В прошлый раз мы сделали краткий обзор запасов, хранящихся в «арктических кладовых». Какую роль в развитии экономики страны могут сыграть месторождения редкоземельных металлов, хорошо видно на примере Китая. Четверть века назад Дэн Сяопин заявил, что, если у Ближнего Востока главная ресурсная сила мирового масштаба – нефть, у Китая ей должны стать редкоземельные элементы. К тому времени китайцы разведали гигантское месторождение таких металлов во Внутренней Монголии. Вокруг был построен комплекс перерабатывающих предприятий, а затем значительную часть этого сырья перенаправили на производство электроники. Перевод подавляющей части мирового производства электроники в КНР, начиная с 1990-х гг. вызван не только дешевой рабочей силой (о которой слышали все), но и изобилием необходимого ресурса («редкоземов») прямо под боком.
Вместе с бурным ростом целых отраслей промышленности, Китай получил и весомый внешнеполитический рычаг. Потому что семнадцать металлов, входящих в группу редкоземельных, основа выпуска лазеров, аккумуляторов, микросхем, магнитов, сталей, даже стекла и очень много чего другого, без чего современная цивилизация просто не может.
Например, на выпуск каждого ветрогенератора мощностью 1 МВт уходит 200 кг «редкозёмов». Тем временем Россия, обладая самыми большими в мире запасами этих элементов, львиная доля которых сосредоточена в Сибири и Арктике, дает лишь 2% мировой добычи и 0, 5% производства редкоземельных металлов. Иначе говоря, этот ресурс у нас не работает. А ведь, говоря о запасах, имеют в виду разведанные еще в прошлом веке месторождения.
Но добыть и реализовать с максимальной выгодой, о чем говорилось в прошлый раз, мало, надо сделать это рационально. И здесь никак не обойтись без науки. Вот лишь несколько специфических задач, для которых не годится имеющийся у добывающих компаний традиционный набор технологий.
В первую очередь это климатические проблемы, которые определяются наличием многолетней мерзлоты. На месторождении норильского никеля глубина отдельных рудников достигает более 1000 метров. Сначала горная выработка проходит через мерзлые породы с минусовой температурой, но на глубине километра она достигает уже 40 °C. И там, где проходит соединительный слой, работы осложняются перепадами температур.
Другая арктическая проблема – тяжелые условия для жизни человека: долгая полярная ночь, низкие температуры, бедный рацион питания и т.п. Коренные народы Севера неплохо приспособились ко всему этому, но удержать здесь приезжих квалифицированных специалистов очень непросто. Когда в советское время началось масштабное строительство Северного морского пути, эту проблему решали использованием труда заключенных. Причем, речь идет не только о чернорабочих. Тот же Николай Урванцев, первооткрыватель Норильского месторождения, и многие другие геологи как раз находились в лагерях.
Сейчас надо использовать совсем другие пути привлечения кадров, в частности, строить поселения, обеспечивающие достойное качество жизни людям, занятым разработкой месторождений. Развивать медицину Севера, решая специфические проблемы со здоровьем, появляющиеся у человека при работе в арктических широтах. К слову, этим уже не первый год занимаются сразу несколько институтов Сибирского и Уральского отделений РАН, включая НИИТПМ – филиал ФИЦ ИЦиГ СО РАН. И заметно продвинулись в этом направлении.
Для эффективного освоения Арктики потребуются специалисты и из областей, на первый взгляд, имеющих малое отношение к Северу и горнодобывающей отрасли. Такие, как экономисты. Отдельный проект, нацеленный на один вид полезного ископаемого в арктической зоне, оказывается в зоне повышенного риска относительно рентабельности. Но есть тот же советский опыт комплексных проектов освоения и развития северных районов. И его надо использовать, переработав с учетом современных реалий. Например, совместить освоение богатых руд Томторского месторождения и месторождений импактитовых алмазов в Попигайском кратере. Для работы на них нужно создание дорогостоящей инфраструктуры (транспортной, энергетической и т.п.), что на сегодня является одним из главных барьеров для начала работ. Но в рамках комплексного проекта затраты на инфраструктуру ложатся на совместные предприятия и, соответственно, снижаются для каждого в отдельности. Кроме того, в рамках таких проектов хорошо работает модель частно-государственного партнерства. Но для того, чтобы оптимально совместить интересы всех участвующих сторон, надо привлекать стороннего компетентного разработчика. Ученые-экономисты Сибирского отделения РАН имеют в «своем портфолио» примеры такого рода работы, я говорю о программах развития отдельных регионов, прежде всего – программа реиндустриализации Новосибирской области, которая уже успешно реализуется.
Еще один важный аспект – экология Арктики. Ценой, которую Китай заплатил (и платит) за свой рывок в области добычи и переработки полезных ископаемых, стали целые зоны экологического бедствия, возникшие вокруг ряда предприятий. Превращать наш Север в такую же зону ради высоких прибылей ряда корпораций (даже с государственным участием) – было бы преступлением перед потомками.
И это вполне реальная угроза, более того, она существует в реальности, а не в возможных сценариях развития событий. Мы и ранее по-варварски относились к природе Арктики. В частности, вокруг мест добычи можно увидеть огромное количество бочек с горючим, которые были завезены туда и там остались. А выбросы в атмосферу от их работы намного превышают тот уровень, с которым арктическая среда может справиться самостоятельно. В результате мы видим гибель плохо растущего леса на пределе лесной растительности под Норильском, в районе Мончегорска и других местах. Загрязнение запускает «цепную реакцию» других опасных процессов.
А на фоне происходящих климатических изменений эти проблемы будут только усугубляться. И снова, одними запретительными мерами и митингами общественных активистов проблему не решить, необходим комплексный подход с широким привлечением научных кругов.
В частности, для исследования влияния климата в арктических экосистемах на целый спектр процессов. Как изменение климата повлияет на изменение роста, как этот процесс будет происходить и в каких условиях. Сегодня говорят о риске дополнительного выделения метана, его считают серьезной проблемой, потому что тепличный эффект метана в двадцать раз выше, чем у двуокиси углерода. И этот процесс может начаться, если огромные тундровые озера будут выделять метан. Сейчас этой проблемой занимаются несколько международных групп исследователей в Новосибирске, Красноярске, Томске, Якутске и на Дальнем Востоке.
Говоря об освоении Арктики важно понимать следующее. Сам этот процесс неизбежен: с одной стороны, по мере истощения аналогичных запасов в густозаселенных регионах планеты, интерес к арктическим месторождениям будет только расти. А поскольку этот интерес носит глобальный характер, мы уже становимся свидетелями начинающейся «арктической гонки», в которой призы достанутся не всем, да и будут они разными.
Кто-то может укрепить свои позиции на мировой арене, а кто-то рискует стать обладателем обширных зон экологического бедствия. Для России, как обладательницы самого большого и вкусного куска «арктического пирога», участие в его разделе – вопрос национальной безопасности.
Что происходит, если решать его поручают исключительно политикам и «эффективным менеджерам» госкорпораций мы видели на примере Штокмановского месторождения. Страна утратила значительный кусок территории, получив в обмен чуть меньше, чем ничего. Отдельные лица неплохо на этом заработали, и никто не понес ответственности.
С другой стороны, опыт сотрудничества тех же крупных корпораций с учеными оборачивается открытием новых успешных предприятий в арктической зоне.
Как транслировать этот опыт на более масштабные проекты и избежать повторения ошибок (Штокман, увы, не единственный пример) – критически важная тема, обсудить которую неплохо бы и в рамках приближающегося «Технопрома».
Сергей Исаев
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии