Удивительно, что даже в наш просвещенный век в общественном сознании циркулируют идеологические мифы, имеющие мало общего с реальностью. Причем, эти мифы преподносятся от имени науки и просвещения. Так, эпоху Возрождения нам рисуют как начало «пробуждения разума» от тьмы религиозного невежества, почему-то не считая нужным показать и другую ее сторону, не менее значительную. Эта сторона – повальное увлечение образованных людей того времени магией и алхимией. Собственно, «возрождение» как таковое мыслилось в ту пору не иначе, как восстановление великих магических знаний, якобы берущих начало в глубокой древности. Об этом прекрасно известно специалистам по Ренессансу, но в популярных книжках и школьных учебниках подобные вещи тщательно обходят стороной. В итоге мы получаем несколько искаженную картину той эпохи. Соответственно, мы имеем несколько превратное представление о выдающихся личностях той поры. Джордано Бруно – один из них.
В советском школьном учебнике истории за шестой класс о нем сказано следующее: «Настоящим героем, борцом за науку был великий итальянский мыслитель Джордано Бруно». Далее рассказывается о том, как бесстрашный ученый за свои взгляды «попал в лапы инквизиции», стойко вынес все мучения и столь же бесстрашно взошел на костер. В завершение сказано: «Уже ближайшие годы после казни Бруно принесли новые открытия в науке, подтвердившие истину, за которую смелый ученый отдал свою жизнь».
Для человека, специально изучавшего культуру Возрождения, данный рассказ о бесстрашном ученом – не более чем пафосная эпитафия, практически никак не раскрывающая содержания тех взглядов, за которые поплатился этот мыслитель.
Однако многие из нас, к сожалению, судят о личности Джордано Бруно на основании тех сведений, что были почерпнуты из школьной программы, до сих пор транслирующей указанную эпитафию как абсолютную истину. Поэтому за скобками остается простой вопрос о том, за какую, собственно, «науку» шла в ту эпоху борьба?
Школьный учебник сообщает о том, будто Джордано Бруно тайком от монастырского начальства познакомился с книгой Коперника «и понял, что религиозный взгляд на мир лжив и нелеп». Навязчивая склонность ставить его имя в один ряд с Коперником и Галилеем, - пожалуй, самая главная пропагандистская уловка, плохо согласующаяся с фактами. Да, Джордано Бруно обращался к системе Коперника, но совсем не как астроном и не как математик. Напомню, что в средние века астрономия входила в корпус математического знания, и система Коперника была ни чем иным, как математической моделью, созданной для расчета движения небесных тел. Именно в таком качестве она и была представлена в «академическом» сообществе того времени. Галилей подходил к описанию движения небесных тел с тех же математических позиций. Точнее, он рассматривал математику как универсальный способ описания физических процессов.
Позиция Джордано Бруно была совершенно далекой от математики и математического описания явлений. Системе Коперника он пытался придать магический смысл, истолковав ее в духе популярного в то время герметического учения (якобы восходящего к легендарному египетскому мудрецу и «живому богу» Гермесу Трисмегисту). Дело в том, что сам Бруно был пылким адептом герметизма и рассматривал центральное положение Солнца в системе Коперника в контексте «солнечной магии», созданной итальянскими неоплатониками во главе с основателем Флорентийской академии Марсилио Фичино (более известного в амплуа «гуманиста» - то есть знатока античной литературы).
В настоящее время уже опубликовано немало исследований на тему ренессансной философии, где подчеркивается влияние герметического учения на общий характер мировоззрения выдающихся мыслителей того времени. Джордано Бруно не был исключением. Истоки герметизма он связывал с магической религией древних египтян и был уверен в том, что египетская религия – с ее магией и поклонением Солнцу – должна вскоре возродиться и прийти на смену христианству. Поэтому, вопреки школьным учебникам, на его мировоззрение повлиял отнюдь не Коперник, а популярный у итальянских неоплатоников «Герметический свод». Что касается Коперника, то в его системе Бруно видел некое знамение грядущего возрождения египетского культа Солнца. Самое интересное, что чисто математический аспект этой системы он напрочь игнорировал, не придавая ему серьезного значения. По словам известной исследовательницы эпохи Возрождения - Франсес Йейтс, - гелиоцентрическая система была для Бруно своего рода «иероглифом божественных тайн». В остальном Коперник был для него «всего лишь» математиком, то есть ученым, в социальном плане стоящим на ступень ниже истинного «философа природы».
Если говорить о радикальном пересмотре взглядов на мир, то нельзя не учитывать влияния магических учений, почерпнутых из той же герметической литературы. Мысль о бесконечной Вселенной, изложенная в трудах Бруно, не имеет никакой прямой связи с системой Коперника. Бруно максимально сближает Бога с миром, и бесконечность мира, в данном случае, рассматривается им как божественный атрибут, как отражение бесконечности Бога. Вселенная в его понимании содержит глубокие тайны, которые можно отобразить через особые магические символы, размещавшиеся в сознании мага на так называемом «колесе памяти». Поэтому космос Бруно совершенно далек от космоса современной науки. В рамках созданной им магической картины мироздания Вселенная пронизана разумной силой, которую стремится обнаружить в себе практикующий маг. Пытаясь уподобиться божеству, он старается с помощью упомянутого «колеса памяти» уместить в своем сознании все материальные вещи. Считалось, что тот, кто овладевал этой системой, «подымался над временем, и в его уме отражалась вся природная и человеческая вселенная». Данная система была одной из важнейших герметических тайн, известная только адептам. Чтобы постигнуть Бога – гласит одно из герметических наставлений – необходимо стать равным Ему, ибо подобное постигается только подобным.
Надо понимать, что в рамках этой доктрины речь совсем не идет о трансцендентном Боге христианства, который никогда не отождествлялся с сотворенным миром. Его природа не тождественна природе человека, а потому со стороны христианина было бы величайшей дерзостью претендовать на такое равенство. В христианской доктрине этот момент подчеркивается недвусмысленно. Адепты герметизма пытались снять указанный водораздел – когда явно, когда завуалированно (дабы избежать конфликтов с церковью). Бруно, в отличие от итальянских неоплатоников, старавшихся выстроить некий компромисс между «солнечной магией» и библейским учением, был более откровенным в своих выражениях мысли. Как пишет Франсес Йейтс, он верил, что «герметический Египет лучше христианства» и потому пытался выбросить все христианские оговорки Фичино:
«Отвергая христианство и безоговорочно принимая герметический Египет, Бруно возвращается к более темной, более средневековой некромантии, но в то же время сохраняет и изощренную «плотинизацию» талисманов, воспринятую от Фичино».
Несложно понять, что цели, которые преследовал «бесстрашный ученый», были весьма далеки от того, чем занята современная наука. Джордано Бруно, отмечает Франсес Йейтс, надеялся достичь состояния всеведения, чтобы уподобиться гностическому Эону, то есть стать обладателем божественной силы. Такие процедуры - по ее убеждению - не имеют ничего общего с подлинной наукой. Правда, она допускает, что подобные занятия могли направить волю тогдашних исследователей в сторону подлинной науки. В качестве наглядного примера исследовательница приводит английского алхимика Джона Ди, который, с одной стороны, был математиком, а с другой, использовал каббалу для вызывания ангелов. Возможно, возврат к оккультизму, произошедший в эпоху Возрождения, дал некий стимул для возникновения науки в её современном понимании. И в этом смысле случай с Джордано Бруно – «пример того, как герметизм послужил движущей силой для создания новой космологии».
Тем не менее, высказанное предположение не отменяет того факта, что Джордано Бруно был «законченным Магом до мозга костей». И как пишет автор, «гелиоцентрическая система Коперника возвещала для него возврат магической религии». Даже движение Земли он доказывал «герметическими аргументами о повсеместности магической жизни в природе». Целью его умственных изысканий было достижение герметического гнозиса – отражения космоса в душе посредством магических средств. Бессчетное число иных миров – движущихся и живых – уподоблялось огромным животным, населявшим бесконечную Вселенную.
Содействовало ли такое восприятие мира зарождению современной науки – остается под вопросом. Если мы готовы ответить на него положительно, то тогда неизбежно придется согласиться с тем, что современная наука обязана своим появлением Гермесу Трисмегисту и его пылким адептам.
Олег Носков
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии