«Мне кажется нелепым сомневаться в том,
что человек может быть одновременно
и пламенным теистом,
и эволюционистом»
Чарльз Дарвин. Из письма 1879 года.
Как писал поэт Маяковский: «Мы диалектику учили не по Гегелю». Когда мы сегодня говорим об эволюции, то в нашем сознании неизменно всплывает имя Дарвина. И многие из нас абсолютно уверены в том, будто эволюционное учение они усвоили именно в дарвинской трактовке. Однако это не совсем так. В ряде случаев – вообще не так. Да, в советские годы Дарвин находился в ряду важнейших авторитетов, будто бы отразивших чисто атеистический взгляд на мир и на природу человека. Английскому ученому отводилась здесь весьма почетное место. Но, к сожалению, чисто школьные и чисто пропагандистские представления относительно дарвинской теории имеет мало общего с его научными трудами. И как это часто бывает, самыми ярыми приверженцами тех или иных авторитетов становятся как раз те, кто довольствуется исключительно школьными знаниями. То же самое можно сказать и о ярых противниках. Истина же, как всегда, находится где-то посередине.
Начнем с того, что Дарвина неизменно ассоциируют с идеей обезьяньего происхождения человека. Говорим «Дарвин», а подразумеваем: «человек произошел от обезьяны». Указанная ассоциация может служить неким маркером для выявления тех, кто не интересовался ни его трудами, ни его биографией. На самом деле «обезьянья» тема развивалась последователями Дарвина. Так, впервые об этом заявил молодой (на тот момент) английский натуралист Томас Гексли в небольшой работе «О положении человека в ряду органических существ». Работа вышла практически сразу вслед за фундаментальным (и основным) трудом Дарвина «Происхождение видов путем естественного отбора», где об обезьяньих предках человека не было сказано ни слова.
Гексли, по сути, на свой страх и риск озвучил данный вопрос, используя тот подход, что был описан в дарвинском труде. Он сравнил анатомическое строение человека с анатомическим строением известных видов обезьян и пришел к выводу, что между обезьяной и человеком больше сходств (анатомических сходств, подчеркиваем), чем между обезьяной и другими животными. Мало того, даже среди обезьян различий куда больше, чем, скажем, между человеком и шимпанзе. На этом основании было выдвинуто предположение (именно ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ) насчет родства обезьяны и человека. По большому счету, Гексли пытался делать суждения в границах эмпирического познания и не давал воли фантазиям.
Рассуждать на тему обезьяньих предков человека начал другой поклонник Дарвина – немецкий натуралист (и очень экстравагантный мыслитель) Эрнст Геккель (автор так называемого «биогенетического закона», согласно которому человеческий эмбрион в ходе своего развития отображает предшествующие стадии филогенеза). Именно Геккелем был поставлен вопрос о существовании некой «переходной формы», названной им «питекантропом». Так, собственно, было положено начало эволюционистской антропологии, озадаченной поисками костных останков обезьяноподобных человеческих предков.
Сам Дарвин сохранял упорное молчание, длительное время не включаясь ни в какие обсуждения проблемы человеческого происхождения. Свою книгу о происхождении человека он написал лишь одиннадцать лет спустя после того, как произошел первый «обезьяний» спор между Томасом Гексли и епископом Сэмюелем Уилберфорсом. По сути, новый труд Дарвина вряд ли повлиял на проблему поиска питекантропов, и эволюционистская антропология могла вполне бы состояться и без него. Книга «Происхождение человека и половой подбор» имела другую направленность, повлияв на становление евгеники – науки об «улучшении» человеческого рода. Причем мысли, изложенные Дарвином в этом труде, с этических позиций сегодняшнего дня звучат откровенно «неполиткорректно». Дарвин развивает здесь свой тезис о «наиболее приспособленных», применяя его к человеку. Отдельные выводы звучат для нас шокирующе. Так, он утверждает, что современная медицинская практика плохо сказывается на качестве человеческого рода, поскольку позволяет хилым младенцам оставаться в живых и оставлять после себя потомков. По Дарвину, гораздо лучше, когда слабые младенцы естественным образом умирают, оставляя место более здоровым.
Здесь, собственно, мы подходим к истинному кредо основателя эволюционной теории. Школьная версия дарвинизма фактически свела на нет чисто расистские взгляды Дарвина. Надо сказать, что в те времена в расизме не находили ничего предосудительного. Европейские ученые не придерживались никакой политкорректности и могли открыто, на полном серьезе, рассуждать о неполноценности «низших рас» (Геккель, например, совершенно не стеснялся в выражениях). Расизм какое-то время считался чисто научной теорией, а отнюдь не идеологией. Хотя религиозные истоки просматриваются в нем довольно отчетливо.
Советский агитпроп постарался максимально «отретушировать» эти моменты, выдав некую «политкорректную» и бескомпромиссно атеистическую версию дарвинизма. Давайте вспомним, как нам в школе объясняли происхождение человека от обезьяны. «Каноническая» история о наших первопредках содержала один примечательный фрагмент: дескать, в ходе трудовой деятельности обезьяна долго упражняла передние конечности, благодаря чему они постепенно приобретали человеческие очертания. То же касалось и прямохождения: мол, обезьянам приходилось - в силу неких объективных обстоятельств - выпрямлять спину, и в итоге у них выработалась привычка к строго вертикальной походке на двух конечностях.
Но, позвольте, эта история излагает процесс эволюции обезьян совершенно не по Дарвину! Здесь чистейший ламаркизм – совершенствование органов под действием упражнений. Если строго придерживаться дарвинской теории, то дело должно выглядеть следующим образом: в роду неких древних обезьян вдруг (именно вдруг, случайно) появляются детеныши с новыми признаками. Допустим, с несколько более стройными телами. Если данный признак содействует лучшему выживанию, то эти новые формы берут верх над остальными, закрепляя данный признак в потомстве. Дальше рождаются новые особи, у которых указанный признак выражен еще четче. И так дальше, по нарастающей. Иными словами, «очеловечивание» обезьян происходит не благодаря упражнениям, а благодаря некой неведомой силе, которая посылает новорожденным вот эти самые благоприятные признаки.
В «Происхождении видов» Дарвин детально разобрал данный процесс. Откуда берутся новые признаки, почему одни из них становятся благоприятными для выживания, а другие нет? – создатель теории не разъясняет. Если перевести его утверждения на язык религиозной философии, то в органическом мире одни формы получают некое «благословение», другие – «проклятие». То же самое распространяется и на человека.
Вот именно эту таинственную силу агитпроп сознательно исключил из своего внимания, очевидно, рассчитывая на то, что многие убежденные эволюционисты самого Дарвина не читают. Однако при внимательном прочтении упомянутая «таинственная сила» не может не броситься в глаза. И для тех, кто достаточно знаком с протестантской этикой, становится совершенно понятным, откуда, грубо говоря, растут здесь «ноги». Религиозное благословление и проклятие было спроецировано на мир живой природы.
Показательно то, что в богобоязненной викторианской Англии учение Дарвина было встречено вполне благожелательно со стороны всего истеблишмента. Ведь получалось, что европейцы (в лице англичан, конечно же) получили свои преимущества перед другими народами как раз по повелению свыше, и данный закон утвержден во всем окружающем органическом мире. Этот закон – универсальный.
Вопреки агитпроповским штампам, никакой жесткой конфронтации между дарвинистами и английскими церковниками не было. Алистер Макграт в недавно вышедшей книге «Кто изобрел Вселенную?» приводит на сей счет убедительные свидетельства. Рассказы о борьбе «глупых и невежественных» епископов против «передового учения» - это не более чем легенда, составленная на основе журналистских фельетонов.
Дело в том, что английская пресса с юмором отнеслась к новой теории и соответствующим образом преподнесла публике все дискуссии на эту тему. Там и появились «глупые» епископы, задающие смешные вопросы. Впоследствии атеистическая пропаганда, опираясь на указанные шутки, составила пафосные истории о «борьбе» прогрессивных ученых с клерикалами, выставив первых в образе убежденных атеистов.
На самом деле, как показывает Макграт, теорию Дарвина многие восприняли именно в религиозном ключе: эволюция трактовалась не иначе, как предпочитаемый Богом метод обеспечения биологического разнообразия. Естественный отбор, появление у животных благоприятных признаков понимались в английском высшем обществе викторианской эпохи как свидетельство постоянного вмешательства в природу божественных сил. К примеру, в 1871 году каноник Вестминстерского аббатства Чарльз Кингсли заявил, что «сотворение» предполагает не только некое событие в прошлом, но и ПРОЦЕСС. Теория Дарвина, в данном случае, как бы раскрывала механизм этого процесса.
Отметим, что Вестминстерское аббатство являлось цитаделью религиозного истеблишмента. И красноречивым признанием заслуг Дарвина перед английской религиозной общественностью явилось то, что он был похоронен как раз в этом аббатстве. И, кроме того, не будем забывать, что в молодости Дарвин учился в Кембридже (насквозь пропитанном в ту пору религиозным духом) на теолога, собираясь в будущем стать пастором. С этими благочестивыми намерениями он и отправился в кругосветное путешествие, где, по легенде, его озарили мысли насчет естественного отбора.
Наконец, для пущей убедительности приведем конкретное высказывание каноника Кингсли относительно содержания книги Дарвина о происхождении видов: «Полагать, что Бог создал первобытных существ, способных к саморазвитию, столь же благородно, сколь верить, что Он требовал вмешательства всякий раз, когда нужно было заполнить пробелы, Им же и оставленные».
Олег Носков
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии