Надо ли опасаться перемен?

За те два года, что прошли с начала первых шагов правительства РФ по реорганизации Российской академии наук, мы в состоянии уже трезвым взглядом, без эмоций, оценить и результаты, и реальные намерения властей.

С определенной долей уверенности можно сказать, что алармистские настроения двухлетней давности несколько тенденциозно отражали начавшийся процесс. Как бы мы ни прогнозировали ситуацию, какие бы недочеты ни фиксировали, в деятельности руководства страны так или иначе просматривается определенная логика. Наука должна приносить практическую пользу – так, в общих чертах, можно охарактеризовать основное требование. Если Россия претендует на какое-то значение в мире, если государство вкладывается в работу научных организаций, то должна иметь место конкретная полезная отдача. Так, собственно, происходит во всех передовых странах.

По сути дела, нынешнему руководству (как бы банально это ни звучало) приходится преодолевать нелепицу приснопамятных «лихих» 1990-х. Мало того, что тогдашние реформаторы ликвидировали отраслевые институты и урезали финансирование научных организаций, они подчинили науку министерству, занимавшемуся вопросами образования и с этих «образовательных» позиций оценивавшему работу ученых. Тем самым – по совокупности предпринятых шагов – был откровенно проигнорирован практический смысл научной деятельности. То есть правительство «молодых реформаторов» просто-напросто не делало ставки на научно-техническое развитие за счет собственного интеллектуального ресурса (если вообще в ту пору речь шла о развитии).

Надо сказать, что подобные условия, в которые были поставлены научные организации, не самым лучшем образом сказались и на самых ученых, на их понимании своего места в развитии страны. Образно говоря, научная мысль ушла «в бумагу». Критерием оценки деятельности ученого стали его публикации, а не практический результат проведенных исследований.

В «нулевых» ситуация заметно поменялась. Благодаря росту доходов в бюджет, финансирование научных организаций существенно улучшилось. Казалось бы, государство должно было рассчитывать на адекватный финансовым вливаниям практический результат.  Однако в реальности дополнительные вливания только увеличивали поток «бумаги». Становилось очевидным, что научная деятельность нуждается в серьезном реформировании и в увеличении доли прикладных исследований.

Как заметил по этому поводу заместитель директора по общим вопросам, экономике и информационным технологиям Института цитологии и генетики СО РАН Сергей Лаврюшев, реорганизация РАН предполагалась еще в 2008 году. Однако в связи с приходом нового главы государства – Дмитрия Медведева – этот процесс был отложен. Возобновился он только четыре года спустя. И в 2013 году реформе был дан старт. Правда, ввиду того, что исполнение задачи было возложено на команду «эффективных менеджеров», процесс пошел не очень гладко, что серьезно всполошило академическую общественность. Пошли разговоры о резком урезании финансирования,  разгоне научных сотрудников и даже о «рейдерском захвате» имущества РАН с помощью вновь созданной организации – ФАНО.

Тем не менее, рассматривать реформу Академии как абсолютное зло, направленное де на уничтожение отечественной науки, значит в большей степени следовать предубеждениям, чем рациональной оценке ситуации.

Сергей Лаврюшев не согласен с такой категоричной трактовкой реформы. На его взгляд, ФАНО создавалось как структура, управляющая имуществом и финансами. И с этими задачами оно справляется, и справляется неплохо: провело инвентаризацию, поставило на баланс всё имущество Академии.  То есть старается создать понятный для всех бюрократический механизм. Мало того, по его словам, ФАНО отстаивает интересы именно институтов, предлагая при оценке эффективности научной деятельности опираться на экспертные оценки, а не только на наукометрические показатели, на которых настаивало Министерство образования и науки. Иначе говоря, ФАНО фактически заняло сторону академических институтов. Что касается разговоров о грядущем сокращении ученых, то на взгляд Сергея Лаврюшева, они не имеют под собой оснований, поскольку ученых сейчас и без того мало, а потому сокращение не имеет никакого смысла.

По большому счету, бессмысленно настаивать на каком-то антагонизме между ФАНО и РАН. Определенные противоречия, скорее всего, являются явлением временным, характеризуя сам «переходный период», который еще может растянуться на два-три года.

Надо полагать, противоречия будут сняты в результате переподчинения Академии и ФАНО новой правительственной структуре – Государственному комитету по науке и технологиям (ГКНТ), подчиняющемуся непосредственно главе правительства. Как отмечает Сергей Лаврюшев, именно ГКНТ и должен определять государственную политику в сфере научной деятельности, а не Минобрнауки. Собственно, именно так всё и обстояло до либеральных реформ, когда наука играла адекватную роль в развитии страны. 

Сегодня, фактически, государство ставит перед учеными ту же задачу – обеспечить технологический прорыв в стратегически важных отраслях, преодолев зависимость от импортных технологий. В этом и заключается вектор реформы: «У государства есть заказ – необходимо провести импортозамещение. Для этого потребуется часть наших разработок перевести в прикладную область. И всё двигается как раз вокруг этой задачи: каким образом фундаментальные исследования направить на прикладные разработки», - подчеркнул Сергей Лаврюшев.

Олег Носков