Что такое хорошо и что такое плохо? К дискуссии о принципах финансирования науки

Боюсь, что этими замечаниями наживу немало врагов, в том числе и среди людей, действительно на свой лад озабоченных положением дел в науке; но не прокомментировать статью Юрия Ковалева все-таки не могу. 

В ней содержится ряд высказываний, показывающих, насколько иногда люди сваливают в одну кучу самые разные понятия без попытки разобраться, что за ними стоит. Сразу же оговорюсь, что речь идет не о конкретных методических рекомендациях МОН, речь идет, извините за громкие слова, о мировоззрении.

Первый тезис Юрия Ковалева: в любой стране путь оптимального развития науки определяется исходя из заданных граничных условий (важнейшее «гранусловие» — объем финансирования). Этот тезис предполагает, что мы никак не можем (и не должны) влиять на принимаемые распоряжения, что надо беспрекословно делать то, что говорят правительственные чиновники. Это неправда. В любой стране, если правительство создает невыносимые условия для жизни какой-то группы граждан (да просто слегка ухудшает кому-то жизнь!), никто это не воспринимает как Богом данную реальность. Как правило, начинаются протесты в той или иной форме, и граждане добиваются изменений законов, распоряжений, условий финансирования и т. д. Интересно, был бы Юрий Ковалев столь же философичен, если бы в качестве «граничных условий» выступали утвержденные приоритетные направления развития науки, среди которых радиоастрономии не было бы. А было бы только «бионанокогнитивное». (Это всё еще впереди). И на радиоастрономию денег бы не давали вообще. Юрий Ковалёв примет такие «граничные условия» как данность, в рамках которой что-то можно оптимизировать?

Требование увеличения финансирования вызывает раздражение, а потом вскользь говорится о том, что увеличение все-таки возможно, но только под те формы, которые милы начальству. Значит, неправда, что нет денег на науку, — нет никакого желания давать деньги действительно на науку. Давайте так и формулировать. Еще раз — из 370 млрд руб. «на науку» на все три академии сейчас — 100 млрд руб., а собственно на РАН было 60 млрд руб. Огромное финансирование «на науку» закачивается на совершенно мертворожденные проекты в вузах, в ядерной отрасли, в оборонной (один выход на арену Института им. Духова чего стоит!), Курчатник, Сколково и пр. Там за элементарные знания, за любые статьи платят очень большие деньги. Грамотное (или хотя бы более честное) распоряжение этими деньгами сильно изменило бы ситуацию в академических институтах.

В уменьшении финансирования программ РАН обвинен Президиум РАН. Как бы ни вел себя Президиум, может быть, это все-таки в первую очередь вина правительства (даже не ФАНО), не сумевшего найти 2,5 (!) млрд руб. (Для сравнения: на никому не нужную очередную замену бордюров в Москве выделен 1 млрд руб., на развитие Крыма из ниоткуда выделены 708 млрд руб.) В абзаце про программы РАН вообще видно, что человек говорит с чужих слов, не очень зная положение дел. И уж точно передергивание считать, что подход, предлагаемый в статье Павла Чеботарева, заключается в уравниловке как базовом принципе.

Судя по всему, Юрий Ковалев не видит разницы между уравниловкой и упомянутым Павел Чеботаревым «правом исследователя исследовать». Очень странно, что эта идея обеспечения «права исследователя исследовать» вызывает недоумение. В то время как на Западе начинают понимать, что с наукой, построенной по принципам бизнес-проекта, всё очень и очень неладно, и пытаются улучшить ситуацию, мы будем опять брать всё наихудшее. Ведь альтернативой «праву исследователя исследовать» является модная у наших чиновников идея, что надо сосредоточиться только на важнейших направлениях и бросить туда все ресурсы. Увы, не может Юрий Ковалев знать (и я не знаю), что действительно является важным (важным, а не модным!) сейчас и может появиться в будущем в науке. И Дмитрий Ливанов не может знать, и Андрей Фурсенко, и, страшно сказать, сам президент РФ Владимир Путин. Получается, что чиновники высасывают из пальца эти «важнейшие направления», руководствуясь отнюдь не научными соображениями и даже не интересами государства, и Совет по науке при МОН готов способствовать уничтожению всех не вписывающихся в эти рамки. К слову, «реакционные» программы РАН все-таки давали многим какую-то возможность реализовать право заниматься тем, чем они хотят.

Посмотрим на идею о том, как хорошо, когда право исследовать получают не все способные люди — «чем выше позиция, тем серьезнее конкурс». За идеал организации науки берется система, в которой организованы конкурсы на постоянные позиции — порядка 10–100 человек на место. Считать нормальной ситуацию, когда 100 человек претендуют на одно постоянное место, — это просто бред. Поэтому, ну, пусть 10. Если эти 10 человек примерно одного, достаточно сильного уровня, то, дав возможность работать только одному из них, вы совершаете преступление. Затраты общества на выплату зарплаты нескольким тысячам ученых несравнимы с потерями от того, что потенциально способный человек не сможет реализоваться. Речь идет именно о потерях общества и будущем общества, а не государства! Нельзя оправдывать сиюминутные потребности государства, наносящие ущерб обществу.

И отдельный разговор — о том, что результат выбора этого одного из десяти будет зависеть от того, по каким показателям проходит конкурс. Во всех таких рассуждениях о том, что надо поддерживать наиболее сильных ученых, постоянно путают наиболее успешных ученых и наиболее способных ученых. Неужели Юрий Ковалев возьмется утверждать, что все позиции на Западе занимают действительно сильные ученые? Вся система выживания описанного типа (10–100 человек на место) приводит к выдвижению самых успешных именно в «науке как бизнес-проекте». А в наших условиях речь вообще открыто идет именно об административном, а не о научном лидере. Ведь в госзадании «выдающегося исследователя» будет написано: «организация научной работы», «создание условий» и прочее, потому что по нашим законам он не сможет получать деньги за научную работу.

«К результатам этих стран (развитых) мы сейчас и стремимся» — извините, передергивание. Мы хотели бы работать в таких же условиях, как они. Мы стремимся к такому же обществу, как у них, к возможности нормально жить, а не выживать постоянно. Но жизнь западного ученого лучше именно потому, что общество там другое, а не потому, что наука лучше организована. Как раз организация науки с вечными крысиными бегами — не лучшая. Вылезают самые шустрые, а не самые сильные. И сейчас на Западе это начинают понимать, как уже говорилось.

Очень странная логика в утверждении, что конкурс ведущих ученых позволит комфортно работать, а гранты РФФИ — не позволяют, потому что мелкие. Так направьте деньги на инициативные гранты РФФИ, увеличьте их хотя бы в три раза — и позволят! Не надо мегагрантов, не надо РНФ. В чем проблема? Это не популярно у начальства? Даже сейчас гранты РФФИ хоть что-то позволяют, так как бюджетных денег нет ни на поездки, ни на оборудование, ни на что.

Говорится, что только конкурсы дают возможность тонкой настройки. Совершенно правильно. Вот, например, те же инициативные гранты РФФИ — это тонкая настройка. А предложение «немногим — много» — это не настройка, это продажа своей почки, чтобы купить лекарство для печени. Вот были конкурсы МОН, мегагранты, теперь РНФ. Среди получавших эти гранты попадались и люди, которых действительно следовало поддержать. Но неужели Юрий Ковалев действительно не знает, кому, на какую ерунду шло большинство этих денег? Ну давайте сядем и проект за проектом просмотрим. Сильно помогли науке эти конкурсы?

«Кадровых ошибок в таких группах будет несоизмеримо меньше» — это почему? В чем именно разница между «научным лидером» и академиком — директором института? Не все академики были администраторами и никчемными учеными. Испытывать ли восторг от того, что какая-то часть молодежи будет входить в такие высокооплачиваемые группы, — вообще не ясно. Потому что это система развращения молодежи. Студент или аспирант, обрабатывающий данные с ускорителя или астрономических наблюдений, — чем он отличается от любого другого? Эту работу могут делать практически все. Но попавший в «выдающуюся команду» молодой человек быстро набирает цитирование, индексы, известность и начинает становиться «молодым лидером», не сделав сам, по сути, ничего. В такой системе молодой человек быстро понимает, что ему не надо что-то долго обдумывать, тем более предлагать что-то новое, — он должен быстро «попасть в струю». Цель — сделаться успешным, «сильнейшим», а не разобраться в какой-то задаче, проблеме всерьез.

Показательный пример с молодежными грантами РФФИ на 3 млн руб.: из 25–27 отобранных в первой очереди проектов 7 ничем особо не примечательных были из МГУ, и все по лазерной тематике. Потому что очередной «ведущий научный лидер» из МГУ (не называю) входил во все комиссии и преподал молодежи урок, как строить научный бизнес.

«Не ясно, о каком разрушении научной среды говорится». Плохо, что не ясно. Вот ведущая научная группа, запускающая спутник с радиоантенной. Для того чтобы рассчитывать траекторию, должны быть люди, знающие, что такое дифференциальные уравнения и как их решать. В этой группе должны быть кроме ученых — астрономов — еще специалисты по полупроводникам, вакуумной электронике, радиотехники, слесари, техники. Кто и где будет обучать этих людей грамотно работать? Где они научатся рассчитывать траекторию, паять правильно (не путая провода, как на «Протоне»), работать с вольтметром? Кажется, что где-нибудь да найдутся. Где-нибудь да купим. Нет, через некоторое время эти «сильнейшие группы» должны будут уже специально готовить себе студентов, чтобы они были просто грамотными лаборантами и т. д. Это и есть среда — когда есть у кого узнать, как решаются какие-то уравнения, какие полупроводники можно использовать для тех или иных датчиков, когда есть грамотные технологи, электронщики, техники. Не могут никакие «ведущие группы» финансировать и готовить людей по всем вопросам, с которыми они могут столкнуться в своей работе. Это решение председателя Мао о подъеме промышленности путем строительства домны в каждой деревне.

Очень настораживает используемая Ю. Ковалевым лексика: «оптимизация», «закрепление кадров», «финансирование стартапов молодых научных лидеров». Это всё из области административного управления бизнесом. И «стартап» — бизнес-термин, никакого отношения к науке не имеющий. Новые технические разработки можно только приветствовать, но это о другом, это не проблемы фундаментальной науки.

Предложение «не сильнейшим» идти преподавать в вуз показывает просто, насколько Ю. Ковалев не знаком с тем, что сейчас в вузах делается, всерьез обсуждать это здесь бессмысленно. (Замечу только, что многие из академических институтов читают спецкурсы в вузах почти бесплатно, именно пытаясь хоть как-то обучать «новые поколения».)

Уверенно сказано: «предложений, альтернативных МР (методическим рекомендациям. Ред.), н е наблюдается». Конечно, неправда. Есть предложения, просто они не одобряются идеологами нынешней реформы. Нет альтернативных предложений, соответствующих генеральной линии партии. Тогда так и надо формулировать. В конце содержится призыв: «Предлагайте что-то для развития, наконец!» Как уже говорилось, предложить можно много разумных вещей. Однако всем ясно, что если не будет изменено отношение высших лиц государства к науке и образованию, то, что бы кто ни предлагал, не спасет ничто. Некоторое количество искусственных высокооплачиваемых новообразований будет существовать, но науки в стране больше не будет.

Поэтому на вопрос, что можно предложить и что можно сделать, ответов два.

  1. Если действительно смотреть в будущее и пытаться сохранить здесь науку — надо всеми силами добиваться изменения условий, в которых мы живем и работаем, в том числе финансовых. Не воспринимать нынешние условия как данность, а стараться их изменить. И это должна была бы быть одна из задач Совета по науке при МОН — добиваться, чтобы министр науки и образования отстаивал интересы научного сообщества. (Например, добивался разумного перераспределения денег «на науку» между ведомствами.)
  2. Если воспринимать нынешние условия как данность («граничные условия»), то идея, что можно какими-либо реорганизациями улучшить положение дел, принимая навязываемые сейчас правила игры, — это очень опасная иллюзия. Любая активность по «оптимизации» может привести к увеличению зарплаты (но часто даже не к улучшению условий работы!) отдельных людей, но приведет к ухудшению состояния науки в целом. Это — отбирание пайки в концлагере более сильными, теми, кто заслужил благосклонность охраны. И в этом варианте на вопрос: «Что предлагаете?» — ответ будет: «Предлагаем не замараться слишком сильно». Не замараться чрезмерным желанием играть по предложенным властью правилам игры.

Ну и в конце открытым текстом.

Положение с наукой сейчас в России плохое не потому, что наука плохо устроена, а потому, что плохо устроено государство. Это настоящие «граничные условия». Когда люди считают, что добиваться чего-либо от государственных чиновников — это политика и этим заниматься не надо, то дальше это уже не дискуссия о путях развития науки, это дискуссия о том, отбирать пайку у соседа в концлагере, чтобы выжить, или нет.