Часть первая. Формула гениальности
Тот, кто изучал историю современного естествознания, знает о том, что все прорывные направления явились прямым результатом неутомимой деятельности отдельных выдающихся ученых-энтузиастов, целиком, без остатка посвящавших свою жизнь науке. Мы используем данное выражение не как метафору, а как точную характеристику личности выдающегося ученого - Ученого с большой буквы, для которого занятие наукой отнюдь не являлось просто «профессией». Для таких людей наука есть их подлинная жизнь, даже более того – их Миссия, с которой они приходят в наш мир, оставляя неизгладимый отпечаток.
Когда-то на Ньютона, стоявшего у истоков классической физики, смотрели как на непонятного угрюмого чудака, вечно погруженного в свои научные вопросы. Знаменитый ученый с юных лет жил особой жизнью, не характерной для обычных людей. Казалось, что ничего, кроме вопросов познания природы, его больше не интересует. Ньютон всегда избегал светских увеселений, относясь к ним с глубоким презрением. «Что значит танцевать, как не выставлять себя дураком» - писал он в своем дневнике. Понятно, что такие люди плохо вписываются в окружающий социум, предпочитая общаться с единомышленниками, увлеченными теми же вопросами.
Пример с Ньютоном всплывает в голове всякий раз, когда начинаешь изучать биографию другого знаменитого ученого – Алексея Ляпунова, стоявшего у истоков математической биологии. Нет, мы не говорим о полном совпадении характеров того и другого. Но есть принципиальные моменты, что роднят знаменитого русского математика с его далеким британским предшественником. Ньютон, во многом продолжая дело Галилея, удачно «соединил» математику с физикой. Фактически – создав принципиально новую физику, в которой математика являлась неким фундаментом. Алексей Ляпунов, по сути, продолжал торить дальше на этом пути, пытаясь приспособить математику к наукам о жизни. Разумеется, он был не единственным, кто двигался в указанном направлении. Но он, безусловно, является одним из столпов математической биологии, и его научный вклад лучше всего осознается именно в наше время – в эпоху господства информационных технологий.
Как и положено Ученому с большой буквы, Алексей Ляпунов был всецело поглощен научными вопросами, не придавая серьезного значения тем вещам, что скрашивают жизнь обычных людей. По воспоминаниям современников, он почти не бывал на концертах, в театре, в кино. У него не было музыкального слуха. Он терпеть не мог радио и телевизор. И за всю свою жизнь так и не научился отдыхать «как все». Последний раз он был в традиционном отпуске в 1956 году. Все последующие годы его отпуска проходили в летних семинарах, школах и лекциях.
Весьма показательно, что Ляпунов был напрочь лишен позерства и склонности к внешним эффектам (нередко замечаемым в профессорско-преподавательской среде). Это проявлялось, например, во время его университетских лекций, где он совсем не пытался произвести впечатление на аудиторию через привлекательный образ этакого высокообразованного интеллектуала, владеющего ораторским искусством. То есть Ляпунов вел себя всегда естественно, постоянно был самим собой, и, как вспоминают его ученики, ораторским искусством он не владел, да и не придавал никакого значения внешнему блеску. По крайней мере, он даже не пытался завораживать слушателей изящно выстроенными оборотами речи. Эта внешняя простота была характерной чертой ученого. В общении с младшими коллегами, включая студентов, Ляпунов никогда не давил своим авторитетом и своим статусом. Он мог даже прямо признать чье-то превосходство в каких-то вопросах (например, в скорости составления компьютерных программ), даже если это был его студент. Но как раз благодаря таким качествам ему удавалось завоевывать себе сторонников и увлекать людей своими идеями.
Что характерно, Ляпунов никогда не был замкнут в себе и имел огромный круг друзей и знакомых, вовлеченных в поиски научных истин. Еще один показательный момент: будучи мягким в обычном человеческом общении, он проявлял твердость, решительность и напористость в тех случаях, когда речь шла о научных истинах. Истина не была для него пустым звуком, и он готов был отстаивать ее, пренебрегая всякими условностями. Именно по этой причине он открыто поддерживал кибернетику и генетику даже в те годы, когда это могло стоить карьеры.
Очень часто обращают внимание на широкий круг научных интересов Ляпунова. Предметом его увлечений были не только математика, кибернетика и науки о жизни. В молодости он очень сильно увлекался астрономией. Не чужд был Ляпунов и гуманитарным дисциплинам. Он в совершенстве владел французским языком и с пиететом относился к французской математической школе. При этом он был хорошим знатоком и французской истории, и французской культуры. Он встречался со всеми французскими делегациями, приезжавшими в новосибирский Академгородок. Среди известных французов, знавших его лично, были Шарль де Голль и В. Жискар д’Эстен. Большие заслуги Ляпунова в развитии советско-французских отношений были даже отмечены Медалью французского Сената.
Отечественная история и культура также были в поле его интересов, особенно учитывая то обстоятельство, что Ляпунов прямо называл себя «русским человеком», говоря об этом не без гордости. Во время войны он отказался от брони и отправился на фронт, видя в том свой долг. В одном из своих писем, объясняя такой поступок, он утверждал: «Я считаю обязательным быть в первую очередь русским. Если мы – представители русской культуры – будем сзади, это может привести к плохим результатам. Очень часто влияние культурного и сознательного человека в боевой обстановке может играть решающую роль…». А своей жене в самом начале войны он писал следующее: «Воспитай в детях чувство любви к родине и ко всему русскому».
Ляпунов придавал серьезное значение общекультурной подготовке будущего ученого. Не удивительно, что в физмат школе, созданной при его непосредственном участии в 1963 году, он не только читал курс лекций по математике, но также вел кружок по древнерусскому искусству. Подобное сочетание в одном лице «физика и лирика» далеко не случайно. По большому счету, это есть реальный показатель неординарности Ляпунова как творческой личности. Многогранность его интересов не являлась, в данном случае, хаотичным набором разных предметов. Мы смеем предполагать, что широкая эрудиция Ляпунова, его вовлеченность в различные дисциплины свидетельствовала о глубине понимания научных истин, когда за многообразием мира естествоиспытатель улавливал единую, универсальную основу бытия.
Этот философский уровень осмысления изучаемых предметов лучше всего отображает мировосприятие выдающегося ученого, который не может удерживаться в рамках отдельной специализации. Ведь как в свое время утверждал «отец» американской кибернетики Нортон Винер, специализация – это не более чем административная категория, созданная государством для удобства управления научным сообществом. В природе же никакой специализации нет, ибо мир един.
По широте охвата научных тем и глубине осмысления проблем Ляпунова нередко ставят в один ряд с Владимиром Вернадским, которого сам Ляпунов очень ценил. Ценил его не только за энциклопедический охват знаний, но также за его стремление к философскому осмыслению исследуемых природных явлений. Он даже настаивал на необходимости полной публикации философских трудов Вернадского. Здесь, безусловно, мы видим родство душ. Ведь Ляпунов также стремился привить своим ученикам эту способность к философскому осмыслению исследуемых вещей, что невозможно было сделать без высокой культуры мышления. Интересно, что Ляпунов обладал блестящим ассоциативным мышлением, которое гармонично сочеталось с логикой профессионального математика. Возможно, это еще один показатель высокой одаренности ученого, позволившей ему оставить такой след не только в отечественной, но и в мировой науке.
Для жителей Новосибирска здесь особенно важно то, что биография Алексея Ляпунова тесно сплелась с историей Новосибирского научного центра. И Ляпунов вполне может занимать достойное место в ряду первых «отцов-основателей», определивших общий характер науки в Сибири.
Окончание следует
Николай Нестеров
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии