Власть и интеллигенция: история конфликтов
Интеллигенция всегда и во все времена настроена критически к власти. И конфликты между властью и интеллигенцией были во все времена. Поучительно как они решались в советское время. Это особенно важно рассмотреть сейчас, когда возник новый конфликт, спровоцированный реформой Российской академии наук. Как показывает исторический опыт советского времени этот конфликт между властью и ученым сообществом опасен не только для ученых (об этом сейчас говорят и пишут многие), но и для власти тоже, причем для власти - в первую очередь.
Время комиссаров
Одной из самых серьезных проблем победившей советской власти были взаимоотношения с интеллигенцией. В своем большинстве российская интеллигенция к власти большевиков отнеслась критически, большевики отвечали взаимностью. Хорошо известны и уже неоднократно цитировались, например, высказывания Ленина об интеллигенции, в том числе и то, где он утверждал, что этот социальный слой не мозг нации, а дурно пахнущая субстанция.
Но все было не так просто, интеллигенция, как социальный слой, вела свою родословную от эпохи Просвещения с ее культом разума, образования, науки. Коммунизм как идеология тоже имел свои корни в Просвещении, хотя был скорее его блудным сыном. Но, тем не менее, уважение к науке, даже пиетет перед ней был характерен для марксизма, а затем и ленинизма. Более того, марксизм-ленинизм объявлял себя единственно «научной идеологией». А значит, наука победившей коммунистической революции была нужна, а раз так, то приходилось находить общий язык и с российской интеллигенцией, в том числе и учеными. Во всяком случае, до тех пор, пока не будет создана новая, советская интеллигенция. Впрочем, гораздо большую роль играли чисто прагматические соображения. Чтобы удержать свою власть, большевикам было необходимо создать боеспособную армию, развивать современную промышленность, осваивать новые технологии, модернизировать страну. Все это было невозможно сделать без развития науки и образования, в том числе и массового. А для этого нужно было иметь интеллигенцию как массовый социальный слой.
Впрочем, первоначальную идеологическую чистку рядов интеллигенции победившие большевики все же провели. В этом плане символическим событием стал «Философский пароход», хотя это и был всего лишь эпизод такой чистки, но он очень показателен. На «Философском пароходе» в эмиграцию отправились не только философы, но и представители других гуманитарных профессий. Большевики убирали всех тех, кто мог составить им идеологическую конкуренцию, монополия на идеологию в данном случае равнялась монополии на власть. Но вот физиков, химиков, биологов, других представителей точных и естественных наук, а также инженеров, врачей и прочую подобную интеллигенцию большевики не только не подталкивали к эмиграции, но наоборот, пытались привлечь к сотрудничеству. Они не допустили разгрома Академии наук, это был, пожалуй, единственный значимый институт Российской империи, который сохранился и в советском государстве. И поскольку речь шла, как некогда говорили, о «позитивной науке» по отношению к академикам риторика большевистских вождей, того же Ленина, поразительно отличается от того, что он говорил об интеллигенции в целом. В советское время такие высказывания Ленина приводили как пример заботы советской власти о науке и ученых. Сейчас они забыты, впрочем, некоторые современные события заставляют вспомнить эти высказывания пролетарского вождя. Так в 27 номере журнала «Эксперт» журналист и публицист Александр Механик предпослал своей статье о предложенной реформе РАН следующую цитату Ленина: «Любая реформа Академии наук требует осторожности, такта и больших знаний». Смысл цитаты понятен, это напоминание современным либеральным реформаторам о том, что даже большевики в их стремлении все «до основания разрушить» перед Наукой остановились.
Практически уже в первый послереволюционный год сложилась модель взаимодействия советской власти и творческой интеллигенции. Она была впервые опробована в военном строительстве. Как известно, в Красной армии был создан институт комиссаров, главная функция которых состояла в контроле за военными командирами, в основном выходцами из офицеров царской армии. Комиссар отвечал за политическое воспитание бойцов и политическую благонадежность командира, но будучи профессионально некомпетентным человеком, он в чисто военном плане должен быть уважать профессионализм военспеца. К этому его понуждала ответственность за успех порученного дела, в случае провала он, как и военспец мог ответить за это не только карьерой, но и головой.
Понятно, что в другие сферы общественной жизни модель «комиссаров и спецов» была перенесена в сильно смягченном виде. По отношению к той же науке коммунистическая партия выступала неким коллективным комиссаром, следя за политической благонадежностью ученых, но в профессиональном плане предоставляя им свободу, конечно, если речь не шла об идеологических вопросах. Эта модель, при всем ее несовершенстве, в целом работала. Что касается политических репрессий, которые на рубеже 20-30х-х и во второй половине 30-х годов задели и ученых, то это было следствием внутрипартийной борьбы. Когда рубили партийные головы, летели и интеллигентские «щепки».
Своя интеллигенция
К концу 30-х – в 40-е годы в СССР сформировалась уже советская по своему происхождению интеллигенция. Отношение к ней изменилось, ее политическая благонадежность в целом сомнений уже не вызывала, отпадала необходимость в сохранении «института комиссаров». Кстати, в советской армии он был отменен в разгар Великой Отечественной войны практически одновременно с возвращением «царских» погон и воинских званий. Конечно, партия оставила за собой политический и идеологический контроль, но она уже воспринимала интеллигенцию как продукт советской власти, на создание которого, кстати, потрачено немало сил и средств и который следует беречь. Характерно в этом плане как по-разному Сталин относился к военным кадрам, доставшимся ему от Ленина и Троцкого (вспомним 37-й год) и к тем, что были созданы им самим, особенно в ходе войны. Последних он берег и никакого не позволил репрессировать. А к своим «партийным товарищам» он не был столь терпимым. Вспомним, например, послевоенное «ленинградское дело», по которому было расстреляно немало видных партийцев.
Или можно вспомнить характерный случай, который известен нам по ряду источников и даже вошел в «Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений». Это разговор Сталина с партийным функционером Поликарповым. Последний был назначен в ЦК ВКП (б) курировать деятельность Союза писателей СССР. Поликарпов пожаловался Сталину на моральный облик целого ряда писателей, дескать, пьяницы, бабники, аморальные типы. На что Сталин ему ответил: «Других писателей у меня для товарища Поликарпова нет, а другого Поликарпова мы для писателей найдем». И уже на следующий день с товарищем Поликарповым случился невероятный кадровый кульбит – из ЦК ВКП (б) он переместился на должность заместителя ректора по хозяйственной части Московского педагогического института.
Все это означало две важных вещи. Во-первых, «спецы», профессионалы становились более ценными, чем «комиссары». И ведь действительно талантливый писатель, гениальный ученый, выдающийся конструктор были штучным товаром, а вот партийные, номенклатурные работники были вполне заменимы, хотя они и принадлежали к правящей элите. Во-вторых, это означало, что верхушка творческой интеллигенции СССР становилась привилегированной частью советского общества. А их корпоративные объединения, например, Академия наук становились важными субъектами общественной жизни страны.
В этом плане очень характерен эпизод, который предшествовал падению первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева. Выступая 11 июля 1964 года на очередном пленуме партии он, недовольный поведением ряда академиков, заявил следующее: «Мы разгоним к чертовой матери Академию наук» (текст этого выступления Хрущева можно найти на сайте nsib.info). Это было последнее выступление Хрущева на партийном пленуме, уже на следующем, который состоялся 14 октября 1964 года, он был снят со всех партийных и государственных постов. В числе предъявленных ему обвинений была и угроза разогнать Академию наук.
Наследовавший его пост Л.И. Брежнев был более гибким в вопросах взаимоотношений с творческой интеллигенцией. При нем преследовали интеллигентов-диссидентов, но угрожать интеллигенции в целом Брежнев никогда не пытался. В этом плане также характерен один эпизод. Партийный функционер Александр Яковлев, работавший в ЦК КПСС «по идеологической части» в ноябре 1972 году опубликовал статью «Против антиисторизма», в которой обрушился с жесткой критикой на целый ряд советских писателей, которых он обвинял в «русском национализме». Реакция Брежнева была молниеносной, Яковлева отправили послом в Канаду. При этом, если верить писателю Сергею Семанову (книга «Брежнев: правитель «золотого века»), Брежнев сказал о Яковлеве: «Этот м…. хочет поссорить меня с интеллигенцией».
Неплохо было бы и нашим функционерам и чиновникам поучиться у истории. А она нам говорит, что в России любой конфликт чиновника и интеллигенции всегда заканчивался отставкой чиновника.
Юрий Курьянов
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии