Как бы мы отнеслись в наши дни к человеку, рассказывающему о том, какие невероятные ощущения он испытывает от каких-нибудь противогриппозных таблеток, когда принимает их сверх меры? Наверняка заподозрили бы его в психологической неадекватности. Удивительно, но именно такая история произошла с восприятием наркотиков. Как известно, наркотики проникли в европейские страны в качестве сильнодействующих лекарственных препаратов и вплоть до XIX века воспринимались именно в таком амплуа. Долгое время мало кому в Европе приходило в голову рассматривать их безотносительно к медицинским целям, то есть как средство получения какого-то особого удовольствия. И это несмотря на известную порочную практику восточных народов, с которой были хорошо знакомы европейские путешественники. Тем не менее, примерно до 1820-х годов бахвалиться пагубным пристрастием к наркотическому зелью не считалось у европейцев дурным тоном.
По сути, до указанного периода о наркомании в Европе не было и речи. Восток, конечно, сильно изумлял своей любовью ко всяким одурманивающим веществам, но у европейцев долгое время был к этому другой интерес. Примерно с XVI столетия опиум, марихуана и кокаин оказались предметом пристального изучения европейских медиков. И если они и рекомендовали их к применению, то исключительно в качестве лекарств. Причем, спектр действий наркотиков на организм был необычайно широким. Опиум, например, был важным компонентом различных микстур, назначавшихся не только ради улучшения сна или в качестве успокоительного или тонизирующего средства, но также при лечении подагры, рвоты, колик, плеврита, болезней легких, камней в почках. Настойка опия в качестве такого универсального препарата долгое время была весьма популярна. Считалось, что опиум поддерживает жизненные силы человека и помогает, тем самым, справиться с болезнью. Опиумные микстуры применялись в Европе еще в средневековье. Создание знаменитой лечебной настойки на основе опия laudanum приписывали самому Парацельсу. Живший в XVII веке английский врач Томас Сайденхем даже посвятил опиуму целую книгу, где он утверждал: «Опиум является таким необходимым инструментом в руках искусного врача, что лекарство без него будет неполным. Тот, кто хорошо понимает это средство, сделает с его помощью гораздо больше, чем с любым другим». О значении опиатов – морфина, кодеина и героина – для современной фармакологии и говорить не приходится. Тема известная.
То же самое касается и других наркотиков, которые в определенный исторический период свободно (свободно!) продавались в аптеках Европы и США по вполне доступным ценам. Даже марихуана, которая ныне воспринимается чуть ли не как символ легкой «дури», когда-то использовалась европейскими врачами в качестве обезболивающего средства, а также для борьбы с эпилептическими припадками и ревматизмом. Мало того, на Востоке ее применяли для лечения дизентерии и венерических болезней! Листья коки использовались для лечения ран и суставов, а кокаином европейские врачи даже лечили болезни сердца и невралгию.
Не удивительно, что в XIX веке общественность относилась к увлечению наркотиками достаточно снисходительно. Большого социального зла в этом еще не угадывалось, о чем, в частности, красноречиво свидетельствует художественная литература той поры. Вспомним, с каким смаком граф Монте-Кристо описывает восхитительные свойства гашиша, и как он буднично и непринужденно заглатывает ложечку этого восточного зелья:
С этими словами он поднял крышку маленькой золоченой чаши, взял кофейной ложечкой кусочек волшебного шербета, поднес его ко рту и медленно проглотил, полузакрыв глаза и закинув голову.
А как хозяин пещеры уговаривает своего гостя приобщиться к наркотику:
- Потерпите неделю, и ничто другое в мире не сравнится для вас с ним, каким бы безвкусным и пресным он ни казался вам сегодня.
У Конан Дойла находим еще более вопиющий пример. Знаменитый сыщик Шерлок Холмс в часы уныния «ширялся» кокаином! Колол его себе прямо в вену, да еще предлагал то же самое доктору Уотсону:
Шерлок Холмс взял с камина пузырек и вынул из аккуратного сафьянового несессера шприц для подкожных инъекций. Нервными длинными белыми пальцами он закрепил в шприце иглу и завернул манжет левого рукава. Несколько времени, но недолго он задумчиво смотрел на свою мускулистую руку, испещренную бесчисленными точками прошлых инъекций. Потом вонзил острие и откинулся на спинку плюшевого кресла, глубоко и удовлетворенно вздохнул.
Три раза в день в течение многих месяцев я был свидетелем одной и той же сцены, но не мог к ней привыкнуть. Наоборот, я с каждым днем чувствовал все большее раздражение и мучался, что у меня не хватает смелости протестовать. Снова и снова я давал себе клятву сказать моему другу, что я думаю о его привычке, но его холодная, бесстрастная натура пресекала всякие поползновения наставить его на путь истинный. Зная его выдающийся ум, властный характер и другие исключительные качества, я робел и язык прилипал у меня к гортани.
Но в тот день, то ли благодаря кларету, выпитому за завтраком, то ли в порыве отчаяния, овладевшего мной при виде неисправимого упрямства Холмса, я не выдержал и взорвался.
– Что сегодня, – спросил я, – морфий или кокаин?
Холмс лениво отвел глаза от старой книги с готическим шрифтом.
– Кокаин, – ответил он. – Семипроцентный. Хотите попробовать?
С позиции современного дня этот эпизод кажется возмутительным: внештатный сотрудник полиции, так сказать, был с колотыми венами! По нынешним меркам – просто ЧП! Но тогда о наркомании как о массовом явлении еще ничего не знали, поэтому подобные пристрастия воспринимались как сугубо индивидуальные проблемы.
О том, каким путем наркотики в европейских странах перекочевали из сферы медицины в злачные места, можно легко проследить на историческом материале. Как мы уже отмечали выше, тот же опиум похваливали известные английские врачи. Но, подчеркиваем, исключительно как очень сильное лекарство. Причем, похваливали с оговорками, поскольку случаи смерти от передозировки отмечались регулярно. А вот с первой половины XIX века им уже начинают в открытую «баловаться» откровенные гедонисты и сибариты, не связывая сие пристрастие с избавлением от хворей. Мало того, не стесняясь делиться своими ощущениями и переживаниями, бросая тем самым открытый вызов тогдашней морали. Во Франции с 1840-х годов у некоторых молодых прожигателей жизни, корчивших из себя нонконформистов и «белую кость», большое одобрение получил гашиш. Естественно, исключительно как средство развлечения и получения нового, необычного опыта (о чем как раз и рассказывается устами графа Монте-Кристо).
Характерно, что европейцы были хорошо осведомлены насчет наркотической зависимости. Так, еще в XVII веке французский ювелир Шарден, живший в Персии, отмечал, что люди, регулярно принимающие опиум, постоянно повышают дозу, а после отказа от наркотика испытывают сильные мучения. Поэтому нельзя сказать, будто искатели особых ощущений абсолютно ничего не знали о последствиях.
Большую роль в популяризации наркотиков, как мы заметили, сыграли представители литературного сообщества. И возмутительный (как мы считаем) эпизод из романа Александра Дюма возник отнюдь не на пустом месте. Автор, по сути, живописует тогдашний «писк» моды на восточные одурманивающие средства. Конечно, в низших слоях подобные злоупотребления, когда наркотическое снадобье применяется не для лечения, а для опьянения, было в порядке вещей (как в случае с российской настойкой боярышника). В то же время нельзя не согласиться, что простым трудягам, по грубости своей искавшим забвения любым способом, не приходило в голову заниматься эстетизацией и пропагандой подобной страсти, придавая наркотику некий красочный ореол. И в описываемую эпоху потребление простыми людьми наркотиков еще считалась роскошью, которая была под стать только состоятельному сословию.
Разумеется, ревнители нравственности осуждали пристрастие к зелью, но ведь не они определяли вкусы и привычки искателей сильных ощущений. Что касается последних, то они сделали для себя «открытие», пусть противное тогдашней морали, но отображавшее новую веху в развитии опасных потребительских запросов. «Открытие» заключалось в том, что очень известное лекарственное снадобье может выступать в роли источника невиданных наслаждений. Поэтому считать такой перенос акцентов результатом дурных наклонностей обездоленных и отупевших низов мы совсем не имеем права, ибо выраженную страсть к наркотикам иной раз открыто демонстрировали представители высших слоев, включая и королевских особ. Одним из самых именитых наркоманов был король Георг IV, пристрастившийся к опиатам еще в юности (будучи принцем Уэльским). После восхождения на трон в 1820 году его зависимость от наркотиков была уже неуправляемой. Интересно, что некоторые высокопоставленные особы, крепко «подсевшие» на опиаты, воспринимали осуждение наркомании со стороны врачей и моралистов как «предрассудок». Очевидно, не без их попустительства порочные наклонности закреплялись и в социальных низах, когда наркотические снадобья бесконтрольно поступали в аптечные киоски и даже бакалейные лавки, где они отпускались без всяких рецептов. У нечистых на руку аптекарей, естественно, возникал соблазн, что называется, «подсадить» на такие препараты всех желающих (еще раз вспомним российский «Боярышник» - очень похожая история).
Примечательно и то, что в позапрошлом веке вопрос о вреде наркотиков был еще дискуссионным. Европейским медикам оказалось не так-то просто провести ту грань, за которой лекарство вызывает привыкание и превращается в яд. Иными словами, назначение больному сильнодействующих препаратов на основе наркотических веществ подразумевало скрытую угрозу. Возникало подозрение, что при свободном обращении таких лекарств это угрожает обществу массовой наркоманией. Хотя, со своей стороны, мы вынуждены заметить, что причина наркомании как социальной проблемы должна быть обратной. Скорее всего, речь идет о «болезни» воли, которая вряд ли связана со случайной медицинской «передозировкой». Фактически зависимость от наркотиков проявлялась на почве особых гедонистических установок. Вспомним еще раз представителей европейской богемы, пропагандировавших наркотики как средство получения «неземных наслаждений». Как мы уже сказали, с их стороны это был открытый выпад против традиционной морали. Очень часто подобные увлечения восточным зельем сочетались у них с интересом к восточному мистицизму. Наркотики воспринимались ими как некое средство перехода в иной мир. Типичный представитель богемы, вовлекаясь в такой «экстрим», подчеркивал тем самый свою «особенность», якобы отделявшую его от серой толпы. И надо отметить, что этот же «аутсайдерский» пафос живо обличает и современных европейских наркоманов.
Олег Носков
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии