В Академгородке создан Общественный Совет по защите российской науки

9 августа в конференц-зале администрации Советского района Новосибирска прошло собрание научной общественности Новосибирска, посвященное реформе Российской академии наук. Ведущие – глава администрации Советского района Валерий Шварцкопп и депутат Совета депутатов Новосибирска Александр Люлько – предложили участникам собрания обсудить конкретные предложения и поправки к законопроекту о реорганизации государственных академий наук, а также – возможные действия по защите отечественной науки от действий «реформаторов». В работе собрания стола приняли участие: председатель СО РАН Александр Асеев, директора научных институтов СО РАН, известные ученые, ректоры вузов города, представители предприятий оборонно-промышленного комплекса, депутаты, предприниматели и активисты-общественники. Ниже предлагаем вам выдержки из выступлений некоторых участников.

Александр Асеев, академик, председатель Сибирского отделения РАН:

- Этим законопроектом правительство страны фактически объявило «культурную революцию» в научной сфере. Причем, готовился он как военная операция, в тайне от общества, от научных организаций, что, помимо прочего, нарушает установленный порядок разработки такого рода документов. Мы имеем дело с ситуацией, связанной с экономическим кризисом и в мире, и в стране. Это проявление недобросовестной конкуренции теперь уже и в научной сфере… На сегодня СО РАН попадает в число наиболее пострадавших от принятия такого закона субъектов. Если для Академии наук в целом удалось добиться сохранения статуса федерального учреждения, то для ее региональных отделений этого не произошло. А ведь у нас за последние годы выстроилась эффективная система организации научной деятельности в рамках СО РАН, наш бюджет вырос до 17 млрд. рублей, плюс – 7,5 млрд. внебюджетных доходов. Но в случае ликвидации СО РАН как хозяйствующего субъекта эта система быстро пойдет  в разнос. После этого у Академгородка две перспективы: либо он станет новосибирской «Рублевкой» (местом сосредоточения дорогого жилья), либо – депрессивной зоной. Поэтому я считаю нашей главной задачей должно стать сохранение юридического лица и бюджетного статуса СО РАН. Это вопрос сохранения всей системы организации науки в Сибири.

Валерий Эдвабник, председатель правления Делового клуба руководителей предприятий Новосибирской области:

- Я считаю, что эта реформа – «третий удар», наносимый правительством по безопасности нашей страны. Первый удар был нанесен по оборонно-промышленному комплексу, который отбросил нас в развитии лет на 20 назад. Последствия этого мы ощущаем только сейчас. Второй удар был по армии. И дело здесь даже не в портянках или количестве танков. Был уничтожен институт военных заказчиков. Сегодня обзорные документы на тему –  какое вооружение нужно армии и в каких количествах – составляют капитаны. Последствия этого мы ощутим в полной мере лет через десять. А теперь решено разгромить науку. Причем, население страны «прочувствует» эту утрату лет через двадцать, на что, видимо, и рассчитывают «реформаторы». Ликвидировать сибирский Академгородок — надо быть просто безмозглым человеком, ведь, фактически, это готовое «оборонное Сколково». Другого такого отделения, как СО РАН, ориентированного на оборонку, в стране нет… Обратите внимание, наиболее высокий процент критично настроенных к политике государства в сфере обороноспособности России был как раз в отраслевых НИИ, службе военных заказчиков и институтах Академии наук. И именно эти структуры планомерно уничтожаются в ходе «реформ». Думаю, это не случайное совпадение. И предлагаемая «реформа» – это трагедия для нашей страны, которую надо предотвращать всеми доступными методами.

Василий Губарев, председатель профессорского собрания Новосибирска и Новосибирской области, профессор Новосибирского государственного технического университета:

- Хотел бы дополнить предыдущее выступление, был нанесен еще четвертый удар – по образованию. Ведь кто сегодня будет выполнять растущий оборонный заказа? Практически все предприятия ОПК жалуются на острую нехватку кадров, а готовить их в нужных количествах просто негде. Вообще, сегодня перед страной стоят очень важные вопросы. В каком направлении развиваться науке и технике? Какой процент бюджета составят доходы от инноваций через 10 лет? А через 20? Какое будущее нас ждет? Но вместо того, чтобы искать достойные ответы на эти вопросы-вызовы, власть решила уничтожить Академию наук. Считаю, что настало время, когда нельзя просто сидеть и возмущаться происходящим. Надо добиваться проведения референдума по вопросу этой реформы и на нем «прокатывать» предложенный законопроект. И прежде всего – добиваться сохранения статуса региональных отделений РАН.

Николай Ляхов, академик, директор Института химии твердого тела и механохимии СО РАН, депутат Совета депутатов Новосибирска:

- Мне хотелось бы обратить ваше внимание на два момента. Первый – «науки много не бывает». Сегодня это особенно верно для России. По затратам на науку мы и так находимся где-то внизу двадцати ведущих мировых держав. В Англии, Германии, Франции на сто тысяч населения приходится в три раза больше ученых, чем у нас. В Финляндии – в четыре! Финансирование науки в ведущих европейских странах в 7-8 раз выше российского. И после этого чиновники упрекают нас, ученых, что мы добиваемся меньше, чем западные коллеги. Мы 20 лет выживаем и пытаемся в условиях хронического недофинансирования сохранить науку. А теперь нам это ставят в вину. Второй момент. Эта реформа стала «лакмусовой бумажкой», которая показывает, какую «демократию» мы построили в стране. В неофициальной обстановке многие губернаторы Сибири высказываются против законопроекта. Нашу критику в «кулуарах» поддержали многие депутаты Законодательного Собрания области и Совета депутатов Новосибирска. Но публично выступить против такого реформирования осмелились лишь три депутата – А. Люлько, Н. Похиленко и ваш покорный слуга. Все остальные молчат, чего-то опасаются. Хочу напомнить, что СО РАН, например, заключал соглашения о сотрудничестве со многими губернаторами. Но теперь, когда мы оказались перед угрозой уничтожения, мы этого сотрудничества с их стороны не видим. И это печально.

