Проведение конкурса «стомиллионников» вызвало бурное обсуждение в научном сообществе. Почему в списке победивших оказались «чеченские стобалльники», как РАН и оценивала, и не оценивала заявки, в какие ловушки попались эксперты и как участники единого списка соревновались раздельно, разобрался Indicator.Ru.
В начале августа Министерство науки и высшего образования РФ объявило итоги конкурса крупных проектов. Его полное название — конкурс на предоставление грантов в форме субсидий на проведение крупных научных проектов по приоритетным направлениям научно-технологического развития. На реализацию 41 отобранного с участием экспертов Российской академии наук проекта научные организации-победители будут получать до 100 млн рублей субсидий ежегодно в течение трех лет.
Конкурс «стомиллионников» еще до объявления результатов привлекал большое внимание. Он заменил конкурс программ Президиума РАН, по которому до 2018 года Академия распределяла средства на фундаментальные исследования среди институтов. В 2019 году конкурс тоже проводился, но его правила вызвали немалое возмущение: например, срок подачи заявок составил всего неделю. К 2020 году у конкурса появились утвержденные постановлением Правительства РФ правила и более адекватные сроки проведения. Однако в этот раз он все равно стал поводом для недовольства, но уже после подведения итогов.
Ожидаемо распределение таких огромных по меркам российской науки денег (для сравнения, крупнейшая из отечественных грантовых программ — программа мегагрантов — подразумевает выплаты до 90 миллионов рублей на весь срок проекта) не могло понравиться всем. Недоумение по поводу результатов выразил Клуб «1 июля».
Как может лидировать в российской науке Агроинженерный центр ВИМ и Научный центр пищевых систем им. В. М. Горбатова с оценками за проект 96,5 (из 100), далеко обойдя все крупные институты РАН, университеты и международные центры, вроде ОИЯИ? Также на недосягаемых высотах оказалась АНО «Научно-технологический университет "Сириус"», созданная всего год назад, но зато представившая крайне актуальный проект «Генетическая история древнего населения Русской равнины».
Другие комментаторы отметили несправедливое распределение побед по регионам и научным областям: преобладают среди победителей организации из Москвы и Московской области (28 из 41 проекта), некоторые науки вообще не представлены среди победивших проектов, а на все науки о Земле выделен только один грант. Поводом для неприятного удивления стал также одинаковый размер субсидий для самых разных проектов: и на философию, и на политологию, и на физику частиц выделено по 300 млн рублей.
От такой критики было бы несложно отмахнуться, в любом конкурсе есть проигравшие, которым итоги кажутся несправедливыми. Достаточно заявить: победили сильнейшие, а неравномерное распределение по регионам, областям науки и ведомственной принадлежности — результат честной конкуренции. Но, увы, одновременно с претензиями к списку победителей у многих ученых появились сомнения в качестве и беспристрастности оценки конкурсных заявок.
О сомнениях в объективности экспертизы заявил сопредседатель совета Общества научных работников, заведующий лабораторией Института проблем машиноведения РАН Александр Фрадков. Во многом он повторил замечания, которые обсуждались на сайте ОНР несколько месяцев назад, на этапах подачи заявок на конкурс и экспертизы. Нелепое техническое ограничение по числу знаков в тексте заявки поставило участников в разные условия: кому-то пришлось второпях сокращать научное описание своего проекта до десяти тысяч знаков, а другие смогли написать заявки до 30 тысяч знаков. При экспертизе, по свидетельству Фрадкова, ему как эксперту РАН предложили для оценки заявки не по его научной области — материаловедение вместо процессов управления. Но главная проблема, которую отметил сопредседатель ОНР, — сама организация экспертизы. Общая непрозрачность этого процесса определена уже конкурсной документацией. Нигде не обозначалось, сколько экспертов оценивают одну заявку, по каким критериям экспертный совет конкурса назначает их, как исключается конфликт интересов (кто должен выяснять, например, что эксперт и сам подал заявку на конкурс по той же области, заявки в которой оценивает?), в каких случаях к рецензированию привлекаются дополнительные специалисты.
Итог: огромные деньги на науку снова были распределены сомнительным образом. И участие РАН в экспертизе не сделало ее безупречной.
Вдруг оказалось, что само участие Академии в проведении конкурса под вопросом. В одном материале с вопросами и претензиями Фрадкова газета «Троицкий вариант» опубликовала комментарии неназванных представителей Президиума РАН: Академия только предоставила в Минобрнауки список более чем из тысячи экспертов, но все решения были за Министерством. По своему усмотрению экспертов на те или иные проекты назначали, сообщается в комментарии, члены министерского экспертного совета, а РАН и ее отделения ни на основании нормативной базы, ни фактически не привлекались к подведению итогов конкурса. В ситуации, когда повсюду появлялась информация о вероятных конфликтах интересов и критика результатов конкурса, такая позиция РАН выглядела как попытка откреститься от всего мероприятия. В конце концов, по конкурсной документации экспертный совет должен был быть «межведомственным», президент РАН — его сопредседателем. Но в комментарии Президиума говорилось: вошедшие в состав совета ведущие ученые имеют статус академиков, но они действовали в личном качестве, а не как представители РАН. Вице-президент РАН Алексей Хохлов подтвердил содержание этого комментария.
