Председатель Сибирского отделения РАН академик Валентин Николаевич Пармон оценивает итоги конкурса Минобрнауки на проведение крупных научных проектов («стомиллионники»).
Сама идея такого конкурса представляется благотворной: большие средства на фундаментальные исследования распределяются не по госзаданиям, которые достаточно инерционны и маломобильны, а по принципу актуальности и приоритетности, именно как гранты. Но есть несколько но, мешающих воспринимать это состоявшееся событие в радужном свете.
Во-первых, очень долго — около года — длились все предваряющие конкурс процедуры. Идея его проведения возникла еще при прежнем министре и его команде, неоднократно обсуждалась на заседаниях Президиума РАН и вылилась в организационное решение далеко не сразу. Во-вторых, общая сумма выделяемых на гранты средств де-факто не является дополнительной бюджетной подпиткой фундаментальной науки. На самом деле те же 4,5 миллиарда рублей получала раньше Российская академия наук на те же цели. Только формат был другим — Программа фундаментальных исследований Президиума РАН. В 2019 году эти 4,5 миллиарда были срезаны до миллиарда, а сейчас финансирование просто восстановлено в прежнем объеме, но в другом формате.
При этом произошла очень существенная перемена в составе потенциальных получателей этих средств. Упомянутая выше программа Президиума РАН относилась только к академическим институтам, а конкурс Минобра стал открытым для любых исследовательских организаций, включая университеты. Это можно было бы только приветствовать, если бы возрос и объем выделяемых ресурсов. В результате же состоявшегося конкурса с не увеличившимся распределяемым фондом из 41 победителя только 28 организаций находятся «под зонтиком» РАН и ее региональных отделений. Понятно, почему много грантов — пять — получили учреждения Минздрава, таков вызов момента. Но сильные проекты медицинской направленности подавались и от академических институтов этого профиля, а также от наших биологов, химиков и генетиков, также работающих в интересах здравоохранения.
Университетов-победителей тоже всего пять, причем из нестоличных только Нижегородский и сочинский «Сириус» (если приравнять его к обычным вузам). Очень сильные университетские заявки из других регионов поддержаны не были. Такая же диспропорция наблюдается по тематикам: экспертная комиссия работала неровно, и в результате по наукам о Земле выделен всего один грант. Кстати, в некоторых явно спорных случаях результаты экспертизы можно было бы сгладить, соблюдая хорошо известный принцип: если оценки двух экспертов далеки друг от друга, то нужно вводить третьего. Но время поджимало, и этого не произошло.
Из 28 грантов, выигранных академическими институтами, семь относятся к региональным отделениям РАН. В Сибири победителей пять, на Урале и Дальнем Востоке по одному. Первая цифра представляется мне не вполне адекватной. Напомню, что в рамках упомянутой выше Программы фундаментальных исследований Президиума РАН Сибирскому отделению выделялась твердая квота в 25 % — теперь же четверть приходится на все три региональные структуры РАН. И я считаю, что при не вполне отлаженной системе экспертизы с далеко идущими последствиями требуются региональные квоты, — уже в рамках которых неукоснительно соблюдался бы конкурсный принцип с привлечением любых экспертов.
И не только региональные: квотирование должно быть трехмерным, включая также межведомственное и тематическое (по направлениям наук) изначальное распределение общего фонда. Без этого мы можем только увеличить и так существующие дисбалансы, которые сильно влияют на будущее науки в стране.
Тем не менее в любом случае мы очень рады, что сибирские ученые получили пять из семи региональных грантов. На Дальнем Востоке победителем стал Национальный научный центр морской биологии им. А. В. Жирмунского ДВО РАН, на Урале — Институт органического синтеза им. И. Я. Постовского УрО РАН, во многом уникальные для своих макрорегионов. В Сибири же гранты выиграли исследовательские организации, конкурирующие в национальном масштабе. Единственное, но очень приятное исключение: по цифровому мониторингу Байкала трудно было бы найти компетенции где-либо, кроме иркутского Института динамики систем и теории управления им. В. М. Матросова СО РАН. Остальные сибирские грантополучатели — лидеры в неспецифичных, но очень актуальных отраслях, как, например, Институт физики полупроводников им. А. В. Ржанова СО РАН — в фундаментальных основах нанотехнологий, а Институт теплофизики им. С. С. Кутателадзе СО РАН — в проработке принципов новой энергетики.
Особо отмечу победу Института экономики и организации промышленного производства СО РАН. Он получил грант по теме «Социально-экономическое развитие Азиатской России на основе синергии транспортной доступности, системных знаний о природно-ресурсном потенциале, расширяющегося пространства межрегиональных взаимодействий». По сути, это означает создание методологического каркаса для комплексной, междисциплинарной исследовательской программы — современной версии прежней программы «Сибирь» в условиях новых (а также прогнозируемых) реалий и вызовов.
И наконец, пятым победителем из нашего макрорегиона стало само ФГБУ «Сибирское отделение РАН» как отдельное научное (!) учреждение. По поводу наличия у РАН и его региональных отделений статуса научной организации, де-факто утерянного вследствие известных событий 2013 года, ломали копья юристы. Но нам, с опорой на утвержденный Устав СО РАН, удалось отстоять возможность подачи заявки от имени ФГБУ СО РАН как научной организации на конкурс и выиграть его с темой «Создание теоретической и экспериментальной платформы для изучения физико-химической механики материалов со сложными условиями нагружения». Речь идет, по существу, о создании научного задела для будущих исследований на синхротроне СКИФ, и Сибирское отделение выступит интегратором и координатором работы около 30 институтов-соисполнителей (не только под эгидой СО РАН). Я считаю этот прецедент очень важным для всей Академии наук — он убеждает, что РАН и ее структуры могут вполне легально и согласованно с Минобром расширять круг своих функций, а значит, шаг за шагом восстанавливать некоторые позиции, каковыми РАН располагала до реформы.
К сожалению, не получили грантовой поддержки другие проекты, важные для Сибирского макрорегиона и всей России, связанные с программой развития Новосибирского научного центра («Академгородок 2.0»). В частности, НГУ подавал заявку по ядерной медицине (проект БНЗТ), Институт ядерной физики им. Г. И. Будкера СО РАН — по проекту супер С-тау фабрики. Обе заявки были хорошо проработаны, но по каким-то причинам не набрали баллов, необходимых для победы. И в этом тоже я вижу недостаток прошедшего конкурса: даже если отставить в сторону изъяны экспертизы, то выиграть грант смогло только чуть больше 10 % участников — то есть 41 из 367.
Гранты выделены на три года: за это время, я уверен, можно внести все разумные коррективы в правила игры и провести следующий цикл более эффективно. Главное, чтобы общее финансирование фундаментальной науки в России возрастало, причем существенно, как это следует из последнего указа президента России «О национальных целях развития Российской Федерации на период до 2030 года». Сам по себе конкурс на «стомиллионники» — явление, внушающее определенный оптимизм. Равно как и то, что экспертиза заявок стала делом РАН, а не чиновников от науки. Внутри самой Академии тоже есть разногласия (без этого она непредставима) по поводу порядка экспертизы, но договариваться и находить компромиссы в этих рамках намного проще.
Подготовил Андрей Соболевский
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии