимулом хоть такого развития направления стало снижение цен на сырье вместе с ослаблением рубля, стимулирующего переработку нефти и газа внутри страны, вместо импорта такой продукции (которая относительно сырья подешевела не так уж сильно). В числе других конкурентных преимущество отечественного производителя - относительно низкие издержки.

Но у каждой медали есть обратная сторона, в данном случае – барьеры, которые уже мешают или могут помешать в дальнейшем быстрому развитию производства нефтехимии. В настоящее время, запущен большой нефтехимический комплекс СИБУРА в Тобольске, идет строительство еще нескольких подобных объектов разными корпорациями в разных уголках страны. И это позволяло вплоть до прошлого года прогнозировать рост производства полимеров в России к 2030 году в два с половиной раза.

Санкционная политика Запада может внести в это коррективы, и дело даже не в затягивании ввода в строй этих производств из-за невозможности приобрести то или иное оборудование, минувший год показал, что эту проблему наш крупный бизнес научился решать. Но есть и другая – продукцию этих предприятий надо куда-то реализовывать. И наиболее рентабельный и надежный способ ее решения – комплексное развитие внутреннего рынка.

Большая часть продукции таких производств идет не в розничную торговлю через сети супермаркетов, а как сырье для выпуска другой, еще более сложной продукции. Чаще всего у нас с таким производством ситуация тоже не радужная.

И тут мы подходим к еще одной проблеме – спад объемов собственного производства каких-то групп товаров ведет не только к импортозависимости, но и технологическому отставанию страны в этом направлении (что весьма затрудняет процесс импортозамещения). Примером этом в докладе служит ситуация в подотрасли химических (в том числе синтетических) волокон и нитей. За тридцать лет Россия «прошла путь» от одного из мировых лидеров в этом направлении до 0,5 % от мирового производства (а по ряду позиций и того меньше). Нынешние объемы выпускаемой российскими компаниями продукции не удовлетворяют и половины внутреннего спроса, чего уж говорить об импорте.

И чем выше технологическая сложность и наукоемкость того или иного направления в химической промышленности, тем хуже там ситуация в плане развития и объемов производства.

В то же время, после 2015 года наметились положительные тенденции, в частности рост инвестиционной активности в химическом комплексе и задача на будущее, по мнению авторов доклада, состоит в том, чтобы сохранить наметившуюся положительную тенденцию.

Гораздо хуже обстоят дела с проведением НИОКР. К примеру, по данным статистики за 2017 г., затраты на технологические инновации в химическом комплексе (химическое производство, плюс фармацевтика, плюс производство полимерных изделий) составили 59,4 млрд руб., что в 20 раз меньше, чем в Евросоюзе или Китае. Технологическое отставание выливается в необходимость импортировать оборудование и технологии. Даже сравнительно простые по меркам химической промышленности производства аммиака, карбамида и метанола до сих пор создавались в России исключительно на основе применения импортных технологических решений. И прошлый год показал весь негативный потенциал такого подхода.

При этом надо понимать, что уход с российского рынка европейских и американских производителей сам по себе не ведет к импортозамещению (правда, и не означает автоматической остановки «химпрома»). Вектор поставок сменяется в сторону азиатских, прежде всего китайских, производителей. И мы попадаем в другую версию зависимости от импорта, с учетом реалий – вероятно, даже более жесткую. Ведь конкуренции за право продавать российским компаниям сложное оборудование сегодня фактически нет, покупатель выступает более заинтересованной стороной, что обычно сказывается на условиях сделки не в его пользу.

Что же предлагается для исправления этой ситуации. По мнению ученых, надо не «изобретать велосипед», а четко сформулировать стратегические цели развития химической промышленности и взять на вооружение успешный опыт других стран по их достижению. Целей таких, по большому счету, две: технологическая модернизация производственного комплекса и повышение его доходности за счет смещения вектора (в том числе, экспортного) от сырьевых товаров к товарам с высокой (сравнительно) добавленной стоимостью.

Для достижения первой цели лучше всего подходят прежняя советская и нынешняя китайская модели развития «химпрома». Они подразумевают активное участие государства, регулирование экономики отрасли и ориентацию на внутренний рынок. А для второй – ближневосточная, которая больше ориентирована на внешний экспорт продукции и, в силу того, некоторую изоляцию отрасли от остальной экономики (в разумных пределах). Поэтому достижение обеих целей потребует серьезной работы над выработкой механизмов баланса между этими моделями.

Проблемой в улучшении позиций на мировом рынке для наших производителей неизбежно станет конкуренция со стороны других нефтегазодобывающих стран, которые в силу географии могут извлекать и транспортировать сырье с куда меньшими издержками (прежде всего речь о странах Ближнего Востока).

Но, если сместить акцент в экспорте на более сложные и устойчивые к ценовым колебаниям виды продукции, в цене которых выше доля добавленной стоимости и ниже доля затрат на сырье, можно усилить свою конкурентоспособность. А заодно – подстраховаться от постоянных колебаний мировых цен на газ и нефть. Правда тут мы вступим на тропу конкуренции уже с китайцами. Надо четко понимать – зон, свободных от жесткой конкуренции на мировых рынках практически нет и химическая промышленность – не исключение.

Нельзя не отметить, что одной из ключевых особенностей развития отрасли является расширение границ кооперации, прежде всего в рамках индустриально-территориальных кластеров. При этом такие кластеры характеризуются близостью расположения производственно-технологических объектов (установок) и общей инфраструктурой. Получается, чрезвычайно важным является региональный аспект развития. Следует также подчеркнуть, что в рамках этих кластеров создаются и быстро развиваются научно-исследовательские структуры и организации. Яркий пример – Швеция, где пять ведущих нефтегазохимических компаний (каждая со своим мощным науно-исследовательским сектором) размещены в районе Гетеборга - Стенунгсунда на западном побережье Швеции. Это один из крупнейших мировых кластеров по выпуску основных нефтехимических продуктов. Или Сингапур, где в качестве одной из мер преодоления азиатского экономического кризиса конца прошлого века, стало создание аналогичного кластера на острове Джуронг. И одним из ключевых его элементов стал Институт химических и инженерных наук, созданный при кластере с целью объединения усилий в области химических исследований и разработки новых технологических процессов.

В России главным отраслевым «прогнозно-плановым» документом является Стратегия развития химического и нефтехимического комплекса на период до 2030 года, принятая еще в 2014 году. Подавляющее большинство проектов, учтенных в стратегии, локализуется в европейской части России, на Урале и в Западной Сибири. Что касается известных проектов для Восточной Сибири и Дальнего Востока, то число их сравнительно невелико, а из них наиболее массовую группу образуют проекты по производству метанола.

Но несмотря на декларируемый в Стратегии комплексный подход, на практике в ней сохраняется идущее еще из советских времен деление сфер влияния: «химия» находится в ведении Минпромторга России, а «нефтехимия» - в ведении Минэнерго России. Пространственная организация мероприятий в рамках Стратегии плохо увязана с другими макроэкономическими программами развития, принятыми в нашей стране. Поэтому возникают серьезные сомнения в том, что отечественные нефтегазохимические проекты могут давать мощные комплексные эффекты для территорий дислокации.

Ну и конечно, события последних лет кардинально меняют положение РФ в мировой экономике и существенно – цели внутриэкономической политики. Это делает критически важным для отрасли редактирование Стратегии в соответствии с текущими реалиями. Насколько адекватно и оперативно это будет сделано – не просто серьезный вызов для государства, но одно из главных условий успешного развития химпрома. Отраслевого комплекса, который вполне может претендовать на роль «локомотива» социально-экономического развития Сибири. Равно как научные институты СО РАН и ряд ведущих университетов азиатской части России – могут взять на себя роль научного обеспечения этого процесса (более того, по многим направлениям они уже выполняют эту функцию).

Сергей Исаев

Свою версию ответа на этот вопрос предлагает ТГ-канал "Научно-образовательная политика" тесно аффилированный с АП Президента РФ.

2023-й – год с многоуровневыми смыслами, заданными на официальном уровне. Год педагога и наставника, второй в Десятилетия науки и технологий, а также двойной атомный. По указу Президента России весь нынешний год посвящён 80-летию Курчатовского института, и 120-летию его отцов-основателей – академиков Игоря Курчатова (12 января) и Анатолия Александрова (13 февраля).

Между датами двух титанов атомной эпохи расположился День российской науки. И в этот период с середины января до середины февраля ключевым драйвером научной политики страны стал Михаил Ковальчук и Курчатовский институт.

В реальности тектонические сдвиги начались практически сразу после того, как на выборах президента РАН в сентябре 2022 года победу одержал Геннадий Красников – специалист по микроэлектронике и единомышленник Михаила Ковальчука. Уже тогда стало понятно – многолетнее противостояние Курчатовского института и Академии наук (в чем, кстати, виновата последняя) наконец сойдет на нет.

Новая научно-политическая эпоха в России стартовала именно с вступлением в должность нового президента Российской академии наук. В этот момент начала свою реализацию программа трансформации научной политики.

Уже 18-го января – на расширенной сессии Ученого совета Курчатника президент Института озвучил новую формулу:

«РАН – центр науки в стране.

Курчатовский институт – главное научное учреждение страны».

В начале февраля – весьма незаметно для многих – на портале разработок НПА размещается проект Постановления Правительства, согласно которому Курчатник возвращается под научно-методическое руководство РАН.

Шестого февраля Распоряжением Правительства утверждена Программа развития Курчатовского института на 2023 – 2027 годы. По масштабам – это еще один нацпроект, по охвату курируемых вопросов – явный «Институт прорыва».

Седьмого февраля – аккурат к Дню российской науки – Курчатовский институт получает под свое крыло семь научных институтов. В основном они по профильным тематикам микроэлектроники и новых материалов.

На заседании Совета при Президенте по науке и образованию Михаил Ковальчук и Геннадий Красников анонсировали этот тектонический сдвиг – Курчатовский институт договорился с РАН и возвращается под ее научно-методическое руководство. Академия действительно становится «центром науки» и (добавим) «экспертизы науки» в стране.

На том же заседании Совета звучит предложение вице-премьера Дмитрия Чернышенко о формировании консорциумов во главе с ведущими научными организациями.

Далее – 11 февраля – появляется Указ Президента о том, что по должности (как президент Курчатовского института) Михаил Ковальчук включен в Межведомственную комиссию Совбеза по вопросам обеспечения технологического суверенитета государства в сфере развития критической информационной инфраструктуры.

Усиление Михаила Ковальчука и будущий союз Курчатовского института с Академией не понравилось его недругам. В политическом сегменте Телеграма появилось сообщение. В нем категорические неправильно все. Михаил Ковальчук вошел в Комиссию, а не в Совбез. Равный с президентом РАН статус даже в Комиссии он получить не мог, потому что глава Академии (и кажется, это все же недоработка) пока не входит в Комиссию. Зато там заседают гендиректора Росатома, Ростеха и Роскосмоса. Потому присутствие Михаила Ковальчука – учитывая, что Курчатник занимается и новыми материалами, и информационными технологиями, и вопросами многоуровневого научно-технологического суверенитета – абсолютно оправдано и не вызывает никакого удивления. Никакой критики не выдерживает и вброс о том, что Михаил Ковальчук может стать главой Минобрнауки.

Программа перераспределения сил в научной политике, конечно, была так или иначе согласована с президентом Владимиром Путиным. Более того – она не может протекать без создания нового баланса сил.

Модель «Курчатник Ковальчука – Академия Красникова» была одобрена, судя по всему, при двух условиях:

1. Прекращение любой вражды и выстраивание системных отношений.

2. Резкая деполитизация РАН.

В итоге Академия занимается встраиванием в систему принятия решений, а также созданием новой модели научной экспертизы.

О глобальных целях Михаила Ковальчука (в научно-политическом плане) можно долго не гадать – он сам регулярно рассказывает о них. Некоторое время назад, в том числе благодаря его усилиям, вновь обрела актуальность тема «научных руководителей» крупнейших научных проектов – причем и по отдельности, и в связке «научный руководитель – генеральный конструктор».

Еще раз эта идея прозвучала из уст президента Курчатовского института на заседании Совета по науке и образованию при Президенте – там Михаил Ковальчук обозначил еще несколько пунктов своей программы:

1. Академия наук – это главная научная организация страны, которая осуществляла научное руководство конкретными институтами и научно-методическое руководство всем пространством.

2. Необходимо законодательно оформить институт научного руководства и роль научного руководителя.

Главный и ключевой аргумент, который регулярно приводит президент Курчатовского института:

«Я Вам приведу простой пример… он начался на первой нашей [атомной подводной] лодке – К-3. Тогда был назначен научный руководитель – Анатолий Петрович Александров, персонально. Дальше был конструктор лодки Перегудов и конструктор реакторов Доллежаль. Без полного договора и научного руководителя ни одно решение ни по движению средств, ни по другим решениям не могло приниматься, а сегодня это номинальная вещь: научный руководитель либо фактически отстранённо смотрит на это, либо делает то, что ему велят те, кто распределяет деньги».

Как раз о роли Анатолия Александрова с корифеем атомной отрасли Львом Рябевым (замдиректора РФЯЦ-ВНИИЭФ) в последней «Картине мира» и рассуждал Михаил Ковальчук. Помимо богатого исторического экскурса – он озвучил три ключевые научно-политические мысли.

Первая – была великой эпоха сочетания постов директора Института атомной энергии и президента РАН в лице Анатолия Александрова.

Вторая – при создании Росатома Курчатовский институт «как научную голову» вынесли из «периметра госкорпорации», чтобы создать «научного руководителя на аутсорсинге». Эту модель Михаил Ковальчук уже обкатывал на Конгрессе молодых ученых, выступая с ключевой научной лекцией.

Третья – на крупнейшие программы и проекты определяется головная научная организация (т.е. институциональный научный руководитель) – так закреплено в программе РТТН («нацпроект «Атом»), в двух ФНТП – развития генетических технологий, а также развития синхротронных и нейтронных исследований. И далее, настаивает Михаил Ковальчук: «Нужно формализовать действия относительно всех направлений – это залог нашего успеха».

Отметим, что в третьей ФНТП – развития сельского хозяйства – Курчатник выполняет схожие функции (через научное руководство отдельным центром). Здесь идет сотрудничество с Минсельхозом. Ранее модель «научного главка» была применена в ходе взаимодействия с платформой развития «ВЭБ.РФ».

В итоге через тему научного руководства можно угадать стратегию Михаила Ковальчука. Совместить два президентских поста – Курчатника и РАН – это в самом идеальном случае.

Более реальна модель разделения труда:

Российская академия наук – осуществляет научно-методическое руководство всеми научными институтами страны и проводит экспертизу всех планов и госзаданий (за исключением «силовых»).

Курчатовский институт – как ведущая научная организация страны – выступает как головная научная организация (научный руководитель) крупнейших программ и проектов страны.

Один мой приятель лет десять назад приобрел себе жилье в США, в городе Орландо (штат Флорида). Среди его удивительных рассказов об особенностях жизни в этой стране было упоминание о том, что во многих частных домах запрещено использовать во дворе открытый огонь. Иными словами, пожарить шашлычок на углях, как это делают по выходным счастливые российские домовладельцы, вы там не сможете. Если хочешь устроить себе барбекю, то покупай специальную газовую печь, пояснил приятель. С газовыми печами, уточнил он, никаких проблем нет.

Однако времена меняются, и похоже на то, что недалек тот час, когда у американцев начнутся проблемы и с газовыми печами. Об этом свидетельствует решительный настрой «прогрессивных» американских политиков, объявивших бескомпромиссную войну ископаемому топливу, включая даже бытовую сферу, где оно до сих пор используется.  Примерно полгода назад мы уже вскользь упоминали высказывания отдельных американских экспертов, негативно оценивающих использование в быту газовых плит. В начале этого года история с газовыми плитами получила «громкое» продолжение.

Еще в декабре агентство Bloomberg сообщило о намерении членов городского совета Нью-Йорка проголосовать за полный запрет на подключение новых зданий к газу. Намерение было продиктовано борьбой с загрязнением воздуха и «изменением климата» (как без этого?). По замыслу инициаторов, в восьмимиллионном городе должны полностью исчезнуть газовые плиты, газовые котлы и газовые водонагреватели. Новые здание высотой до семи этажей будут полагаться исключительно на электричество уже с конца 2023 года. Для более высоких зданий предложена «отсрочка» на четыре года. 

Как следует из публикации, Нью-Йорк намерен двигаться в том же направлении, что и города Западного побережья, например, Сан-Франциско. Там уже добились определенных «успехов» в деле избавления от ископаемого топлива. Согласно расчетам, в Нью-Йорке на здания приходится до 68% выбросов парниковых газов. Как заявил один из авторов данной инициативы, если вы до сих пор сжигаете ископаемое топливо внутри зданий, у вас нет никаких способов достичь климатических целей для вашего города.

Разумеется, в краткосрочной перспективе рассматриваемый законопроект особо не повлияет на выбросы, поскольку город получает электрическую энергию в основном за счет газовых электростанций. Если внутри домов вы замените газовые плиты и водонагреватели на электрические приборы, электростанциям придется больше жечь газа для выработки дополнительного количества электроэнергии. Однако, как мы знаем, у властей штата есть амбициозная цель по переходу на возобновляемые источники энергии к 2040 году. Как только это произойдет, считают инициаторы, бытовые электроприборы сразу же перестанут быть причиной увеличения выбросов.

Понятно, что не все разделяют столь радужный взгляд на подобный подход к электрификации. Так, совет по недвижимости Нью-Йорка предупредил, что резкий отказ от газового отопления приведет к стремительному росту коммунальных платежей. Американская газовая ассоциация, со своей стороны, заявила, что полный отказ от газа означает отказ от соответствующей трубопроводной инфраструктуры, что не позволит в будущем использовать такое экологически чистое топливо, как водород.

Несмотря на это, идея замены газа в домах электричеством получает распространение не только в США, но и в других странах. Например, в Великобритании планируют отменить газовое отопление в домах с 2025 года. И это несмотря на то, что в течение многих лет природный газ считался «чистым» источником энергии для городского теплоснабжения – в сравнении с другими видами топлива (скажем, углем или мазутом). В том же Нью-Йорке еще в 2011 году домовладельцев призывали отказаться от мазута в пользу природного газа. В итоге удалось добиться значительного улучшения качества воздуха. Однако теперь по той же причине (если верить декларациям о намерениях) в немилость попадает голубое топливо.

В настоящее время в центре Бруклина началось строительство нового небоскреба, который будет полностью электрифицирован. Подобные здания собираются передавать в пользование «экологически сознательным» арендаторам, стремящимся свести к минимуму воздействие на качество городского воздуха. От остальных будут требовать сокращения выбросов, угрожая солидными штрафами с 2024 года. Буквально на днях губернатор штата Кэти Хоукул  открыто предложила сделать Нью-Йорк первым штатом, где полностью запретят использование в новых зданиях отопительных систем и бытовых приборов на природном газе. Короче говоря, Нью-Йорк пытаются сделать образцовым штатом в плане экологии. Экологические активисты надеются на то, что введенный запрет на использование ископаемого топлива вдохновит другие города последовать их примеру.

Впрочем, на одно вдохновение рассчитывать не приходится. В настоящее время в США разворачивается информационная кампания по дискредитации газа как источника энергии, применяемой в быту. Так, комиссия по безопасности потребительских товаров намерена всерьез взяться за распространение газовых плит, от которых якобы исходит скрытая опасность для детского здоровья. Среди американских чиновников растет «обеспокоенность» по поводу вызванного этими приборами загрязнения воздуха в помещениях. Сообщается, что согласно новым исследованиям, газовые плиты выделяют двуокись азота, окись углерода и микроскопические частицы, тем самым вызывая астму у детей. В США газовыми плитами оснащено почти 40% домов. Некоторые исследовательские группы (включая Всемирную организацию здравоохранения) идут еще дальше, обвиняя бытовой газ в росте числа респираторных, сердечнососудистых и даже онкологических заболеваний.

Как видим, климатических аргументов оказалось явно недостаточно. В бой пошли аргументы медицинские (вспомним, что по такой же схеме ведется борьба с животноводческой отраслью). Авторы подобных публикаций ссылаются на научные исследования, ведущиеся уже полвека.  Будто бы они убедительно доказывают вред от использования газовых плит.

В свете объявленной опасности потребителей уже предупреждают о том, чтобы они хорошенько осознали свой выбор – стоит ли покупать газовые плиты или перейти на электрические панели? К делу, как видим, уже подключаются законодатели. И до тех пор, пока использование газа в быту не будет запрещено окончательно, газовые плиты собираются сопровождать соответствующими этикетками, предупреждающими об опасности (как это происходит с упаковками для сигарет).

Таким образом, к газовым плитам присматриваются не только борцы за климат, но также регулирующие органы. И это процесс стремительно набирает обороты. Уже сейчас примерно в 50 городах Калифорнии действуют соответствующие ограничения и запреты. Все это происходит на фоне более широких государственных запретов на подключение новых домов к газу. Как сообщается, федеральная комиссия по безопасности потребительских товаров тщательно исследует выбросы от подобных устройств, пытаясь найти способы снижения опасности. В настоящее время на полном серьезе обсуждается возможность ЗАПРЕТА НА ПРОИЗВОДСТВО И ИМПОРТ газовых плит! Понятно, что окончательного решения еще не принято, и далеко не все согласны со столь крутыми запретительными мерами.

Тем не менее, процесс запущен. А дальше, как показывает опыт, с помощью отлаженной пропагандистской кампании начнется массированное воздействие на сознание простых обывателей, чье мнение якобы учитывается при принятии решений такого рода. Серьезное влияние на умы простых обывателей будут оказывать «образцово-показательные» примеры, как это должно произойти со штатом Нью-Йорк. Конечно, у природного газа есть сторонники, кровно заинтересованные в широком использовании голубого топлива. Однако их аргументы рискуют утонуть в потоке хорошо организованной пропаганды. Кроме того, запрет тех же газовых плит уже включен в повестку Агентства безопасности США из-за «опасений» за здоровье граждан.

В общем, США вносят свою лепту в приближение «прекрасного будущего». Чем оно обернется для простых людей, время покажет. Нам же остается следить за ситуацией и учиться на чужих ошибках.

Константин Шабанов