В итоге комментарий Президиума РАН только усугубил недовольство. Показателен, например, комментарий к посту Хохлова химика из Сибирского федерального университета Сергея Полютина. Он выразил уверенность, что организация конкурса с «дискриминирующими» правилами и вероятным конфликтом интересов стала ударом по репутации и РАН, и Министерства, и задался вопросом: а значит ли что-то для Академии репутация? Информационный вакуум и явная неполнота правил конкурса рождали худшие подозрения. Ведь даже состав экспертного совета не был опубликован. Может быть, действительно, как предположил Александр Фрадков, экспертиза проводилась внутри отделений РАН, а значит, была внутренней и предвзятой? Могли ли члены экспертного совета проводить подбор экспертов для оценки заявок по темам, руководствуясь какими-то частными интересами? Могли ли они заранее определить проекты, которые должны победить, и настоять на максимальных оценках для них? Увы, в конкурсной документации ничто не исключает подобного расклада.
Часть подозрений в разговоре с Indicator.Ru подтвердил пожелавший сохранить анонимность участник экспертизы по конкурсу крупных проектов. С его слов, распределение субсидий было предопределено на уровне Президиума РАН. Некоторые заявки по итогам первых экспертиз получили 100 баллов, и, чтобы результаты не выглядели столь неправдоподобными, пришлось снизить оценки в ходе дополнительной экспертизы. Тем не менее «историю сделали вопиющей» победившие сельскохозяйственные проекты Агроинженерного центра ВИМ и Научного центра пищевых систем имени В. М. Горбатова. Темы их проектов выглядят прикладными, а высочайшие, практически максимальные баллы напоминают «чеченских стобалльников» в ЕГЭ по русскому языку. Трудно в принципе представить, как при объективной оценке какая-либо заявка могла набрать более 90–92 баллов, отмечает эксперт.
Критерии оценки проектов опубликованы, и последний из них, с максимальным весом 14 баллов, — значимость исследования для приоритетов, определенных Стратегией научно-технологического развития России. Неужели есть проекты, выполнение которых одновременно обеспечивает связанность территории РФ, переход к персонализированной медицине, противодействие киберугрозам и ответ на «большие вызовы» методами социальных и гуманитарных наук? Безусловно, многие заявки могут соответствовать одновременно нескольким приоритетам. Но вряд ли пяти или семи сразу. И едва ли это могут быть прикладные проекты достаточно узкой тематики. «У Академии теперь могут отобрать все», — отмечает анонимный эксперт, и подтверждение его слов — обсуждавшийся на последнем заседании Президиума РАН проект постановления Правительства РФ, освобождающий от экспертизы Академии Курчатовский институт и ряд других научных центров.
Впрочем, на том самом внеочередном заседании Президиума РАН президент Академии Александр Сергеев неожиданно выступил с подробным рассказом о конкурсе крупных проектов. При этом он подтвердил часть слухов о проблемах с экспертизой и отчасти опроверг комментарий «Троицкому варианту»: академики все-таки довольно глубоко были вовлечены в подведение итогов конкурса.
Сергеев рассказал членам Президиума Академии о трех главных вопросах, стоявших перед экспертным советом. Первый — конкурсная документация никак не оговаривала оценку проектов разных научных направлений. Точнее, критерии оценки едины для всех заявок, и, если следовать правилам конкурса, получается, что победители должны определяться только суммой баллов. Опубликованные итоги, напомним, так и выглядят: победители имеют наивысшие суммы баллов, и проранжированы все проекты вместе. Однако президент РАН призвал не сравнивать в этом ряду баллы проектов разных направлений: по его словам, они соревновались… отдельно. Это решение принял экспертный совет конкурса, так как иначе все гуманитарные проекты оказались бы в нижней части таблицы. Фактически в обход конкурсной документации, которая, рассказал Сергеев, никак этот момент не регламентировала, экспертный совет разделил все поданные заявки по научным направлениям и назначил каждому направлению квоту пропорционально числу поданных заявок. Для междисциплинарных проектов, не подходивших ни под одну из 11 областей, выделили квоту в 10%. Дальше заявки оценивались и ранжировались внутри своих направлений, и победителями стали по несколько проектов из каждой области согласно выделенной квоте.
Само по себе это решение вызвало возражение участников заседания Президиума РАН. Академик-секретарь Отделения биологических наук Михаил Кирпичников отметил, что такой чисто количественный подход к квотам вредит развитию науки:
«Мне абсолютно очевидно, что нельзя квоты определять только по числу заявок. Это путь к стагнированию. Новые и перспективные направления не могут иметь много заявок, их всегда будет мало».
Раскритиковал Кирпичников и подход экспертного совета к учету мультидисциплинарности:
«По нашему направлению формально числилось четыре возможных выигрышных проекта, и из них проектом фундаментальным по наукам о жизни я бы назвал один. Три проекта — мультидисциплинарные, с геологами, с гуманитариями по исторической генетике, по искусственному интеллекту, там больше половины математика. Лишь один проект Института биоорганической химии более-менее в области физико-химической биологии».
Конкурсная документация, в которой не было прямых препятствий раздельной оценке проектов по разным наукам, тем не менее не позволила опубликовать итоги по направлениям отдельно. И на сайте Министерства все допущенные к конкурсу заявки появились в общем списке с баллами, которые удивительным образом, несмотря на разные, по словам Сергеева, традиции экспертизы, оказались у 41 победившего проекта выше 90 баллов. Объяснение президента РАН не дает ответа на вопрос, как при одинаковых для всех критериях проекты по философии, генетике и аграрным наукам неожиданно набрали практически равные баллы. Ведь мотивация вводить квоты по научным направлениям изначально и заключалась в том, что гуманитарии никогда не наберут такие баллы, как физики! При этом в Минобрнауки, видимо, не знают о выступлении Александра Сергеева: в официальном ответе Министерства на запрос Indicator.Ru предоставить информацию о конкурсе «квотирование числа проектов-победителей и проведение оценки заявок в рамках каждого направления по отдельности» описывается как одна из возможностей улучшения конкурсной документации. О том, что экспертный совет уже в этом году оценивал проекты разных направлений раздельно, в ответе пресс-службы Минобрнауки ничего не говорится.
Второй проблемный для экспертного совета вопрос, по словам Александра Сергеева, заключался в числе проектов, которые можно было бы признать победителями. Президент РАН несколько раз повторил, что считает достойными крупного гранта как минимум 60, а то и все 100 из 367 допущенных к участию заявок. У экспертного совета была идея уменьшить размер грантов до 75 млн, чтобы сделать победителями не меньше 50 проектов, но сделать этого не дала конкурсная документация. Если в финансовом обосновании заявки написано, что на проект нужны 100 млн (а все, даже сугубо гуманитарные проекты, подчеркнул Сергеев, написали себе 100 млн), на 25% срезать размер субсидии нельзя — это потребует переделки заявки так, что она превратится в другой проект.
И наконец, совсем непродуманным в конкурсной документации оказался вопрос схожести тематик проектов, поданных на конкурс, с заявками на другие крупные конкурсы. Кто и по каким критериям должен был ее оценивать, неясно. В итоге, судя по словам Сергеева, ее оценивали члены экспертного совета, владевшие информацией по заявкам на конкурс по созданию научных центров мирового уровня: некоторые поданные крупные проекты получили ноль баллов именно из-за сходства с проектами центров мирового уровня. В первую очередь это касалось математических организаций. Недовольны таким решением оказались не только математики, на несправедливость этого положения указал и Кирпичников.
Этот принцип «два батона в одни руки не давать» неправильный. Нельзя сравнивать Московский государственный университет... с очень хорошим институтом, но где 20–30 научных сотрудников.
В Минобрнауки Indicator.Ru сообщили, что это положение конкурсной документации требует уточнения.
Александр Сергеев признал многие проблемы, на которые обращали внимание участники публичных дискуссий и критики конкурса. По его словам, избежать конфликта интересов у экспертов было сложно потому, что практически все активные исследовательские организации были заявлены на конкурс; в некоторых случаях на заявку эксперты назначались с третьего или четвертого раза. При этом единственным инструментом отслеживания конфликта интересов, судя по всему, было честное признание самого эксперта, его самостоятельный отказ рецензировать заявки соперников. Президент РАН не смог прокомментировать назначение на экспертизу неспециалистов в нужной области. Особенно этот момент возмутил представителей Отделения медицинских наук: по их словам, биохимические проекты рецензировали педиатры. Ответственность за это, согласно Минобрнауки, должна лежать именно на экспертном совете. «Подбор экспертов осуществлялся экспертным советом с учетом их предметной специализации и профессиональных знаний, а также отсутствием аффилированности и возможного конфликта интересов», — говорится в ответе ведомства на наш запрос.
Также Сергеев признал, что критерий соответствия приоритетам НТР стал настоящей ловушкой для экспертов: была как минимум одна заявка, которой несколько экспертов поставили 100 баллов. Вопросы возникают, заметил в ходе дискуссии академик Михаил Кирпичников, не только к экспертам, но и к авторам таких проектов:
«Не поверю, что были проекты, которые удовлетворяли всем семи приоритетам, а по набранным очкам так и получалось. Будь моя воля, я просто бы снимал такие проекты с конкурса».
В предложениях РАН по исправлению конкурсной документации трудный вопрос соответствия приоритетам НТЦ учтен, по словам Сергеева:
«Мы решили, что у этого пункта надо уменьшить абсолютное значение. В нашем предложении мы написали максимум пять баллов по нему, при этом эксперт должен аргументированно написать, каким из семи приоритетов этот проект соответствует».
Но на данный момент, отметил президент РАН, с оценкой соответствия приоритетов «получилось достаточно криво».
Но как оказалось возможно, что эксперты РАН, предложенные отделениями, тщательно отобранные Министерством, во всех отношениях профессиональные, огульно ставили проектам максимальные баллы? Как стал возможен разброс в оценках экспертами одних и тех же проектов в 30–35 баллов, о котором говорили академики-медики? На эти вопросы президент РАН публично не ответил. Времени на конкурс, признал он, не хватало, но это было необходимо: конкурс требовалось провести как можно быстрее, чтобы успеть распределить «нормальные деньги», пока не произошло нового секвестра бюджета. Обсуждать качество экспертизы он предложил коллегам как внутренний вопрос РАН и подчеркнул, что претензии к ней принимает.
«Если мы с этим не разберемся, программы Президиума РАН будет экспертировать РНФ», — предупредил Сергеев.
Еще один знакомый с организацией конкурса источник так оценил в комментарии для Indicator.Ru ход и результаты экспертизы.
От того, что грузчик переставляет вещи в магазине или ресторане, качество блюд не меняется. Экспертиза должна быть качественной, а не такой, какая есть. Согласно требованиям совета (положениям конкурсной документации — прим. Indicator.Ru), главная задача эксперта — просто поставить баллы, хотя с точки зрения здравого смысла эти баллы надо обосновать, чтобы на основе этой информации конкурсная комиссия могла принять справедливое решение. За назначение экспертов отвечала РАН, она формировала пару «заявка — эксперт». Этот процесс происходил абсолютно бессистемно, плюс фамилии экспертов не были секретом для сообщества. В итоге некоторые ответственные эксперты работали активно, а другие вообще не работали, просто проигнорировав некоторые вопросы, оставив по ним нули. На ряд экспертов же, видимо, оказывалось влияние, потому что были прецеденты, когда эксперт ставил 100 баллов, что априори невозможно. То, что получилось с заявками по сельхознаукам, — это «удачное» совпадение соответствующих экспертов и заявок. На мой взгляд, это возврат к какому-то периоду 1990-x — 2000-x. Видимо, в Академии это было всегда, когда решения принимались именно таким образом, когда были лидеры мнений, которые говорили, что надо, чтобы было так. То, что получилось, — это абсолютный непрофессионализм с точки зрения ответственных за это мероприятие. Плюс наплевательское отношение к сообществу, ведь с самого начала, даже еще когда подавались заявки, ходил слух: зачем подаваться, если три четверти мест уже закреплены.
Главный вывод руководства РАН из проведения конкурса крупных проектов, судя по выступлению Александра Сергеева, — для академических институтов большое благо, что он вообще состоялся. Недостатки организации и экспертизы обсуждать и исправлять нужно, но самое важное — чтобы «процесс пошел», конкурс продолжался. Сергеев упомянул, что от руководства РАН в Минобрнауки по итогам конкурса были направлены предложения по исправлению правил. Кроме того, президент РАН предложил, что Академия должна «мониторить» победившие проекты, и, если они неуспешны, снимать с них финансирование и передавать субсидии тем, кто на данный момент остался в проигравших.
Об этом же сообщила пресс-служба Минобрнауки в официальном ответе ведомства на запрос Indicator.Ru.
Принципиально важно создать эффективную систему мониторинга за выполнением проектов программы с привлечением экспертного совета и Минобрнауки России. Необходимо разработать систему оценки текущего выполнения проектов с возможностью досрочного прекращения отдельных проектов и корректировки финансирования по результатам проведенного мониторинга.
Кроме того, говорится в ответе пресс-службы, в Министерстве прорабатываются предложения по совершенствованию конкурсных процедур. В частности, рассматривается «расширение прав и ответственности Экспертного совета при анализе экспертизы заявок и принятии решений, увеличение общих сроков проведения экспертизы». Дорабатывать конкурсную документацию предстоит, впрочем, уже новым людям: возглавлявший конкурсную комиссию в этом году врио директора Департамента государственной научной и научно-технической политики Минобрнауки Андрей Аникеев уволен из ведомства.
Автор: Екатерина Ерохина
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии