Насколько оправдала себя знаменитая программа мегагрантов, которой исполнилось 10 лет? Почему многие российские ученых встретили ее появление критически? Что дали нашей науке привлеченные этой программой в Россию нобелевские лауреаты? Об этом корреспондент РГ беседует с главой министерства науки и высшего образования РФ Валерием Фальковым.
– Многие наши академики отреагировали тогда на эту программу критически. Сетовали, что наша наука бедствует, а на приглашение ученого-мегагрантника выделяются фантастические деньги, 5 миллионов долларов, что заманчиво для любого иностранного профессора. Они приедут, "срубят" миллионы, за наши деньги сделают свои работы и отбудут. А наша наука останется с тем, с чем была.
Валерий Фальков: – Да, такие заявления звучали, но подобная трактовка программы совершенно некорректна. Достаточно посмотреть, на каких условиях выделялись мегагранты. Ограничения действуют очень серьезные. Оплата труда ведущего ученого и научного коллектива составляет, как правило, не более 50 процентов от общей суммы. Около 25 процентов идет на закупку оборудования, 10 процентов - на закупку материалов и комплектующих для проведения исследований. Оставшиеся средства направляются на оплату стажировок российских ученых в мировые научные центры, проведение научных семинаров, расходы на содержание лабораторий.
В прошлом году в конкурсе участвовали 354 заявки из 45 стран. Например, из США поступила 41 заявка, Италии - 34, Германии - 27, Великобритании – 2.
– Но академиков понять можно. Ведь большие деньги на создание новых лабораторий получали только вузы, естественно, что институты , особенно наши асы чувствовали себя обойденными. В связи с чем в 2010 году появилась такая спорная программа? И почему в фаворе оказались вузы?
Валерий Фальков: – Она стала реакцией правительства на ситуацию, которая тогда сложилась в нашей науке. На накопившиеся в ней негативные и очень болезненные явления. Например, только ленивый не говорил тогда про "утечку мозгов". Про отсутствие спроса экономики на российские научные разработки. Ведь даже прорывные работы наших институтов в основном не были востребованы предприятиями. Про "феодализм" и закрытость при приобретении и использования дорогостоящего исследовательского оборудования. И это только небольшая часть негатива, который требовалось преодолеть.
Еще одна важнейшая цель программы - подключить к активной исследовательской работе не только научные организации, но и вузы, их научные школы и лаборатории. Существенно усилить интеграцию науки и высшего образования. И конечно, от науки все ждали прорывных решений, чтобы повысить конкурентоспособность российской экономики. В первую очередь в прорывах нуждались отрасли, связанные с науками о жизни и улучшением качества жизни человека, - медицина, агропромышленный комплекс, социогуманитарные науки, а также компании, работающие в сфере рационального недропользования, биотехнологий, материаловедения, аэрокосмической отрасли. Нужна была поддержка и тем научным коллективам, которые удерживали в мире традиционно лидирующие для России позиции, выдавая прорывные результаты в математике и смежных науках, многих секторах физики, химии новых материалов, информационных технологиях.
Впервые о поддержке лабораторий, созданных под руководством ведущих ученых, и привлечении в Россию из-за рубежа ведущих специалистов, чтобы сделать нашу науку более конкурентной и открытой, было заявлено Владимиром Путиным в конце 2009 года, а в апреле следующего вышло соответствующее постановление правительства.
И, наконец, о специфике первых лет программы. Действительно изначально она была рассчитана только на вузы. Однако уже через два года возможность приглашать ведущих ученых появилась и у научных организаций, и у государственных научных центров. А начиная с 2019 года в программе участвуют организации вне зависимости от их форм собственности, то есть не только государственные. Так что сегодня она открыта практически для всех желающих. Но для этого надо в жесточайшей конкуренции выиграть конкурс.
– Еще один повод для критики - экспертиза при распределении грантов. Ученые требуют от нее предельной прозрачности и объективности. Особенно это важно, когда речь идет о крупных суммах, которые фигурируют в этой программе. Как создавался пул экспертов? Кто в него входил?
Валерий Фальков: – Как принято во многих ведущих странах, у нас сформирована международная команда экспертов. Помимо ведущих российских ученых в работе участвуют авторитетные специалисты Ассоциации европейских университетов, Ассоциации университетов Германии, Национального научного фонда США и других известных организаций. Всего в пуле экспертов около 3 тысяч иностранных ученых и вдвое больше российских.
Важно отметить ключевую и эффективную роль русскоязычных ученых, работающих за рубежом и занимающих там лидирующие позиции в своих университетах и институтах, и поблагодарить их всех. Объединение русскоязычных ученых в США (RASA), в Европе (RusSciTech), многие другие Ассоциации и объединения, лидеры и президенты кластеров нашей научной диаспоры. Можно сказать, что это наши научные послы, дипломаты российской науки по миру. Они активно участвуют и в работе Совета программы, в ее популяризации, являются гарантами высокой планки программы. Можно с уверенностью сказать, что в России до 2010 года такого уровня экспертизу никто не делал. Более того, сам процесс оценки заявок был в буквальном смысле выстроен с нуля. Это многоступенчатый фильтр, который просеивает и отбирает только наиболее перспективные проекты. К примеру, каждая заявка оценивается минимум четырьмя экспертами - двумя российскими и двумя иностранными.
Сегодня и в России, и за рубежом, экспертиза мегагрантов признана одной из самых прозрачных и понятных. Скажем, уже в 2010 году впервые в практике все участники конкурса получили экспертные заключения на свои заявки. Это крайне важно для информирования ученых об уровне их заявок. Позднее принципы, алгоритмы этой экспертизы стали тиражироваться и в других конкурсах, например Российского научного фонда (РНФ).
Кастинг для нобеля?
– Каковы критерии для приглашения в программу научных "звезд"? Громкое имя? Индекс Хирша?
Валерий Фальков: – Это целый комплекс требований. Конечно, принимаются во внимание достижения и опыт работы приглашаемого ученого, но не менее важны научный уровень российского научного коллектива, с которым ему предстоит работать, актуальность и значимость заявленного исследования. И конечно, учитывается, какие обязательства по созданию лаборатории берет на себя приглашающая организация, в том числе и ее возможности по софинансированию. Поэтому авторитет приглашаемого ученого - это только один из многих, хотя и важнейший критерий при проведении конкурса.
Могу сказать, что, например, в 7-м конкурсном отборе по программе, который проходил в прошлом году (а он не самый благоприятный в политическом отношении), участвовали 354 заявки из 45 стран. Например, из США поступила 41 заявка, Италии - 34, Германии - 27, Великобритании - 24, Франции - 22, Китая - 13. Это все страны, активно участвующие в научно-технологической гонке. Об авторитете программы можно судить даже по одной цифре: конкурс для участия в ней составляет в среднем 10 человек.
– Критики программы утверждают, что публикация по мегагранту "весит" в денежном выражении намного больше, чем публикация любого российского ученого, не попавшего в программу мега. Кстати, сколько публикаций мегагрантников попало в самый престижный первый квартиль базы Web of Science?
Валерий Фальков: – Вес публикации и ее ценность определяются отнюдь не статусом программы, не объемом финансирования, а интересом к мегагранту, то есть цитируемостью, а также стремлением использовать его для продвижения вперед. Что касается квартилей, отвечу на примере 2019 года. Всего в прошлом году в ресурсах, индексируемых Web of Science, по результатам мегагрантов было опубликовано 825 статей. Из них 446 статей, входящих в первый квартиль, что составляет более 50 процентов.
– По некоторым оценкам, после завершения мегагранта и отбытия из России ведущего ученого около 25 процентов новых лабораторий возвращаются на прежний уровень. Были случаи, когда имя ученого себя не оправдывало и с ним приходилось расставаться?
Валерий Фальков: – Лаборатория, которая имеет опыт работы в команде с ведущим ученым в течение нескольких лет, в принципе не может вернуться на прежний уровень. Конечно, она может трансформироваться, объединиться с другими лабораториями, но "вернуться на прежний уровень", - это изначально неверное утверждение. Были ли случаи, когда имя ученого себя не оправдывало и приходилось расставаться? Да, единичные случаи были, но их можно пересчитать буквально по пальцам одной руки. Сложные ситуации мы разбираем на Совете программы и принимаем решение о досрочном завершении проекта или его неуспешной реализации.
Работает на возврат
– Каковы основные результаты программы за десять лет? Какое влияние она оказала на нашу науку?
Валерий Фальков: – Если оценивать программу по заданным индикаторам и показателям, то она многократно превышает установленные изначальные требования. Всего за десять лет создано более 270 новых научных лабораторий. Доля в них российских молодых научных сотрудников в возрасте до 35 лет составляет в среднем 56 процентов, что заметно больше, чем в среднем в отечественных научных организациях. Современное оборудование, которое закупается для проведения исследований, по окончании работ остается в России и продолжает работать.
Всего за прошедшие годы по программе мегагрантов опубликовано более 6 тысяч статей в научных журналах, индексируемых международной базой Web of Science, и зарегистрировано около 1,5 тысячи патентов на изобретения и научные открытия. Более 2500 сотрудников созданных лабораторий прошли стажировки, повышение квалификации, обучение в ведущих вузах и ведущих научных организациях мира и России. С использованием полученных результатов написано более 120 монографий, книг, создано заново или существенно модернизировано более 1100 образовательных курсов.
Однако оценивать программу исключительно по индикаторам и показателям было бы неправильно. Во-первых, она позволила построить эффективное коммуникационное поле между учеными мирового уровня, а новые лаборатории стали кузницей кадров для нашей науки. Как я уже сказал, доля молодежи в лабораториях программы очень велика, в некоторых достигает 80 процентов. А, например, двое из трех молодых ученых, ставших в этом году лауреатами престижной президентской премии в области науки, - выходцы именно из "мегагрантских" лабораторий.
За эти годы программа стала визитной карточкой России в сфере международного научно-технологического сотрудничества. Она способствует интеграции нашей страны в мировую среду, приобрела большое значение не только с научной точки зрения, но и внешнеполитической. Кроме того, она помогает осуществить структурные сдвиги в управлении всей российской наукой. Президент России регулярно встречается с учеными-мегагрантниками, и каждая из таких встреч становится импульсом к позитивным изменениям в нашей науке. Например, в 2016 году на конференции "Наука будущего" в Казани было предложено создать линейку грантов для поддержки талантливых молодых специалистов. Владимир Владимирович услышал ученых. Так появилась президентская программа, реализуемая Российским научным Фондом.
Несомненно, что благодаря программе мегагрантов в Россию из-за рубежа вернулось большое число российских ученых, имеющих авторитет и лаборатории в самых известных мировых научных центрах. Кстати, они отмечают, что программа позволила им сформировать мультидисциплинарные научные коллективы, объединяющие исследователей и аспирантов разного профиля. Они могут вести полный научно-технологический цикл от фундаментальных исследований до внедрения в практику на уровне передовых мировых научных центров.
– Какие уроки и выводы можно сделать по итогам программы?
Валерий Фальков: – Она продемонстрировала "механику", как можно создавать успешные научные коллективы для совместного поиска ответов на глобальные вызовы. А именно с привлечением лучших научных умов вне зависимости от страны их постоянного проживания, развивая международную кооперацию.
Как мы сейчас видим, именно в такой ежедневной кооперации ученые всего мира работают над преодолением пандемии коронавируса. Уверен, из этой работы будут сделаны профессиональные и полезные для всей науки выводы. Но бесспорно, что не в последнюю очередь, именно благодаря программе мегагрантов наша сегодняшняя работа с учеными всего мира имеет не декларативный, а качественный рабочий характер.
– Программа была рассчитана до 2020 года. Будет ли она продлена?
Валерий Фальков: – Мегагранты были частью программы "Научно-технологического развития Российской Федерации". С 2019 года они являются одним из направлений национального проекта "Наука", новый конкурс состоится в конце 2020 года.
Ключевой вопрос
– Каких звезд мировой науки удалось привлечь в программу мегагрантов?
Валерий Фальков: – Как я уже сказал, в создании в России новых лабораторий мирового уровня по программе мегагрантов участвовали более 270 ведущих ученых из 45 стран. Среди них нобелевские лауреаты Осаму Шимомура, Джордж Фитцджералд Смут, лауреат Филдсовской премии Станислав Смирнов, лауреаты Нобелевской премии мира Жан Жузель и Рикардо Валентини, Жерар Муру, который, уже будучи руководителем лаборатории мегагрантов, получил Нобелевскую премию по физике в 2018 году, гуру биоинформатики Павел Певзнер, выдающийся наш ученый в области биотехнологий и фармацевтики член-корреспондент РАН Александр Кабанов, признанный специалист в области физики плазмы Фридрих Вагнер, мировой эксперт в области биоразнообразия Мирового океана Леонид Мороз, крупнейшие отечественные биологи Сергей Лукьянов и Петр Чумаков, легендарный физик Владимир Захаров, обладатели сверхвысоких индексов цитирования физик Юрий Кившар из Австралии и биомедик Борис Животовский из Швеции, директор Института химии поверхностей и интерфейсов CNRS Дмитрий Иванов, исследователь Арктики Йорн Тиде, Глеб Сухоруков, включенный в список 10 всемирно известных ученых по версии "Форбс", выдающиеся историки, экономисты, психологи, археологи. Всех звезд не перечислишь.
Какими научными результатами программа мегагрантов может особо гордиться?
Валерий Фальков: – Список серьезных достижений программы очень обширный. Приведу лишь несколько примеров. Например, это разработка супердолговечного диска для записи и хранения больших объемов информации в Международном центре лазерных технологий, созданном на базе РХТУ им. Менделеева под руководством профессора из Университета Саутгемптона Петра Казанского. В будущем такой диск сэкономит миллионы бюджетных рублей, которые сейчас уходят на содержание архивов, и позволит передать потомкам произведения, имеющие научную и культурную ценность, государственные бумаги и т.д. Ничего подобного наши ученые до сих пор не делали. В США и Европе такие разработки можно пересчитать по пальцам одной руки. Или создание в МГУ под руководством профессора Дмитрия Иванова новых полимерных материалов, которые в перспективе смогут стать аналогами человеческой кожи. Или разработка в Приволжском исследовательском медицинском университете под руководством академика Сергея Лукьянова технологии наблюдения клеток и клеточной структуры с использованием красных флуоресцентных белков (RFP).
Юрий Медведев
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии