Инновации требуют… нервов

Пока одни эксперты предрекают мировую рецессию и обнищание целых стран, другие рисуют привлекательное будущее, где человечество пользуется плодами очередной технической революции. Термоядерные электростанции, электромобили, хорошая экология, персонализированная медицина, победа над раком – вот неполный перечень того, что нас должно ожидать в не столь уж отдаленной перспективе. Да, в условиях приближающегося кризиса сознание постоянно отвлекается на текущие проблемы, однако не допускаем ли мы оплошность, забывая в такие моменты о техническом прогрессе? Может, наступающий кризис есть неизбежная ломка старого мира перед наступлением нового, а падающая цена на нефть знаменует конец углеводородной эпохи и вхождение в эпоху термоядерного синтеза?

Понимаю, что упоминание в данном контексте термоядерной энергетики вызовет скептическую ухмылку у немалой части российских физиков. Но не будем торопиться. Давайте оценим исторический опыт, который наглядно показывает, что изобретения, сильно преобразившие нашу жизнь, с первых своих шагов никогда не принимались на «ура». Даже сама их возможность зачастую ставилась под сомнение величайшими умами.

Когда незадолго до второй мировой войны Альберта Эйнштейна спросили о том, может ли человечество в текущем столетии освоить энергию атома, великий ученый, не задумываясь, ответил: «Нет, это совершенно невозможно!».  Примерно через десять лет американцы взорвали атомную бомбу. Поучительная история, не так ли?

Причем, больше всего в ней поражают американские военные, оказавшиеся самыми главными скептиками в отношении возможностей ядерного оружия: «Бомба, способная уничтожить целый город? – Чепуха!».

Интересно, что военные на протяжении многих лет показали себя неисправимыми ретроградами, яростно отрицавшими внедрение технических инноваций. Например, генералам когда-то претила мысль об использовании телеграфной связи: «Как, передавать команды без депеши, без моей личной подписи? Ни за что!». А как было воспринято предложение ученых относительно разработки систем противоракетной обороны: «Сбивать ракету ракетой – это то же самое, что сбивать пулю пулей. Ерунда!». Когда-то подобное отношение высказывалось со стороны армейских чинов в отношении бронетехники, пулеметов, да и огнестрельного оружия вообще. Изобретатель пороха – монах Бертольд Шварц – трудился, конечно же, не по заказу военных. Порох он изобрел, сидя в тюрьме, куда угодил по обвинению в колдовстве. И при тогдашних умонастроениях использование пороха в военных целях натыкалось не столько на технологические, сколько на психологические преграды.

Хорошей иллюстрацией подобных умонастроений служит эпизод с одним изобретателем XVII века, будто бы предложившим королю Людовику XIV конструкцию первого… пулемета. Вместо милостей и похвал он получил в свой адрес королевское проклятие за свое «жестокое, бесчеловечное изобретение». Да что там Людовик XIV. Даже такой прогрессивный во всех отношениях император-полководец Наполеон, искренне уважавший науку, показал себя как непробиваемый ретроград при общении с американским инженером-изобретателем Робертом Фултоном.

Фултон несколько лет проработал в революционной Франции, экспериментируя с паровым двигателем для использования его в создании парохода. Однако Наполеон, весьма скептически относившийся к самой идее такого корабля, счел американского инженера мечтателем и фантазером, и во время одного приема выгнал его из своего кабинета. Дальнейшие работы Фултон продолжил уже в Нью-Йорке, запатентовав изобретение парохода в 1809 году.

Но только ли полководцы оказывались скептиками в отношении значимых изобретений? Об Эйнштейне мы уже упомянули. Но он – не единственный в этом списке.

Знаменитый американский астроном Саймон Ньюком, получатель многочисленных научных наград, когда-то с помощью математики «убедительно доказал» невозможность создания летательных аппаратов тяжелее воздуха, то есть самолетов. По его словам: «Никакие сочетания механизмов и известных форм энергии не могут заставить полететь любой аппарат тяжелее воздуха». По курьезному совпадению, это было сказано им в 1903 году. Но как раз в декабре 1903 года братья Райт подняли в воздух первый аэроплан. А в 1909 году (спустя всего каких-то шесть лет) французский пилот Луи Блерио перелетел на своем хрупком аэроплане через Ла-Манш.

Кстати, с такой же уверенностью ведущие авиационные эксперты разных стран когда-то отрицали возможность создания вертолетов. Кто бы сегодня отнесся к их заявлениям серьезно?

Еще один показательный пример. Знаменитый немецкий физик Генрих Герц, доказавший существование электромагнитных волн, исключал возможность создания дальней радиосвязи. Согласно его расчетам, для этого должны понадобиться гигантские отражатели размером с континент. Другой пример. В свое время Нильс Бор, являющийся создателем современной физики, считал маловероятным практическое использование ядерной энергии.

Можно еще вспомнить о том, с каким скепсисом со стороны научного сообщества были встречены открытия Луи Пастера в области микробиологии, как ученые иронизировали над открытием рентгеновских лучей, с каким недоверием они отнеслись к открытию гипноза. Таков обычный настрой ко всему новому. Отсюда следует, что и сегодняшний скепсис в отношении всё той же термоядерной энергетики или электромобилей вполне закономерен и естественен. Было бы даже ненормально, если бы в этом плане царило полное единодушие. История изобретений показывает, что так не бывает. Чем значительнее открытие или изобретение, тем больше недоверия и критики оно вызывает в свой адрес.

Недавно я столкнулся с таким суждением по поводу будущего электромобилей: «Энергоемкость бензина в 35 раз выше энергоемкости любого накопителя электроэнергии, поэтому двигатели внутреннего сгорания никакие электромобили никогда не вытеснят».

Собственно, похожей логики придерживался и Саймон Ньюком, когда говорил про «сочетание механизмов и известных форм энергии», якобы не позволяющих летать аппаратам тяжелее воздуха. Кто мог тогда, в самом начале XX века, представить прогресс в области аэродинамики, двигателестроения и материаловедения, открывший возможность для головокружительного развития авиации? Реактивный авиалайнер, как мы знаем, нельзя построить из фанеры, но вряд ли на основании этого можно заявлять, что если фанера не пригодна для создания таких машин, то такие машины не могут появиться в принципе. Не лучше ли расширить знание о материалах?

Логика подобных заявлений, безусловно, грешит своей ограниченностью. Невольно вспоминаешь «мудрые» суждения бывалых московских извозчиков предреволюционной поры, смеявшихся над планами постройки метро. «Мы-то знаем, что лошадь под землю не пойдет» – говорили они, воображая проектировщиков наивными выдумщиками. Не выглядят ли сейчас некоторые самоуверенные российские технари, надсмехающиеся над прорывными инновационными изобретениями,  такими же «извозчиками»?

Олег Носков