О методах предсказания кристаллических структур, статусе российских ученых и вере в Бога отделу науки «Газеты.Ru» рассказал Артем Оганов — российский теоретик-кристаллограф, химик, физик, материаловед и активный популяризатор науки.
— Сегодня в журнале Science опубликована статья, одним из авторов которой являетесь вы. Вы можете объяснить людям, далеким от химии, о чем статья и каков ее главный вывод?
— Наш коллектив получил двумерную модификацию элемента бора. Химия бора такова, что двумерные структуры энергетически невыгодны — в отличие, например, от углерода. Поэтому экспериментаторам пришлось пойти на ряд ухищрений, чтобы «заставить» бор стать двумерным. Результат оказался крайне интересным — в отличие от объемных модификаций бора (которые являются полупроводниками), двумерная модификация (борофен) является металлом, и весьма необычным. Во-первых, это анизотропный металл, то есть электричество он проводит совсем по-разному в разных направлениях. Во-вторых, с большой вероятностью он окажется сверхпроводником. В-третьих, борофен обладает уникальной прочностью, превосходящей даже графен.
— Ваша работа связана с предсказанием структуры материала на основании его химической формулы. Опять же не могли бы вы пояснить неспециалистам, как именно химики предсказывают структуру материала?
— Наш метод предсказания структур основан на сконструированном нами эволюционном алгоритме. Компьютер генерирует ряд гипотетических структур, оценивает их энергию и, анализируя полученные результаты, на основе наиболее устойчивых структур создает новые.
Продолжая эту процедуру шаг за шагом, мы получаем популяцию структур, эволюционирующих в направлении глобально оптимальной структуры.
— Каков практический смысл предсказания структуры материала?
— Предсказание структур было тем самым недостающим звеном, которое десятилетиями не позволяло осуществлять дизайн материалов на компьютере. Сейчас эта проблема решена, и компьютерный дизайн материалов стал реальностью. Нашей программой пользуются не только 3 тыс. исследователей по всему миру, но и ряд крупных международных компаний.
— Как в странах, где вы работали, относятся к российским ученым?
— К российским, как и к любым другим ученым, относятся по-разному. Хороших ученых уважают, к плохим тоже относятся соответственно.
Было время, в начале 1990-х, когда наши ученые массово бежали на Запад и соглашались на любые условия. В то время к ним нередко относились как к дешевой рабочей силе, но те времена давно прошли.
В мире ценят хорошее образование россиян, хотя в последние двадцать лет его качество сильно ухудшилось.
— На ваш взгляд, российская наука сейчас возрождается или, наоборот, приходит в упадок?
— Мне кажется, наша наука сейчас возрождается — но надо приложить еще очень много усилий, вложить много ума, сил, денег, чтобы наша наука снова заняла положенное ей лидирующее место.
— Как бы вы оценили статус ученого в России? А каков статус ученого, например, в Китае?
— В России еще недавно в науку шли почти только те, у кого не было другой возможности избежать безработицы или армии. Ученых считали неудачниками. Сейчас все совсем иначе, учеными гордятся, молодежь снова идет в науку. Быстро заработанные деньги быстро и кончаются, а если человек следует своей мечте, то обретает счастливую жизнь, это не продается и не покупается. Люди могут себе это позволить только тогда, когда в стране мир и стабильная экономика. В 1990-е это было невозможно, люди слишком боялись бедности.
В Китае профессия ученого тоже стала очень престижной.
— Вы активно занимаетесь популяризаторской деятельностью. Как, на ваш взгляд, эффективнее всего популяризировать науку — писать книжки, читать лекции, активно взаимодействовать с прессой?
— Каждому свое: кто-то силен как лектор, кто-то — как автор книг и так далее. Кто-то силен в популяризации своих работ, а кто-то — в рассказе о работах других. Самое эффективное — когда есть и то, и другое, и третье.
— А чем российская популяризация науки отличается, например от западной? Или во всех странах одно и то же?
— Основное отличие популяризации науки в России и других странах — обилие научно-популярных лекций в России.
Такой жанр, как фестиваль науки, — по-моему, вообще российское изобретение.
— С 1993 года вы являетесь прихожанином католического храма Святого Людовика в Москве. А возможно ли совмещать занятие наукой и веру в Бога?
— Наука и вера никак не противоречат друг другу, потому что они о разном — примерно как медицина и астрофизика никак не могут находиться в противоречии друг с другом. Вера — о смысле жизни, а не, например, об электронной структуре кристаллов или эволюции растений. Наука, напротив — о материальном мире, и ничего о смысле жизни сказать не может. Великий ученый и тоже верующий, Луи Пастер, говорил: «Малое знание отдаляет от Бога, а большое — приближает к Нему». Говорил он это тогда, когда в его родной Франции было очень немодно быть верующим. Мне моя вера дала систему координат в жизни, человек не может существовать, не зная смысла своего существования. А наука позволяет мне развивать мои способности, и заниматься любимым делом, и приносить пользу.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии