Эволюция в стихах

Историкам религии хорошо известно, что сложнейшие теологические системы возникают в результате логической формализации достаточно древних мифологических воззрений, изначально выраженных с помощью метафор или «волшебных» историй. Взять, например, индийскую философию – фактически вся она является рационализацией тех тем и сюжетов, что были выражены в стихотворной форме в древнейшие времена. Средневековая христианская теология, как известно, является попыткой рационального осмысления библейских сюжетов, наполненных притчами и метафорами.

Однако распространяется ли такой принцип на научные доктрины? Казалось бы, строгая наука должна покоиться исключительно на строго установленных фактах. Однако это не более чем стереотип. На самом деле и в науке есть место прозрениям, догадкам, смелым идеям и гипотезам, порой врывающимся в сознание исследователя из непонятного источника. Ведь те же факты как-то необходимо осмыслить, и осмыслить их можно по-разному, особенно в том случае, когда речь идет о грандиозных теоретических обобщениях.

Теория эволюции, которую принято связывать с именем Чарльза Дарвина, как раз относится к такому грандиозному обобщению. В своей автобиографии Дарвин довольно подробно останавливается на своем «внутреннем опыте», на мыслях и идеях, посещавших его в течение жизни. Он признается в том, что во время знаменитого путешествия на «Бигле» характер его мировоззрения был совершенно ортодоксальным. Это обстоятельство давало повод для шуток со стороны моряков, более раскрепощенных по части моральных суждений. В конце концов, признается ученый, его мышление проделало самую настоящую эволюцию от стадии дикаря до стадии цивилизованного человека. Конкретные наблюдения за живой природой сыграли, конечно же, важнейшую роль в становлении Дарвина как натуралиста. Однако надо понимать, что разум будущего гения науки отнюдь не был «чистой доской». Тем более что род Дарвина обладал особой «генетикой», благоприятствовавшей подобным занятиям и размышлениям. Естественно, идеи эволюции не были там зашифрованы на уровне генома, однако они вполне могли транслироваться в качестве семейного предания.

Почему-то до сих пор у нас мало уделяется внимание тому факту, что Чарльз Дарвин был внуком знаменитого английского врача, натуралиста и поэта Эразма Дарвина, очень хорошо известного в научных кругах еще при жизни. Чарльз родился уже после его смерти. И, наверное, мистикам это обстоятельство может дать немалый повод для подтверждения идеи реинкарнации… Ведь по сути, знаменитый внук просто-напросто посвятил себя развитию идей своего деда – как будто тот не успел довести свою интеллектуальную миссию до конца и вынужден был повторно прожить свою жизни в этом мире. Показательно, что в молодости Чарльз долго не мог «найти себя», прибегая к самым разным занятиям. Учеба в Эдинбурге и в Кембридже, по его же словам, навевала на него скуку. Врач и богослов из него не получились. И вдруг, совершая кругосветное путешествие, он наконец-то обрел свое подлинное призвание – заниматься изучением живой природы. Причем не просто копошиться в мелких деталях, а буквально постигать сокровенные тайны. Произошло так, словно в нем «пробудилась» душа его предка, уже совершившего несколько шагов в сторону постижения главной мировой загадки – развития жизни на Земле.

Интересно, что в истории эволюционного учения принято выделять так называемый «додарвиновский» период и период «после Дарвина». Эта классификация содержит скрытую иронию. Почему? Потому, что предшественником ученых-эволюционистов «додарвиновского» периода был не кто иной, как … Эразм Дарвин! Он,  заставший еще в живых известных французских просветителей, метафорически выразил те идеи о природе, которым его гениальный внук придал предельно строгую научную форму. Обычно такая преемственность воспринимается с некоторыми оговорками. Как-никак, принято считать, будто эволюционная теория покоится исключительно на эмпирической базе – независимо от того, какими идеями вдохновлялся ее создатель. На самом же деле (что недвусмысленно подтверждают автобиографические рассуждения самого Чарльза Дарвина), идеи играли тут ключевую роль.

В предисловии к своей знаменитой поэме «Храм природы» Эразм Дарвин недвусмысленно и прямым текстом отражает свое эволюционистское кредо. По его словам, в поэме нарисованы образы «деятельности Природы в той последовательности, в которой, как убежден автор, развертывал эту деятельность постепенный бег времени». Примечательно, что это произведение призвано было раскрыть происхождение общества. Казалось бы, причем здесь «деятельность Природы», коль речь идет о человеке? Но именно в этом-то и заключается фундаментальная идея: человек выступает здесь в роли венца эволюции, сохраняя неразрывную связь с Природой – своей создательницей. Собственно, основная тема эволюции сводится к происхождению человека и его развитию. Предшествующие геологические эпохи – лишь преамбула к человеческой истории.

Эразм Дарвин совершенно не избежал мистических коннотаций. Его поэма есть своего рода посвящение в таинство, сравниваемое им с Элевсинскими мистериями. Перед «посвященным» разворачиваются «аллегорические сцены», раскрывающие подлинную тайну происхождения человека, венчающего живые организмы в природной иерархии. Представления современного эволюциониста, по сути, ни на йоту не отступили от той последовательности событий, которые были изложены в этом поэтическом труде. Земная жизнь зарождается в «безбрежном лоне вод», все началось с «мельчайших форм». Затем «восстал растений мир», после чего пошли «животных ноги, плавники и крылья». Точно так же животные выходят на сушу из воды, сменив жаберное дыхание легочным. Эта древняя связь жизни с водой отражена также на эмбриональном уровне современных живых существ. И точно так же человеческое общество поддерживает связь с водой. Цивилизация Древнего Египта, например, питалась «животворной» силой Нила.

В принципе, это есть «общее место» в учении об эволюции. Но был ли тут намек на идеи, прославившие имя Чарльза Дарвина? По сути, во второй части поэмы содержатся именно такие намеки. В природе жизнь и смерть постоянно сменяют друг друга. В мире происходит непрестанное бурление живых организмов. «Огонь эфирный Воспроизведения» противостоит угасанию – «чтоб ряд созданий бесконечно рос». Разве не напоминает это исходный посыл «Происхождения видов»? Здесь же намечается «пролог» к теме естественного отбора:

Когда одушевленного созданья

Особым сложным железам дано

Рождать ему подобных,— лишь оно

Дает характер жизни и сознанья

И организм выводит из границ

Химических различных единиц.

И вот младому племени жилища

Даются лучше, благодатней пища,

И с каждым поколеньем все сильней

Становятся потомки в беге дней,

Среду и климат преодолевают

И на крылах времен преуспевают.

В последних строках как будто содержится намек на выживание «наиболее приспособленных», не так ли? Поэтому тему естественного отбора, как ни странно, Чарльзу Дарвину вполне мог подсказать его знаменитый дед:

Жизнь производит веществам отбор:

Все вредное спешит изгнать, как сор,

А чистое, переварив, усвоить,—

Посредством комбинаций зыбких масс

На время уплотняет даже газ,

Чтоб съединеньем целое построить.

И дальше:

Итак, как скоро жизненность готова

Покинуть тело старое,— в нем снова

Мощь Воспроизведенья восстает

И поколенье новое дает

Известно, что Чарльз Дарвин стал изучать интеллектуальное наследие своего деда с 18 лет, а поэму «Храм Природы» будто бы знал почти наизусть. Главный упрек с его стороны (если можно так выразиться) выражался в том, что предок не представил достаточного количества эмпирических данных. Потомок, таким образом, сумел сполна восполнить этот пробел.

Кстати, сам он в молодом возрасте очень сильно увлекался поэзией. «До тридцатилетнего возраста или даже позднее, - пишет Чарльз Дарвин в автобиографии, -  мне доставляла большое удовольствие всякого рода поэзия, например, произведения Мильтона, Грея, Байрона, Вордсворта, Кольриджа и Шелли, и еще в школьные годы я с огромным наслаждением читал Шекспира, особенно его исторические драмы». При желании данное обстоятельство также можно счесть дополнительным аргументом в пользу «генетической памяти».  

Николай Нестеров