Похоже на то, что этапы развития цивилизации вписывается в схему гегелевской диалектики: прошлое возвращается, но на более высоком технологическом уровне. Некоторые моменты для нас могут показаться неожиданностью. Мы долго пребывали в уверенности, что отличительные формы доиндустриального уклада безвозвратно канули в лету, а сам переход к новым отношениям напрямую связывали с научно-техническим прогрессом. Поэтому будущее мыслилось нам абсолютной противоположностью прошлого: без всяких пасторальных картинок, без уютных ландшафтов и маленьких домиков. Впереди маячили космические пейзажи, обилие огромных сверкающих зданий, скопления людей и машин, штурмующих очередные высоты.
Правда, иногда возникали тревожные нотки в духе антиутопических романов. Собственно, сам прогресс вызывал далеко неоднозначное к себе отношение, провоцируя закономерную консервативную реакцию с её «возвратом к природе». Невольно возникала дилемма: «или туда, или обратно». То есть либо надлежит и дальше двигаться по пути развития техники, превращая самого человека в подобие машины, либо необходимо осудить технический прогресс и обратиться к прославлению всего живого (как это делали американские хиппи). Собственно, вторая половина прошлого столетия прошла под знаком именно этой коллизии.
Однако сейчас всё отчетливее обнаруживается «третий путь», закономерно вытекающий из логики самого научно-технического прогресса. Этот путь отнюдь не ведет человечество к жутким сценам из «Метрополиса» Фрица Ланга. Теперь такие футуристические картины можно с полным правом квалифицировать как пережиток индустриального прошлого (несмотря на то, что они всё еще в ходу у голливудских режиссеров, взять хотя бы «Элизиум» Нила Бломкампа).
Что же, в таком случае, происходит на самом деле, какие «знаки» высвечивает научно-техническая революция на современном этапе?
Начнем с одного показательного примера. В последнее время в зарубежных и отечественных СМИ все чаще стал звучать термин «биохакер». У него есть несколько значений. Обычно под этим словом подразумевают людей, стремящихся изменить («взломать») свой организм с помощью различных препаратов, выйти на новый качественный уровень (с точки зрения биологии) и даже обрести бессмертие. Принципиальным моментом, на мой взгляд, является то, что среди биохакеров существуют настоящие спецы своего дела, хорошо знающие биологию и добывающие соответствующие знания по сугубо личной инициативе, без всякой связи с научными и промышленными организациями - этакие биологи на «фрилансе». Причем, в наши дни такой энтузиаст в состоянии устроить в собственной квартире самую настоящую научную лабораторию, неплохо оснащенную. Мало того, среди них появляются замечательные мастера, способные своими руками создать уникальное оборудование.
Не менее важно и то, что уже начинают создаваться целые сообщества биохакеров, одержимые какой-либо романтической целью или «благородной» идеей. Так, совсем недавно прошла информация о том, что биохакеры бросают вызов крупным фармацевтическим компаниям, производящим дорогие лекарства. Энтузиасты готовы раскрыть простым людям все технологические секреты изготовления таких препаратов, что якобы позволит производить их прямо у себя дома.
В принципе, характер использования полученных знаний – это уже отдельная тема. Кого-то волнуют сугубо моральные аспекты проблемы, поскольку на ум приходят образы доктора Франкенштейна или медика Гриффина – литературных гениев-одиночек, направивших свои знания в деструктивное русло. Впрочем, нас здесь впечатляет другое, а именно то, что в XXI веке такая исследовательская «самодеятельность» становится не только технически возможной, но начинает активно вовлекать в свою сферу талантливую молодежь, одержимую научным поиском. Биохакинг, если верить СМИ, действительно становится модным течением.
Тем, кто знаком со средневековой культурой, биохакер живо напомнит адепта алхимии. Причем, сходство затрагивает практически все ипостаси последнего. Алхимики также пытались получить порошки и пилюли, способные исцелить их от недугов, вернуть молодость или обрести бессмертие. И точно так же они работали в собственных лабораториях, параллельно объединяясь в тайные сообщества. Напомню, что на протяжении всего средневековья алхимия была сопряжена с таинственностью, секретами, благодаря чему сформировался достаточно широкий круг неформального (это принципиально важно) общения между свободными искателями знаний о природе. Сообщества алхимиков в этом плане идентичны нынешним сообществам биохакеров. Если и есть между ними отличия, то они касаются, в первую очередь, технологического уровня. Средневековый алхимик, конечно же, не мог и мечтать о компьютерах, микроскопах и высокоточных измерительных приборах. К тому же его теоретическая подготовка была несравненно хуже, и жил он в условиях очень несовершенных коммуникаций, что также сильно ограничивало его возможности. Однако в социо-культурном плане между теми и другими очень много общего: элементы средневекового уклада, таким образом, реально вернулись в нашу современную жизнь, но на технологически более высоком уровне.
Возможно, пример с биохакерами покажется кому-то неубедительным. Всё очень легко можно списать на обычное поветрие моды, никак не определяющее столбовую дорогу человеческого развития. Мы бы согласились с таким утверждением, если бы не некоторые «сопутствующие» факторы, свидетельствующие о зарождении серьезных исторических трендов, способных радикально изменить всю «конфигурацию» сложившихся в нынешней цивилизации отношений и связей. Элвин Тоффлер называл это «Третьей волной», и его прогнозы подтверждаются сегодня с удивительной точностью.
Приведем по этому поводу еще один показательный пример. Речь идет о таком явлении, как трансляция актуальных технических знаний путем неформального общения. Тоффлер наблюдал данный феномен еще в самом начале 1980-х, когда на американском рынке появились первые персональные компьютеры. У некоторых специалистов отношение к такой технике поначалу было весьма скептическим. Компьютер считался машиной для «профессионалов», и мало кому приходило в голову, что ее без малейших проблем освоят прыщавые подростки. На удивление, освоение новой техники пошло настолько быстро, что этот факт поставил специалистов в тупик. Как правило, подобные вещи воспринимались шаблонно: для работы со сложной техникой нужно пройти специальную подготовку, сдать зачет или экзамен, получить соответствующие «корочки». А здесь всё происходило без специальных курсов, без экзаменов и без «корочек». Миллионы молодых людей приобщались к новой технике, не заплатив ни цента за специальное обучение. Фактически, в стране мгновенно произошел массовый «ликбез» в области цифровых технологий, к которому государство, курирующее сферу образования, оказалось практически непричастным. Ситуация выглядела странной. Ведь повышение грамотности (в том числе - технической) долгое время считалось сферой ответственности государства. Но в случае с персональными компьютерами всё как-то пошло само-собой, и внушительное количество мальчишек и девчонок за рекордные сроки стало общаться на «ты» со сложными машинами. Как такое стало возможным?
Тоффлер заинтересовался этим вопросом. Выяснилось, что приобщение к новой технике происходило благодаря неформальным отношениям, когда знания и навыки передавались непосредственно от самых продвинутых пользователей – к менее продвинутым. Примерно такой же процесс непосредственной передачи знаний от авторитетного мастера к ученикам был в ходу в средневековых цеховых сообществах. По сути своей это было посвящением в профессиональные секреты, не требующим никакой формализации. Схожая система трансляции знаний во всей красе возродилась в среде современных юзеров. Кто лучше всех разбирался в компьютере, тот выступал в роли авторитетного наставника, совершенно бесплатно «посвящая» в это дело своих товарищей. Дальше «посвящение» шло по цепочке, в прогрессии, распространяясь среди молодежи по принципу цепной реакции. Понятно, что такой способ не предполагал никаких оценок, зачетов и дипломов. Но его эффективность оказалась заметно выше, чем у формализованных процедур в официальной системе образования.
Показательно, что на волне начавшейся цифровой революции возникла целая сетевая структура со своими каналами оперативного обмена информацией. Благодаря этой сети миллионы подростков очень быстро приобщаются к последним достижениям науки и техники. Тоффлер достаточно серьезно относился к этому явлению, противопоставляя ему неповоротливые государственные учреждения, слишком медленно реагирующие на инновации. По его мнению, существующая система образования, подобно старому автомобилю, плетется в самом хвосте исторических перемен, скорее подстраиваясь (причем вынужденно) под изменения, чем определяя их. Тогда как упомянутая сетевая структура четко шагает в ногу со временем, максимально используя плоды технического прогресса.
Если дальше развивать эту мысль, то можно прийти к выводу, что как раз неформальная среда технически продвинутых энтузиастов будет порождать импульсы дальнейшего прогрессивного развития. То есть не громоздкие государственные структуры, а именно «вольные художники» хайтека будут определять особенности грядущего технологического и социально-экономического уклада. Как было сказано выше, биохакеры уже решили бросить вызов крупным фармацевтическим компаниям. Возможно, многие из нас не воспринимают такой вызов всерьез. Но это только вопрос времени, поскольку если речь идет о реальной и долгосрочной тенденции, то через одно-два поколения упомянутая неформальная сетевая структура имеет шанс стать серьезным конкурентом для индустриальных гигантов и предельно формализованных систем с государственным участием (вроде системы образования). А в том, что речь идет именно об устойчивой тенденции, сомневаться почти не приходится.
Окончание следует
Олег Носков
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии