Не так давно мы рассказывали об академических экспедициях, изучавших Сибирь в XVIII столетии, значительную роль в организации и проведении которых сыграли немецкие ученые, приглашенные на службу российскими властями. Но не только немецкие академики способствовали изучению сибирских земель и их истории. На IX Бахлыковских чтениях ведущий научный сотрудник Института археологии и этнографии СО РАН, д.и.н. Андрей Павлович Бородовский рассказал о вкладе шведских военнопленных в зарождение русской археологии. Подробности – в нашем интервью.
– Скажите, каким образом шведы-военнопленные оказались причастны к научным экспедициям?
– Попав в плен, некоторые шведские офицеры содержались намного восточнее театра боевых действий, в том числе и в Сибири. Ссылка пленных шведов в Сибирь осуществлялась в два этапа. Первый из них состоялся в 1710 году, второй – в следующем. И, спустя определенное время часть из этих ссыльных была активно интегрирована в научно-исследовательскую деятельность в составе экспедиции Даниэля Готлиба Мессершмидта. 5 ноября 1718 года вышел императорский указ Петра I об организации этой экспедиции, которая началась 1 марта 1719 года и продлилась восемь лет. Привлечение шведов к ее работе было вызвано вполне прозаическими причинами: во-первых, среди местного населения было не так много образованных людей, а те что имелись – были так или иначе вовлечены в государственную службу и их нельзя было просто перевести с нее на сбор и обработку экспедиционного материала. Так что, перед Мессершмидтом стояла острая кадровая проблема. К тому же он плохо владел русским языком и ему было проще договариваться о чем-то как раз с шведами.
– И много шведов помогало академику?
– Ближайшим помощником Мессершмидта стал пленный шведский офицер Филипп Иоганн Табберг Страленберг, который вел полевой дневник экспедиции и составил описания Умревинского и Чаусского острогов. Правда, впоследствии между ними случился серьезный конфликт, когда, по возвращении из России в Швецию в 1740-х годах Страленберг опубликовал материалы экспедиции без согласия Мессершмидта. Страленберг оправдывал свой поступок тем, что он считал своего коллегу погибшим в экспедиции в Сибири. Правда, не совсем понятно, почему он так решил. В состав экспедиции Д. Г. Мессершмидта, помимо Страленберга, входили и другие шведские военнопленные – квартирмейстер Каппель и чертежник Шульман. Именно Шульма, кстати, делал графические изображения вещественных материалов, археологических памятников и комплексов, карандашные зарисовки сибирских аборигенов и акварели местной флоры и фауны, составившие ценную часть научного архива экспедиции.
– А археологические исследования тоже проводились с участием шведов?
– На самом деле все началось, судя по всему, еще до его приезда в Сибирь. В записках некоего Лоренца Ланга, участвовавшего в экспедиции шотландского хирурга Томаса Гарвина в Китай в 1715–1717 годах, то есть за несколько лет до экспедиции Мессершмидта, есть любопытное свидетельство. 9 марта 1716 г. при посещении г. Томска, он записал: «Золото, по словам шведских пленных, кое-где встречается. В могилах находят изображения, сделанные из золота и серебра: птиц, рыб, идолов, украшения для седел, оправу мундштуков, посуду, кольца, серьги, монеты и многие другие вещи. Но не все предметы сделаны из золота и серебра, встречаются также изделия из меди и железа». Так что, возможно, кто-то из шведов занимался любительскими археологическими обследованиями старинных могильников и до первой академической экспедиции.
Ну а Мессершмидт, можно сказать, поставил это дело на «научные рельсы»: упоминание им о сибирских бугровщиках из Чаусского острога считалось одним из первых сведений об археологии юга Западной Сибири в начале XVIII столетия. Но еще любопытнее недавно переведенные записи из дневника экспедиции, который, как я уже сказал вел, скорее всего, Страленберг. В одной из них говорится: «Русских, которые давно живут вверх по Оби называются Ишимцы, и эти именно те, которые выходят на промысел к золотым и серебряным могилам, которые они ищут в могилах, так как таковые сначала отыскали русские живущие на реке Ишим, и затеяли это продолжать, проникая все дальше и дальше по Оби в поисках таких могил…».
– Звучит как описание целого народного промысла тамошнего населения
– А это и был так называемый бугровый промысел, который довольно детально описан в тех же экспедиционных дневниках: «Они выезжают по последнему снежному пути в степь или пустыню на расстояние в 20–30 дней пути, собираются вместе со всех окрестных деревень по 200–300 и более человек, на месте делятся на определенные отряды, где они намеревались что-нибудь найти, и один отряд идет сюда, а другой туда, но недалеко друг от друга, потому что они постоянно должны иметь связь друг с другом».
Не менее любопытным является другой эпизод из дневников. «Едва наступило утро пришел один крестьянин и предложил господину доктору продать две золотых сережки из могил. Они не заинтересовали господина доктора, но он спросил о других вещах и идолах из могил. Нет, ответил он, у него больше ничего нет, но в 3 днях пути отсюда на реке Обь расположена деревня под названием Орда; там жил крестьянин, у которого была большая латунная статуэтка божка». Этот артефакт, вероятнее всего, происходил с обширного археологического комплекса Ордынское 1, локализованного в районе древней переправы через Обь. В этой связи следует заметить, что подобные артефакты недавно были выявлены в районе традиционной переправы через эту реку в черте Новосибирска.
Что же касается сережек, предложенных Мессершмидту, очевидно, речь шла о так называемых «петельчатых» серьгах эпохи раннего железа, вес которых составлял не больше 1,5–2,5 г. Для сравнения можно привести данные о масштабах добычи «могильного золота» бугровщиками, которые также приведены в дневнике. Общий вес найденных изделий составлял от 2,4 до 2,8 кг. При таких масштабах, неудивительно, что к началу XVIII века находки из драгоценных металлов из разграбленных памятников были уже редкостью.
– А в чем значение этих дневниковых записей для науки, помимо понимания масштаба утраченных в результате разграбления археологических памятников?
– Такая информация закладывала в будущем основы для начала систематических археологических изысканий, которые ведутся в настоящее время. Следует также отметить, что современные информационные возможности, накопленные сибирской археологией за последние 300 лет, позволяют достаточно успешно идентифицировать не только конкретные археологические памятники, упомянутые в начале XVIII в., но и конкретные артефакты, описанные в то время. Все это в целом позволяет вернуть в современное научное пространство значительный пласт культурного наследия, на базе которого формировалась отечественная и мировая археология.
Сергей Исаев
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии