Мир стремительно меняется, и только сознание российских руководителей остается неизменным. Такой вывод напрашивается из недавнего доклада исполнительного директора Центра энергоэффективности – XXI век (ЦЭНЭФ-XXI) Игоря Башмакова. Доклад прозвучал в Институте мировой экономики и международных отношений РАН на форуме «Нефтегазовый диалог».
В чем основная суть происходящих в мире перемен? Главный тезис, который отстаивает Игорь Башмаков, коротко звучит так: экономика передовых стран стремительно переходит на траекторию так называемого «низкоуглеродного развития». Россия же топчется на месте, цепляясь за свой нефтегазовый комплекс и всё еще связывая свое развитие именно с ним. Однако, по убеждению Игоря Башмакова, такая стратегия (если это слово здесь вообще применимо) обречена на полный провал ввиду того, что мир уже начал переход на низкоуглеродную модель роста. Соответственно, через пару десятилетий наша «энергетическая держава» не сможет поставлять на мировые рынки что-либо действительно стоящее и востребованное. Традиционные энергоносители будут неизбежно падать в цене. Поэтому наш основной товар, за счет которого мы пока еще поддерживаем более-менее комфортное существование, перестанет давать приемлемый доход. Наша доля в мировом ВВП сократится до одного процента. Соответственно, с нами никто уже не будет считаться. В экономическом смысле Россия станет карликом среди гигантов. Уже в течение десяти лет, отмечает Игорь Башмаков, у нас не происходит никакого экономического роста при существующей сырьевой модели.
Образно говоря, мировая экономика переходит из условной «красной» зоны – в «зеленую». Ускоренно повышается энергоэффективность и осуществляется резкий рост безуглеродных источников энергии. Во всех крупных странах, утверждает Игорь Башмаков, выход на более высокие уровни развития экономики неизбежно сопровождается снижением энергоемкости.
Однако руководство нашей страны, по большому счету, ничего не сделало для того, чтобы вписаться в этот тренд. Поэтому мы рискуем остаться в «красной» зоне. Во всяком случае, с 2008 года мы фактически не наблюдаем каких-либо серьезных подвижек. Мало того, некоторые представители власти пытаются разными способами оправдать такую позицию. И надо сказать, что у нас есть немало скептиков, считающих, будто «зеленая» экономика – это всего лишь дань моде. По их мнению, западные политики, которые поддерживают данное направление, якобы стараются угодить всяким популистам, спекулирующим на теме экологии. Нередко можно услышать о том, что в развитых странах уже началось-де «отрезвление», и недалек тот день, когда всё вернется на круги своя, и традиционная энергетика опять будет в фаворе (а с ней вырастут в цене и углеводороды).
Игорь Башмаков пытается опровергнуть подобные суждения. По его словам, переход на низкоуглеродную модель развития осуществляется в развитых странах довольно интенсивно. Причем, этот разворот начался не вчера. Данная тенденция наметилась уже давно. Так, за период с 1800 по 2017 годы энергоемкость глобального ВВП сократилась в четыре раза (то есть снижалась на 0,7% в год). Отсюда следует, что темпы роста ВВП напрямую связаны с темпами снижения энергоемкости. При этом замещение ископаемого топлива – явление совсем не новое. Как утверждает Игорь Башмаков, если бы энергоемкость глобального ВВП за указанный период не снизилась, то к 2017 году потребление первичной энергии оказалось бы в четыре раза выше. Это означает, что в четыре раза пришлось бы увеличить добычу ископаемого топлива. В этом случае кумулятивное потребление нефти потребовало бы дополнительных 399 млрд. тонн, что на 67% превышает подтвержденные на сегодняшний день запасы «черного золота». То же справедливо и в отношении газа. Что касается потребления угля, то оно привело бы к четырехкратному увеличению выбросов в атмосферу вредных веществ, в итоге из-за загрязнений воздуха мы теряли бы ежегодно от 7,5 до 30 миллионов человек. Если говорить о потреблении биомассы, то ради дров нам пришлось бы пустить под топор все леса.
Но главное, утверждает Игорь Башмаков, если бы энергоемкость глобального ВВП не сократилась, то его показатель на сегодняшний день соответствовал бы 1970 году. Цены на энергию (в условиях предельно ограниченных ресурсов) были бы в четыре раза выше, и в итоге экономическая недоступность энергии полностью остановила бы экономический рост. В качестве наглядной иллюстрации был приведен расчет по Швеции. Так, при сохранении постоянной энергоемкости в течение 1800-2000 годов, ВВП на душу населения в 2000 г. составил бы только 24% от его фактического уровня.
По мнению Игоря Башмакова, в наступившем столетии «фантастический рывок» в будущее связан с возобновляемыми источниками энергии. Благодаря ВИЭ, считает он, свершилась «революция в структуре прироста мощностей электроэнергетики». В результате поднятая в начале XXI века «угольная волна» достигла пика и пошла на спад. На ее место пришла «волна ВИЭ», и теперь уже они, а не газовые ТЭС, закрыли для угольной генерации путь в будущее. На данном этапе структурные сдвиги в балансе мощностей мировой электроэнергетики практически будут определять Китай, Индия, ЕС, США и «прочий мир», - утверждает эксперт. Он указывает на то, что в последние годы на долю ВИЭ приходится две трети прироста мощностей электростанций. Факты здесь таковы. В 2000-2010 гг. выработка электричества на ВИЭ (без ГЭС) росла на 15% в год, а в 2010-2017 гг. – на 20% в год. Доля мощностей ВИЭ к 2017 г. достигла почти 40%. В 2016 г. впервые мощности электростанций на ВИЭ (включая ГЭС) превысили мощности угольных ТЭС. В 2017 г. впервые мощности электростанций на ВИЭ (уже без ГЭС) превысили 1000 ГВт, или половину мощностей угольных ТЭС, или половину суммарной мощности газовых ТЭС и ТЭС на жидком топливе.
ЕС, считает Игорь Башмаков, служит для нас моделью того, как может разворачиваться процесс снижения роли угольной генерации. В Европе её доля сократилась с 49% в 1979 г. до 21% в 2017 году. Капитализация энергоснабжающих компаний ЕС с высокой долей активов угольной генерации рухнула на 70% в 2007-2015 гг. Новым явлением, утверждает эксперт, стала политика 20 стран и трех штатов США по постепенному отказу от угольной генерации к 2030 году. В Китае также начался сходный с ЕС процесс. В 2013-2015 гг. коэффициент использования установленной мощности (КИУМ) угольных станций снизился с 57,1% до 44,7%, а в отдельных провинциях – до 21-43%. В последних прогнозах объемы будущего использования угля, в том числе в электроэнергетике, систематически пересматриваются вниз. «Уголь не вернется!» - уверенно констатирует Игорь Башмаков.
Не просматривается радужных перспектив и для «мирного атома». «Развитие ядерной энергетики, - утверждает эксперт, - никогда не опиралось только на экономические соображения». Однако экономические соображения с каждым разом становятся все более значимыми, отмечает он.
Важную роль в затухании «первой ядерной волны» сыграло уменьшение экономических преимуществ АЭС по сравнению с ТЭС на органическом топливе. Это произошло в результате значительного удорожания строительства атомных станций в условиях снижения (в середине 1980-х годов) цен на мировом топливном рынке.
Некоторые эксперты убеждены, напоминает Игорь Башмаков, что «классические базовые электростанции» – это уже прошлое. Источники энергии становятся распределенными, а электростанции – виртуальными, объединяющими при помощи агрегаторов выработку
электроэнергии на объектах многих потребителей. Понятия «производитель» и «потребитель» электроэнергии становятся все более размытыми. Появляются так называемые «просьюмеры». «Умные» счетчики работают в двух направлениях, учитывая полученную и отпущенную электроэнергию. Началась интеграция систем электроснабжения, теплоснабжения и транспорта. Помимо этого, в современных энергосистемах появляются новые функции: хранение электроэнергии, зарядка устройств внешних потребителей с электрическими аккумуляторами.
«Тому, кто отстает с развитием ВИЭ сейчас, придется оплачивать более дорогую энергию в будущем. Вполне вероятно, что страны с высокой долей ископаемого топлива в структуре генерации электроэнергии станут в будущем платить более высокую цену за электроэнергию», - заключает Игорь Башмаков. Середина и вторая половина XXI века станут эпохой постепенного заката органического топлива, утверждает он. По его словам, в 2017-2040 гг. суммарные инвестиции в низкоуглеродные технологии составят 40 трлн. долларов.
Спрашивается, какая часть рынка достанется России, если у нас всё еще уповают на углеводородные ресурсы?
Игорь Башмаков заявляет, что пора отказаться от расхожих мифов о том, будто нефть всегда будет главным энергоресурсом и потому углеводороды являются самыми привлекательными направлениями для инвестиций. У нас боятся замедления темпов экономического роста, однако рост экономики России после 2008 г. почти прекратился в условиях сохранения старой сырьевой модели. Фактически мы получили «замороженное десятилетие».
Игорь Башмаков обращает внимание на то, что в России цены на энергию ниже, а доля расходов на энергию почти во всех отраслях промышленности – выше.
Чтобы не отстать от мира, отмечает эксперт, ВВП России к 2050 г. должен вырасти в 2-2,5 раза. Но такой рост ВВП возможен только за счет повышения производительности всех факторов производства на новой технологической основе. И никак иначе. Этого никогда не произойдет без эффективной модернизации! Сырьевая модель просто перечеркнет все наши потуги на этом направлении. Будущее – только на пути создания «зеленой» экономики.
Андрей Колосов
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии