Позитивное влияние

Продолжаем тему технологического развития страны, начатую в предыдущем материале. В прошлый раз мы остановились на том, что, несмотря на наступление «постиндустриальной эпохи», ведущие мировые державы продолжают всеми силами сохранять контроль над индустриальным сектором, поскольку именно он служит фундаментом их статуса «ведущих».

Какую же роль в развитии высоких технологий может играть государственный сектор. Споры об этом между «рыночниками» и «государственниками» не утихают уже много десятилетий. Истина же, как это часто бывает, видимо, находится где-то посередине между этими полюсами. Поскольку, при всех минусах государственного регулирования и прочего вмешательства, есть ряд сфер, где оно является меньшим из зол. О некоторых из них – ниже.

Известно, что технологическое развитие стоит недешево. И не всегда для этого есть средства, как в бюджете страны, так и у бизнеса. Выход озвучен давно: надо привлекать инвестиции извне (это, к слову, стало одним из главных источников средств на индустриализацию в СССР). Но иностранных инвесторов надо сначала привлечь, а потом – тщательно контролировать, обе эти задачи лучше всего может решить государство.

Если первая из них описана достаточно подробно (как политика на пару с законодательством формируют благоприятный инвестиционный «климат» и т.п.), то о второй говорится меньше. А она тоже достаточно важна.

Но сначала кратко определимся с терминологией. Приток иностранных денег идет по нескольким каналам: гранты (их обычно дают на какую-то цель, возврат этих денег не предполагается, вместо этого надо подтвердить «целевое расходование»), заимствования (банковские займы и бонды – долговые обязательства) и собственно инвестиции («портфельными», при которых владение акциями имеет целью скорее финансовую отдачу, нежели управленческое влияние и прямые, при которых акции покупаются с намерением влиять на управление предприятием на регулярной основе). Нас будем интересовать, прежде всего, третья группа.

Итак, каким образом, иностранные инвесторы могут навредить экономике. Все хорошо в меру.

Если в развивающейся стране создается хороший инвестиционный климат, то в нее может зайти слишком много иностранного капитала. Просто в силу несопоставимости масштабов финансовых рынков стран «большой семерки» и остального мира. Индийский фондовый рынок, крупнейший в развивающемся мире, имеет размер менее одной тридцатой от фондового рынка США. Нигерийский фондовый рынок, второй по величине в Африке южнее Сахары стоит менее одной пятитысячной фондового рынка США. У России позиции сильнее нигерийских, но ненамного превосходят Индию. Это говорит о том, что американским инвесторам не придется отдавать последнее, чтобы занять доминирующие позиции на российском инвестиционном поле.

Но чем же плох масштабный приток иностранного капитала? Он может временно поднять стоимость активов (т.е. цены на акции, стоимость недвижимости) выше их реальной стоимости, создавая пузыри активов. А когда эти пузыри начинают лопаться, инвестиционный рейтинг страны снижается и иностранные капиталы склонны бежать, все разом одновременно, усугубляя экономический спад. Такое «стадное поведение» особенно ярко проявилось во время Азиатского кризиса 1997 года, когда западный капитал массово выводили из затронутых кризисом экономик (Корея, Гонконг, Малайзия, Таиланд и Индонезия), невзирая на хорошие долгосрочные перспективы.

А вот еще один характерный факт. В период с 1945 по 1971 годах развивающиеся страны испытали ноль банковских кризисов, 16 валютных и один «двойной» (одновременно банковский и валютный кризис). С середины 1970-х МВФ и ряд других международных структур стали продвигать политику открытия финансовых рынков этих стран для внешних инвесторов. И в период с 1973 по 1997 год в развивающемся мире было 17 банковских, 57 валютных и 21 «двойной» кризис. В последующие годы тенденция сохранилась.

Получается, с точки зрения экономической безопасности, государству не мешало бы контролировать масштабы иностранных инвестиций и содействовать их «заякориванию» в стране. И с этих позиций, прямые инвестиции предпочтительнее «портфельных». Но и за ними надо тщательно следить. Например, чтобы исключить возможность для «трансфертного ценообразования». Это такая практика, когда дочерние предприятия международных корпораций завышают или занижают счета друг к другу, с тем чтобы наибольшие прибыли были у тех дочерних предприятий, которые действуют в странах с наименьшими ставками корпоративных налогов. Собственно, во многих развивающихся странах созданы системы административного контроля над иностранными инвесторами и это не делает их рынки непривлекательными.

Еще один вид «инвестиций» - когда в страну приходят не капиталы, а технологии, «ноу-хау» (это тоже было распространено во времена советской индустриализации). А в наше время, в силу развития технологий, на этот процесс наложилось «пиратство», которого теперь не чураются даже крупные корпорации. Главное – подстраховаться юридически – и вот уже китайский аналог американского смартфона становится легальным продуктом. Особенно массово этот процесс стал захватывать информационные технологии, потому что скопировать программу проще, чем микросхему или штамм микроорганизмов (но и эти отрасли подвержены заимствованию).

И пока юристы будут спорить о тонкостях авторского права и патентного законодательства, государственные структуры вовсю играют в эту игру. Причем, как для защиты собственных технологий, так и для получения чужих. Это тоже не «инновация». В 1953 году в США казнили супругов Розенбергов, обвиненных в передаче СССР критически важной информации о создании атомной бомбы. Сейчас времена помягче, но порой вокруг технологий разворачиваются нешуточные «шпионские войны». И отдавать эту область на откуп «частникам» было бы недальновидно.

Но тут, как и с притоком капитала, тоже важно соблюдать равновесие.  Патентная система хороша для фармацевтической, химической промышленности, а также для индустрии программного обеспечения и развлечений, в которых копирование происходит очень просто. Возможность извлечь максимум прибыли из инновации является мощным стимулом для ее создателя. Обратной стороной является то, что патенты часто создают монополии, которые налагают определенные издержки на все остальное общество. Патентообладатель может воспользоваться своей технологической монополией, чтобы эксплуатировать потребителей: некоторые считают, что именно этим занимается «Microsoft». Также патентная система часто приводит к дублированию исследований среди конкурентов, что является расточительным с социальной точки зрения. И, в-третьих, патентная система стала для держав-лидеров одним из способов сдерживать появление конкурентов в лице других стран.

Когда в XVIII веке в мире началась промышленная революция, ее лидером стала Британия. Чтобы сохранить этот статус она даже установила правовые барьеры против оттока технологий. Но другие западные страны не хотели мириться с таким положением вещей. Известно, что Петр I, прорубив окно в Европу, стал активно заманивать в нашу страну иностранных специалистов, в том числе – опытных английских рабочих.  Поскольку на том уровне технического развития опытные рабочие означали получение доступа к технологиям, которыми они владели. Во Франции активно проводил аналогичную политику шотландский экономист Джон Лоу, ставший сначала французским банкиром, а потом даже министром финансов этой страны. Лоу вошел в историю как создатель первой масштабной «финансовой пирамиды» в виде «Миссисипской компании». Крах этой «пирамиды» обрушил и французскую валюту, и карьеру самого Лоу. Менее известно, что, когда он создавал «Миссисипскую компанию», то вербовал в ее ряды сотни британских рабочих, в попытке модернизировать технологии Франции.

В ответ Британия в 1719 году объявила набор рабочих для работы за рубежом (так называемое «подстрекательство») незаконным. Рабочие-эмигранты, которые не вернулись домой в течение шести месяцев с момента получения предписания, теряли право собственности на землю и движимое имущество в Британии, и лишались гражданства. А в 1785 году был принят «Закон об инструментах» («Tools Act»), который запрещал экспорт многих видов оборудования.

Сейчас «технологические войны» ведутся на несколько иных фронтах. В частности, потому что сегодня ставку делают не на привлечение иностранных кадров для высокотехнологичных отраслей, а на подготовку своих, как за границей, так и дома. И эта сфера также не должна выпадать из-под контроля государства.

Но государственная политика поддержки образования бывает подвержена стереотипам, которые, увы, не подтверждаются на практике. Та же система ЕГЭ, которая подразумевала обеспечение равного высокого стандарта школьного образования для всей страны, на практике обернулась сведения его к зазубриванию правильных ответов, а не овладению методами их получения. Что совсем не одно и то же.

Есть также расхожее мнение, что рост среди населения процента лиц с высшим образованием прямо ведет к процветанию экономики страны. Появился даже термин «экономика знаний» (в том смысле, что развитие технологий повышает внимание к образовательной системе). Но история показывает, что знания высоко ценились во все времена, даже в доиндустриальном обществе. Более того, по мнению ряда исследователей последние полтора столетия наблюдается тенденция к снижению качества массового образования. Применительно к нам это означает, что современная российская школа готовит выпускников слабее, чем советская в 1960-70-х годах. А программа той, в свою очередь уступает программам гимназий и реальных училищ начала прошлого века (с поправкой на развитие науки и техники, конечно).

Что же касается влияния школы (включая высшую) на экономику, то в реальности национальное благосостояние определяет не образовательный уровень отдельных граждан, а способность страны объединить их на предприятиях с высокой производительностью труда. Иначе говоря, для государства важнее создавать высокотехнологичные рабочие места для выпускников колледжей и вузов, обеспечивая привлекательные условия работы (путем развития трудового законодательства).

Ну а какие технологии становятся ключевыми элементами новой промышленной революции, разворачивающейся на наших глазах, мы поговорим дальше.

Сергей Исаев