Александр Люлько, депутат Совета депутатов Новосибирска:

- Давайте рассмотрим, какие аргументы используют сторонники реформы. Они говорят о «повышении эффективности» нашей науки. Хочу напомнить, когда затевали реорганизацию ОПК и армии, тоже обещали «повысить эффективность», на деле получился полный разгром. Думаю, та же судьба ждет и науку. Мне в бытность председателем комиссии горсовета по муниципальной собственности довелось столкнуться с тем, как управляют имуществом федеральные агентства. Яркий пример – Ленинская промплощадка с ее разрушенными заводскими корпусами и предприятиями-банкротами. Одно из последних решений этих «эффективных управленцев» – продать санаторий «Парус», хоть тот и приносит прибыль. Но, по мнению этих ребят, большую прибыль можно получить, продав его территорию под застройку. А землю Академгородка оценивают в 250 млрд. рублей. Можно представить, как ее будут «эффективно» использовать… Говорят, что ученые плохо решают «хозяйственные вопросы». Но позвольте – на городском конкурсе организаций в сфере ЖКХ победил как раз Академгородок. Да и рынок не обманешь. Раз в Академгородке самое дорогое жилье, значит, там комфортные условия для жизни… Кроме того, нельзя забывать, что современная наука – это не только письменные столы и пробирки исследователей. Это сложнейшее хозяйство, которым во всем мире управляют ученые, а вовсе не завхозы и чиновники.

Виктор Агафонов, заместитель директора ООО «Сибэкоресурс»:

- Все последние годы бизнесу работать в Академгородке было намного удобнее, чем, скажем, в центральных районах Новосибирска. Здесь никто никого на ковер не вызывает и не устраивает передела имущества. А для бизнеса важно, чтобы власть как можно меньше лезла в его дела. Сейчас грядут изменения. Но изменения у нас в стране, как правило, бывают к худшему. И предприниматели серьезно озабочены этим законопроектом… А заявления о «неэффективности науки» никак не объясняют, зачем отбирать у Академии наук имущество. Конечно, не всегда это имущество используется со стопроцентной эффективностью. Но я знаю массу примеров еще более неэффективного использования чиновниками  как муниципальной, так и федеральной собственности, так что говорить об «эффективности» с их стороны некорректно…

Андрей Матвеев, председатель Совета научной молодежи СО РАН:

- В правительстве говорят о реформировании науки, но этот законопроект не о науке, не о ее проблемах. В нем нет даже упоминания о концепции развития науки в стране. По сути, это закон об имуществе Академии наук. Причем, в нем ярко проявляется бюрократический подход к работе: всех посчитать, поделить на группы и отчитаться о выполнении… Закон еще не принят, но уже начался процесс оформления документов молодыми учеными на отъезд за рубеж. К тому же, сегодня эта процедура не требует много времени и усилий. После провозглашения реформы резко облегчена процедура предоставления виз, документы можно собрать за неделю. А зарубежные научные центры с удовольствием примут на работу наших ученых. Из Китая уже приходят коллективные приглашения для целых научных центров! Мы реально рискуем получить «утечку мозгов», по масштабам сопоставимую с 90-ми годами прошлого века. А последствия для российской науки будут еще страшнее, потому что ее запас прочности сильно подорван за эти десятилетия.

Николай Диканский, академик, член «Клуба 1-го июля»:

- Я считаю, что мы должны этот закон остановить! И единственный надежный механизм, которым мы располагаем – это сбор 100 тысяч подписей против реформы Академии наук. Поэтому я предлагаю включить эту задачу в текст итоговой резолюции. И дополнить ее эпиграфом: «Путин, хватит кошмарить науку и образование!».

Николай Загоруйко, доктор технических наук:

- Я позволю себе зачитать выдержку из одного документа: «В области науки государство финансирует фундаментальные исследования, подавляющая часть прикладных исследований и разработок ведется на коммерческих началах. Должно измениться отношение государства к науке… Академия наук СССР и отраслевые академии будут освобождены от административных функций и превратятся в общественные организации, управляемые сообществом ученых… Институты и другие учреждения выводятся из подчинения Академии». Вы думаете, я зачитываю постановление правительства? Фразы те же, но этот документ разработан в 1990 году в Хьюстоне, в преддверии обсуждения на заседании «большой семерки» так называемого «доклада 4-х» (четырех ведущих финансовых организаций мира во главе с МВФ). Докладчики представили там этот документ под названием «Экономика СССР. Выводы и рекомендации». Затем уже, на основании этих рекомендаций в гарвардском университете родилась «Программа переходного периода». Исполнительный руководитель этой программы Джеффри Сакс в дальнейшем стал советником президента Ельцина. Это он был автором процитированных мной строк. Так что ответ на вопрос, тревожащий многих: «Кто автор этого законопроекта», думаю, понятен. И министр образования, когда говорил, что этот законопроект был подготовлен еще в 90-е годы, не лукавил… Почему наше правительство упорно выполняет эту программу? Они обязаны выполнить ее, потому что в 1992 году было подписано соответствующее соглашение с Международным валютным фондом, в котором Россия обязалась выполнить «гарвардскую программу». Этот документ, с точки зрения международного права, имеет силу закона. В те же времена в Конституцию РФ с подачи тех же советников был включен п.4 статьи 15 «Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Тем самым нашу страну поставили под контроль МВФ и наше руководство с того времени и до сих пор фактически является проводниками политики Фонда.

По итогам собрания научной общественности его участники, заполнившие конференц-зал администрации Советского района, приняли резолюцию, которая содержала основные требования к власти. Прежде всего – вернуть законопроект на стадию «второго чтения» для внесения в него существенных поправок. В частности: возвращение региональным отделениям Академии наук статуса юридических лиц, сохранение за учреждениями РАН права распоряжаться своим имуществом, оставить практику выборов директоров институтов с последующим утверждением Президиумом РАН. Также ряд выступавших на собрании говорили о необходимости создания Общественного совета, который бы занялся координацией деятельности по защите отечественной науки. Общим голосованием было решено создать такой Совет.

Год 2013-й ознаменован двумя событиями в жизни академического сообщества. В марте мы отметили 150-летний юбилей великого русского ученого, естествоиспытателя и мыслителя академика Владимира Ивановича Вернадского. А в июне вслед за выборами президента Российской академии наук правительство РФ преподнесло нам сюрприз, выдвинув законопроект, предполагающий ликвидацию Российской академии наук в нынешнем ее статусе за несколько лет до ее 300-летнего юбилея.

В уготованном ей предназначении

Мое мнение, ординарного академика РАН, не является столь авторитетным, как мнение таких высокопоставленных лиц, как вице-премьер-министр Ольга Голодец и министр Дмитрий Ливанов. Поэтому я в своем анализе хочу опереться на мнение и свидетельства академика В.И. Вернадского. Он не только один из наиболее выдающихся ученых в истории России, создавший современную геохимию и выдвинувший концепцию биосферы и ноосферы, но и очень опытный публицист, организатор и общественный деятель. Он академик с 1911 года, организатор 26 научных институтов (в том числе Украинской академии наук), еще в царское время – член Государственного совета, а в промежутке между Февральской и Октябрьской революциями – заместитель министра просвещения.

Начнем с того, что сегодняшняя ситуация не является новой. В.И. Вернадский в «Очерках по истории Академии наук», записанных в 1914–1916 годах, отмечает: «Все время – в течение столетий – многим казались траты на Академию ненужной роскошью или прихотью… Для оправдания ее существования и затрат на нее в среде общества и правительственных кругов существовала тенденция переделать внедренное в русскую жизнь новое дело не то в учебное заведение, не то в собрание придворных ученых вроде придворного оркестра или театра» (В.И. Вернадский. Собрание сочинений. Т. 13, стр. 346).

Почему российская наука пошла по пути сосредоточения науки в академических учреждениях, а не в университетах? Причины этого восходят ко времени создания Петром Великим Академии наук в 1724 году.

Официально история Академии начинается с 1725 года – издания указа.

В начале XVIII века университеты в Европе испытывали кризис. Они были схоластичны и чужды научным изысканиям. Передовые ученые того времени, прежде всего Готфрид Лейбниц, создатель Берлинской академии наук, советовали Петру идти по пути организации академии, а не университета. Лишь к середине XVIII века совершился поворот, когда наука стала проникать в средневековые европейские университеты. В дальнейшем это определило на века вперед развитие европейской науки, преимущественно на базе университетов.

Но к этому времени (ко времени создания Московского университета в 1755 году) петровская Академия наук уже более 30 лет развивалась в уготованном ей предназначении. На это время приходится работа в России Д. Бернулли, Л. Эйлера, натуралистов и исследователей Сибири И.Г. Гмелина, С.П. Крашенинникова, расцвет деятельности М.В. Ломоносова.

«…Уже в первое столетие сошла на нет и та сторона деятельности Академии наук, – указывает В.И. Вернадский, – которая была связана с ней, как близкого двору собрания ученых. Вначале одной из важных задач Академии наук было сочинение похвальных од или речей на разные события жизни России или двора, устройство «потешных» празднеств, требовавших некоторых научных знаний, – например, огромных фейерверков…» (там же, стр. 350).

«Академия наук постепенно сознательно освобождалась от тех функций, которые стояли в противоречии с ее основными тенденциями, то есть со стремлением к чистому научному знанию и связанной с ним работой – научным творчеством» (там же, стр. 353). Она сосредоточилась на своем главном назначении – развитии фундаментальных наук.

В.И. Вернадский в 1912 году записывает в трактате об истории Академии наук: «…ее живучесть выявилась в том, что она нашла себе место и положение при смене времени и научных состояний» (там же, стр. 245).
Сейчас Академия наук приближается к 300-летию своего существования. Прошедшие после этих слов В.И. Вернадского последние 100 лет приходятся большей частью на советский период, в течение которого Академия наук превратилась в научного гиганта, равного которому не было в мире. Заслуга советского политического руководства состояла в том, что оно поняло, что для быстрого развития нужна система специализированных научных учреждений. Этой системе необходимо было предоставить определенную свободу творчества одновременно с жесткой ориентацией на решение практических задач. Траты на фундаментальную науку правительству приходилось терпеть как неизбежное зло.

Время от времени политическое руководство проявляло свои научные вкусы, разгоняя генетику или кибернетику. Но ему приходилось мириться с законами науки. Особенно быстро, когда руководству объясняли, например, что возможность создания атомной бомбы вытекает из нелюбимых коммунистами разделов физики типа теории относительности.

Смелость чиновника

Идеи реформирования РАН в постсоветское время появились сразу после того как Россия в начале 90-х годов попыталась встать на западный путь экономического развития. Западные консультанты указывали на то, что в передовых в техническом отношении странах Европы и Америки наука развивается в университетах. Это позволяет осуществлять образование молодежи в атмосфере последних научных достижений и, что немаловажно, вовлечь массу студентов в научную работу в качестве исполнителей, экономя фактически на финансировании науки. Следует ли ввести в нашей стране подобные механизмы связи науки и образования? Конечно, следует.

Вообще озабоченность правительства состоянием науки понятна и поиск путей реформирования Академии наук оправдан. Конечно, провозгласив курс на инновационную высокотехнологичную экономику, необходимо опереться на мощную науку.

Но, к сожалению, нынешний, июньский правительственный законопроект представляет какую-то конвульсивную, непродуманную попытку. Он не решает проблемы создания эффективной науки. Ликвидация академии, слияние нескольких академий, отторжение имущества академии – это весьма радикальные шаги, но как это должно привести к улучшению положения науки? Как отмечал 100 лет назад В.И. Вернадский по аналогичному поводу: «Это была не смелость государственного человека, истекающая из строгого расчета и провидения грядущих событий, а смелость чиновника, основанная на незнании и непонимании окружающего» (Газета «Новь», 4 февраля 1907 г.).

Отменяется основной принцип построения Академии наук, позволивший ей пережить все смены политических режимов: самоуправляемость, неподведомственность государственным структурам.
В проекте правительства не упоминается главная задача, записанная в Уставе РАН: «проведение фундаментальных исследований в области естественных, технических, гуманитарных и общественных наук, способствующих экономическому, социальному и духовному развитию общества».

Первоочередными задачами новообразованной РАН в проекте объявляются: «1) разработка предложений по формированию и реализации государственной политики; 2) экспертиза крупных научно-технических программ и проектов; 3) участие в организации и координации фундаментальных и поисковых научных исследований…; 4) предоставление научно-консультативных и экспертных услуг органам государственной власти Российской Федерации…». Эти задачи не предусматривают получение новых знаний, проведение фундаментальных научных исследований, а лишь предоставление научно-консультативных и экспертных услуг.
Это в современной терминологии и есть «сочинение похвальных од или речей на разные события жизни России или двора, устройство «потешных» празднеств», о которых говорил В.И. Вернадский применительно к ожиданиям публики от деятельности Академии наук в XVIII веке.

С трибуны Госдумы утверждается, что финансирование РАН возросло почти в 10 раз, а должной отдачи от этого не случилось. Но общество должно знать, что это заявление ложно. Действительно многократно возросли государственные расходы бюджета на науку, но не на РАН! Финансировались проекты «Сколково», «Роснано», мегагранты, отраслевые проекты, университетская наука и прочее. Эти траты оказались непродуктивными. Небольшой рост финансирования, который наблюдался в РАН, связан с относительным ростом за эти годы зарплаты работников бюджетной сферы вообще, а при учете инфляции просто сводится на нет.

Решая судьбу Академии наук, чиновники отождествляют ее с несколькими сотнями академиков. Но особенность Академии наук состоит не в том, что в ней работают академики, а что это – система специализированных научных институтов. В крупных академических институтах обычно работают несколько членов академии. Но есть академические институты, в которых нет ни одного академика. И наоборот. Многие академики работают не в системе Академии наук, а в отраслевых институтах, конструкторских бюро и т.д. Когда мы говорим о судьбе Академии наук, речь идет прежде всего о судьбе научных институтов.

Кому управлять имуществом

Предъявляются претензии к эффективности управления имуществом в Академии наук. Вопрос об управлении имуществом к науке имеет малое отношение. Возможно, со стороны чиновников РАН действительно практиковались операции сомнительного свойства. Но не счесть примеров злоупотреблений и в государственных структурах. Нет никакой гарантии, что уполномоченное агентство будет управлять имуществом Академии наук безупречно.

Я бы сказал скорее, что академия благодаря своему упрямству сохранила от растаскивания и распродажи общественное имущество. Оно ветшает, но оно готово к использованию.

В то же время несомненно, что директора большинства институтов заинтересованы в том, чтобы снять с себя заботу об управлении имуществом. Однако понимают ли авторы законопроекта, что это в действительности значит? Если сейчас академический институт пытается отыскать всеми путями, в том числе сдавая в аренду часть помещений, средства для покрытия коммунальных расходов, ремонта, обеспечения охраны, пожарной безопасности, то научный коллектив, освобожденный от этой заботы, будет требовательно ожидать этого от агентства.

Более того, инфраструктура научного учреждения физико-химического направления – это не инфраструктура жилого дома. Предусмотрены ли у агентства соответствующие финансовые средства и имеются ли у агентства реальные инженерно-технические кадры для исполнения этой работы – не чиновников-менеджеров, а специалистов, рабочих и инженеров.

Я не рекомендовал бы президенту РАН Владимиру Евгеньевичу Фортову соглашаться на роль руководителя этого агентства. Это означало бы сохранение ответственности при отсутствии реальных возможностей. Пусть уж назначенное от правительства лицо занимается вопросами обеспечения работоспособности инфраструктуры РАН.

Спасение – в фундаментальности

Что же все-таки делать? Я хочу высказать несколько суждений, которые считаю важными.

Прежде всего, возвращаясь к уставу РАН и к первоначальному замыслу Академии наук, – главное назначение Академии наук состоит в развитии фундаментальных исследований.

Я с осторожностью отношусь к призывам и обещаниям некоторых академиков немедленно сосредоточиться на прорывных технологиях, на разработке новых методов и материалов. Конечно, это звучит очень привлекательно. Но если развивать Академию наук с практическим прицелом, то останутся без должной поддержки те области, в которых создания прорывных технологий не видно. Изучение внутреннего химического строения Луны или решение вопроса о механизме аккумуляции планет в период формирования Солнечной системы не обещает немедленных практических применений. Между тем работа в этих направлениях требует использования дорогих приборов, космических экспериментов и пр.

Нужно иметь постоянно в виду, что фундаментальную науку трудно прогнозировать. Прислушаемся опять к В.И. Вернадскому: «Новые науки, которые постоянно создаются вокруг нас, создаются по своим собственным законам; эти законы не стоят ни в какой связи ни с нашей волей, ни с нашей логикой. Наоборот, когда мы всматриваемся в процесс зарождения какой-нибудь новой науки, мы видим, что этот процесс не отвечает нашей логике» (В.И. Вернадский. «Труды по геохимии», 1921 г., стр. 8).

Поэтому дальновидной политикой является не адресная поддержка перспективных групп, а институциональная поддержка фундаментальной науки в целом. Конечно, на этом фоне могут и должны быть случаи особой поддержки через гранты, специальные проекты и прочее. Но прежде всего должен быть обеспечен базис.

Что значит обеспечить базис?

Ответ на этот вопрос прост. Существует рыночная цена науки. Такая же как цена на газ, нефть.

Для того чтобы сегодня извлекать новые знания из окружающего мира (это фундаментальная наука) и создавать на базе этого знания новые технологии, материалы и прочее (прикладная наука), нужно располагать приборами и оборудованием, обеспечивающими предельную для сегодняшнего дня точность и аналитические возможности. Если ваши измерения сделаны с меньшей точностью, чем достижения других, ваши данные просто не учитываются. Они не принимаются к публикации в научных журналах. Это – дорогие приборы. Нужна инфраструктура, обеспечивающая высокую степень чистоты рабочих помещений, используемых реагентов. Нужно опытное производство, обеспечивающее немедленное изготовление необходимых вспомогательных устройств, и т.д. Поддержание таких условий стоит дорого. Наконец, нужны высококлассные специалисты, которым нужно платить соответствующую заплату.

Границы сегодня открыты. Поэтому научные центры формируются там, где предлагаются условия, отвечающие рыночной цене науки.

Цена науки

Рыночная цена науки оценивается как бюджет научного учреждения, отнесенный к числу сотрудников. Я обратился к своим зарубежным коллегам, занимающим руководящие позиции в зарубежной науке, с просьбой снабдить меня такой информацией. Меня интересовали научные институты, аналогичные по организации и задачам институту, которым я руковожу, – Институту геохимии и аналитической химии имени В.И. Вернадского Академии наук.

Полярный институт имени Альфреда Вегенера (AWI, Германия). Бюджет: 120 млн. евро, число сотрудников: 900. Цена науки: 5,9 млн. руб. (я сразу перевожу в рубли), приходящихся в расчете на одного сотрудника в год. Это – не только зарплата. Сюда входят расходы на содержание института, затраты на приобретение оборудования и средняя зарплата.

Институт Geomar (Германия). Это крупный институт в Киле, который в отличие от AWI имеет не только бюджетные, но и частные источники финансирования. Бюджетная часть составляет 60 млн. евро, персонал: 800 человек. Цена науки: 3,2 млн. руб. на сотрудника в год.

Институт исследования недр Земли (Мисаса, Япония). Бюджет: 6,04 млн. долл. в год, персонал: 40 человек (15 докторов наук). Цена науки: 4,65 млн. руб. на одного сотрудника в год.

CNRS (Национальный центр научных исследований, Франция). Это аналог по структуре и задачам Российской академии наук. Бюджет: 2,1 млрд. евро, персонал: 26 тыс. человек. Цена науки: 3,47 млн. руб. на одного сотрудника в год.

Британская геологическая служба (научное учреждение с бюджетным финансированием). Бюджет: 50 млн. фунтов стерлингов, персонал: 640 человек. Цена науки: 3,9 млн. руб. на сотрудника в год.
Вейсмановский институт (Weizmann Institute, Израиль) – основное академическое учреждение Израиля. Бюджет: 532,2 млн. шекелей (146 млн. долл.), персонал: 500 человек. Цена науки: 9,1 млн. руб. на сотрудника в год.

Я не привожу данные по американским грандам науки (Гарвардский, Массачусетский, Стэнфордский университеты), где цена науки в расчете на одного сотрудника превышает 10–15 млн. руб. в год.
Кстати, о зарплате. У меня в руках зарплатный лист профессоров канадских университетов: имя профессора – название университета – должность – годовая зарплата. Тысячи имен. Эта информация доступна. Так вот, в столбце годовая зарплата нет ни одного случая, когда зарплата была бы меньше 100 тыс. долл. в год. 100 тыс. долл. в год – это приблизительно 250 тыс. руб. в месяц (доплата российским академикам за академическое звание – 50 тыс. руб. в месяц). Большинство профессоров канадских университетов получают в пересчете на наши деньги 300–400 тыс. руб. в месяц. Это вовсе не лауреаты Нобелевской премии. Обычные высококвалифицированные ученые и преподаватели. Встречаются и русские фамилии.

Теперь для сравнения данные по отечественной науке. Раскрою бюджет нашего института – Института геохимии и аналитической химии имени В.И. Вернадского. Один из передовых институтов РАН. Бюджет: 257 млн. руб., персонал: 514 человек. Это – 0,5 млн. руб. на одного сотрудника в год. С учетом внебюджетных поступлений – 391 млн. руб., то есть на одного сотрудника в год приходится 0,76 млн. руб. Если взять РАН в целом, то бюджет ее: 60 млрд. руб., численность персонала: 100 тыс.; это все те же 0,6 млн. руб. на сотрудника в год.

За такие деньги качественную науку купить нельзя. Поэтому реформирование Академии наук должно включать такую модель ее структуры, состава и прочее, которая бы отвечала рыночной цене науки. Все остальные идеи – слить три академии в одну, сделать всех членов-корреспондентов академиками и – т.п. без этого основополагающего условия – пустое дело.

Решение этой проблемы должно быть главным в реформировании. Правительство должно осознать, что, если оно серьезно ставит задачу модернизации страны и создания инновационной академии, ему придется заплатить эту цену. Это сложно. Мы, ученые, не можем сидеть сложа руки в ожидании манны небесной. Наш долг – изыскать ресурсы со своей стороны. Но не для того, чтобы сделать науку дешевле. Это невозможно, а для того, чтобы вместе с правительством искать совместно пути построения ее на уровне мировой цены. Это потребует определенных жертв и неудобств. Но это наша часть общего пути.

Наконец, еще одно положение, которое я считаю непременным, – изживание бюрократии. Бюрократизация приводит к огромным потерям времени и сил. К сожалению, это наша давняя беда. Это как раз то, что имел в виду В.И. Вернадский, когда еще в 1908 году отмечал, что: «Русские ученые ведут работу в тяжелых условиях, которые совершенно непонятны на Западе. Их нервы все время напряжены, время и силы идут на борьбу с ненужными препятствиями» (газета «Речь», 1 января 1908 г.).

* * *

Я предлагаю свести реформу Академии наук к четырем принципам:

1. Фундаментальная наука должна оставаться главным назначением Академии наук.
2. Рыночная цена науки есть обязательное условие ее содержания.
3. Бизнес должен быть поставлен в условия честной конкуренции, которая сделает науку необходимой для его развития, то есть востребованной.
4. Устранить бюрократизм, что означает управление, основанное на гораздо большей степени доверия к людям.

Сегодня в Институте Философии РАН прошло первое собрание, посвящённое подготовке акций протеста сотрудников РАН, запланированных на конец августа- начало сентября. На заседании присутствовали представители более чем 15 научно-исследовательских институтов Академии Наук, а также ряда ВУЗов Москвы и Санкт-Петербурга. Также в его деятельности участвовали сотрудники ИГСО Олег Воронин и Иван Щёголев. Собрание вела сопредседатель Совета Молодых Учёных ИФ РАН Софья Пирожкова.  Особым гостем на собрании был председатель ЦК профсоюза работников РАН Виктор Калинушкин, неожиданно для многих собравшихся в довольно радикальном ключе поддержавший инициативу молодых учёных: "Молодёжь заняла активную позицию, и это радует. Тем более, что в законопроекте нет ничего о  реформе — речь идёт о разрушении Академии Наук".

Главным вопросом на повестке дня был митинг, проведение которого  запланировано предварительно на 24 августа. В ходе собрания был создан оргкомитет митинга с основными рабочими группами. Основной упор в готовящейся акции было предложено сделать на участии молодых учёных — в пику пропаганде в официальных СМИ, в представлении которой Академия вся сплошь состоит из стариков. Тем не менее, организаторы не намерены устанавливать какой либо возрастной ценз — пусть приходят все, кому не равнодушна судьба науки в России. К участию в митинге также было решено привлечь преподавателей и студентов ВУЗов, а также учителей. Левые силы тоже смогут прийти — но без флагов, в порядке солидарности. Такое решение оргкомитета основано на печальном опыте многих предшествующих социальных акций, когда различные политические силы, как системные, так и иногда внесистемные пытались приватизировать акцию с целью самопиара. Места на сцене будут также зарезервированы преимущественно для научных работников и преподавателей. Собравшиеся  отвергли также идею о приглашении на митинг лидеров парламентских партий.

Помимо этого, в ходе собрания обсуждались и дальнейшие планы по борьбе за Академию Наук — в частности, уже готовящаяся по инициативе профсоюза работников РАН всероссийская акция протеста, назначенная на 4 сентября. Также участники собрания предложили и другие, более креативные формы протеста: Например, высказывалось предложение спеть перед началом осенней сессии Госдумы издевательскую песенку с сайта «ГОП-СТОП РАН«, разоблачающего пропаганду правительственных СМИ, направленную против Академии, встретившее довольно противоречивую реакцию. Многим песня на мотив известной блатной песни показалась слишком вульгарной.

Итоги собрания свидетельствуют о том, что научное сообщество достигло такого уровня зрелости и самоорганизации, что может — с некоторой поддержкой со стороны левых и социальных движений — выступать как самостоятельный субъект социального протеста. Понадеемся, что у учёных всё получится и они смогут развить этот первоначальный успех.

Пропаганда неолиберальных реформ в России всегда идет по одной и той же схеме.

Сначала нам рассказывают — долго, подробно и, по большей части, правдиво — о плохом состоянии той или иной отрасли, о её многочисленных проблемах и явной неэффективности. Потом в общих словах заявляют о том, что назрело реформирование соответствующей сферы. После чего публике предлагается серия мер, не имеющих совершенно никакого отношения к перечисленным проблемам, но заявляется, что именно эти реформы жизненно необходимы, чтобы исправить положение. Какова связь между реформами и проблемами, как конкретно они помогут улучшить ход дел, никогда не сообщается.

Так, приватизация должна была резко повысить эффективность промышленности, уменьшить зависимость страны от экспорта нефти и преодолеть технологическое отставание от Запада. Реформа ЖКХ должна была нас обеспечить качественными услугами и положить конец росту цен в отрасли. ЕГЭ предлагался как панацея от коррупции. Превращение госпредприятий в “госкорпорации”, находящиеся практически под контролем частных лиц, должно было сделать инвестиции более результативными, а использование казенных денег более прозрачным. И так далее.

После каждой серии реформ ситуация в преобразуемой сфере не только не улучшалась, а напротив, становилась резко хуже, поскольку старые проблемы никуда не девались, но к ним добавлялись новые, порожденные уже действиями реформаторов. Это, конечно, в том случае, если объект реформирования не уничтожался полностью в процессе его “спасения”, как случилось со многими отраслями отечественной промышленности (в первую очередь, высокотехнологичными). После этого реформаторы, как правило, признавали провал, даже соглашались со многими высказываниями критиков, только в качестве ответа на сложившуюся ситуацию предлагали новую серию реформ в том же самом направлении — “более радикальных и последовательных”. А мнения критиков, которые многократно оказывались правы, по-прежнему игнорировались или осмеивались, хотя задним числом сама же либеральная публика как ни в чем ни бывало заимствовала формулировки своих оппонентов. Достаточно вспомнить, как выражение “олигархический капитализм” перекочевало из левой публицистики в либеральную пропаганду после того, как подтвердился прогноз левых экономистов относительно перспектив приватизации.

Цикл реформирования бесконечен и может быть оборван только уничтожением объекта реформ.

Катастрофа повторялась нередко по второму, а иногда и по третьему разу.

К несчастью для реформаторов, общество, уже привыкшее к подобной демагогии, начало вырабатывать к ней иммунитет. Что и обнаружилось в истории с предложенной правительством реформой Российской Академии Наук.

В самом деле, каким образом стотысячная пожизненная стипендия академикам позволит повысить уровень цитируемости их работ в зарубежной научной прессе? Почему объединение Академии наук с сельхозакадемией увеличит авторитет исследовательского сообщества? Каким образом передача собственности РАН специальному госагентству будет способствовать омоложению состава Академии Наук? Почему прямое назначение директоров исследовательских институтов министерством поможет укрепить самостоятельность академии по отношению к правительству?

Всё это выглядит странно и дико, но только до того момента, когда мы понимаем, что у реформы есть на самом деле собственная логика и совершенно ясные, четкие цели — только эта логика и эти цели не могут быть провозглашены публично. Целью приватизации в свое время было не повышение эффективности промышленности или её модернизация, а просто передача предприятий в частные руки. На данном этапе целью реформы РАН является свертывание государственного финансирования, отказ правительства от поддержки фундаментальной науки, ликвидация соответствующих учреждений и реализация принадлежавших им зданий на рынке недвижимости. И как только мы перестанем думать о происходящем в академических категориях, перейдя к категориям спекулятивного рынка, всё тут же становится на свои места. Ведь коль скоро речь идет о массовых увольнениях, закрытии научных программ, ликвидации институтов и приватизации их собственности, то сразу станет ясно, что назначенные министерством кризисные менеджеры действительно справятся с этой задачей лучше, чем академическое начальство, которое, как бы ни было оно коррумпировано, обременено связями в научной среде, обязательствами перед коллегами, репутационными ограничениями, а порой ещё и остатками совести. И легко понять, почему те самые либеральные публицисты, которые нам постоянно внушают, что государство никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах не может эффективно управлять, теперь с пеной у рта доказывают, что отъем имущества у Академии и передача его в управление специального госагентства (не имеющего никакого отношения к научным изысканиям) резко повысит эффективность. Противоречие здесь лишь кажущееся, ведь единственная функция, которую либеральная мысль действительно готова без колебаний доверить правительству, состоит именно в приватизации госсобственности. Именно под эту функцию и создается соответствующее агентство. И нет сомнения, что оно с такой работой отлично справится.

Постоянно повторяющаяся история с реформами уже достаточно знакома общественности, чтобы возникали сомнения в направленности проводимых мер и их неизбежных результатах. Но у тех, кто ещё сомневается, есть возможность взглянуть на опыт соседней Грузии, где в точности такая же реформа уже была проведена несколько лет назад. Совпадение настолько полное, вплоть до деталей, что возникает вопрос, не был ли российский проект просто тупо списан с грузинского. Или у них есть общие авторы?

В результате грузинской реформы все исследовательские институты в стране были закрыты, все здания проданы, а сами академики, согласившиеся на получение отступного в виде высокой, по местным понятиям, пожизненной стипендии, превратились в сообщество уважаемых пенсионеров. Как помогла эта реформа решить проблему низкой цитируемости грузинских ученых? Очень просто и очень радикально — науки больше нет, публикаций нет. А раз нет публикаций, то и нет больше проблемы с низким уровнем цитируемости.

Разумеется, российским властям далеко до рыночного радикализма Михаила Саакашвили. Да и страна у нас немного больше, чем Грузия. Поэтому институты закроют не все, а только часть. Разгром исследовательских центров будет проводиться именно в форме оптимизации, укрупнения и слияния. О чем, кстати, недавно проговорился один из идеологов реформы, Константин Сонин, признавшийся, что число институтов должно резко сокращаться. То же относится и к вузам, к кафедрам. Эффективность исследовательской работы либеральный экономист логично сводит к умению заработать деньги, а тех, кто этого не умеет, надо закрывать. В итоге, конечно, у нас останется несколько крупных, очень престижных и безумно дорогих “национальных исследовательских центров”, вся деятельность которых сведется к тому, чтобы доказывать, что вопреки инсинуациям критиков и прогнозам злопыхателей, “российская наука жива”. Как они будут работать, мы примерно уже представляем себе по деятельности Сколково и корпорации “РосНано”. Можно проводить международные конференции, оплачивая роскошные гостиницы и банкеты, выплачивать баснословные гонорары за лекции, субсидировать бизнесу исследования, которые он в противном случае всё равно бы провел за свой счет, приглашать иностранных звезд, а главное, заниматься пиаром, пиаром и ещё раз пиаром.

Такую же историю мы могли недавно наблюдать уже на примере высшего образования, когда создавали федеральные университеты, громя региональные вузы. Нам обещали, что за 10 лет эти новые университеты войдут в топ мирового рейтинга. Большая часть отведенного времени уже прошла, а про провозглашенную цель предпочитают скромно не вспоминать. Никакого прорыва в научных исследованиях не случилось, не улучшилась подготовка кадров, вузовская наука по-прежнему отстает от академической. Но зато реформа сопровождалось разгромом устоявшихся вузовских коллективов, серией “слияний и поглощений”, в ходе которых региональное образование потеряло значительную часть своего и без того скромного потенциала.

Авторы песенки “Гоп-Стоп РАН” выразили реальную программу гораздо лучше полнее и четче, чем защитники и даже многие критики реформы, безуспешно пытающиеся доказывать чиновникам, что проводимые ими мероприятия нанесут вред науке, не приведут к обещанным результатам и вообще нелогичны. Эти доводы и увещевания сами по себе нелепы и абсурдны, поскольку обо всём этом чиновники и идеологи реформы знают гораздо лучше самих ученых. Единственная проблема “реформаторов” состоит в том, что они не могут позволить себе быть до конца откровенными.

В результате обнаруживается очевидная абсурдность проекта и явное отсутствие какой-либо связи между предлагаемыми преобразованиями и реальными проблемами. Обставленная таким образом реформа РАН вызвала общественное возмущение в таких масштабах, что этого не смогли игнорировать даже либеральные эксперты, принимавшие непосредственное участие в формировании концепции реформы. Как всегда в таких случаях, ответственность с идеологов перекладывается на исполнителей: мол, замысел был хорош, но недоумки-чиновники его исказили. Эта отговорка тоже повторяется из года в год, как некая спасительная мантра, полностью снимающая вину с тех, кто является инициатором и идеологом процесса.

Те самые люди, с которыми на протяжении нескольких лет министерские начальники обсуждали и прорабатывали концепцию реформы, сегодня, в отчаянной попытке спасти лицо, неожиданно появляются в рядах её критиков (как было, впрочем, и в случае со введением ЕГЭ). Другое дело, что их критика звучит довольно своеобразно. Мы видим как Михаил Гельфанд, Константин Сонин и им подобные заполоняют информационное пространство путаными интервью и заявлениями, пытаясь усидеть на двух стульях, мешая защиту проводимой политики с упреками в адрес безымянных аппаратчиков, которые что-то где-то напутали. Они готовы признать как минимум сомнительным тезис о том, что чиновники Минобразины будут управлять исследовательскими центрами лучше, чем академические работники, но тщательно избегают разговора о сути дела. Ведь вопрос стоит сегодня не об улучшении или ухудшении системы управления, а о ликвидации академических структур и сообществ как таковых.

Никакой промежуточной позиции, увы, быть уже не может. Мы действительно стоим у последнего рубежа. Или российская наука сохранится, или она будет уничтожена. То, что они называют “реформированием”, на деле есть смертный приговор. Не только науке. Это приговор стране.

Люди, которые продвигают и отстаивают реформу, являются принципиальными противниками тех принципов, на которых наука строится: они не только не верят в бескорыстный поиск истины и в тягу к знаниям, но и предпринимают всё возможное, чтобы искоренить эти качества у других, чтобы сделать любую практику, основанную на этих принципах, в России невозможной.

Они враги. Жестокие, безжалостные и подлые.

Никаких компромиссов, никаких уступок здесь быть не может.

Враг, он и есть враг.

И поступать с ним надо соответственно.

После того, как законопроект о реформе РАН успешно прошел два чтения, председатель комитета Госдумы по образованию Вячеслав Никонов сказал, что теперь вызвавший переполох документ "разминирован". Оговорка? Учитывая, что Никонов – прямой потомок сталинского наркома Вячеслава Молотова, из которого никакие Черчилли и Риббентропы не могли вытянуть неосторожного слова, да и сам депутат давно обретается в высших кругах, в оговорку никак не верится.

Имена авторов законопроекта, который поставил на уши научную общественность, лежат во мраке. Однако известно, что ужасный законопроект "разминировал" лично Владимир Путин после консультаций с президентами трех российских академий, а также отдельно и приватно — с экс-руководителем Службы внешней разведки академиком Евгением Примаковым. Поскольку проект реформы в пожарном порядке для принятия сразу во всех чтениях был представлен премьером Дмитрием Медведевым, вице-премьером Ольгой Голодец и министром Дмитрием Ливановым, логично предположить, что "минировали" Академию наук именно они, заставив президента России работать "сапером". А если бы сапер ошибся? Это хорошо, что наш президент никогда не ошибается, а вдруг? Но тогда почему "Единая Россия", которая всецело поддерживает и хранит Владимира Путина, не потребовала отставки тех, кто подложил президенту свинью?

Президент РАН Владимир Фортов сейчас успокаивает общественность, что после поправок в законопроекте все хорошо, а заодно уверяет власть, что больше беспокойств во вверенной ему Академии не будет. Откуда оптимизм, абсолютно непонятно. Главные цели реформы в отредактированном документе остались в сохранности. Директора институтов назначаются чиновниками, даже звание академика должно быть одобрено столоначальником. Имущество Академии переходит в ведение новой бюрократической структуры. Академия превращается в совещательный орган без реальной власти.

По существу, внесенные коррективы были призваны успокоить академическую номенклатуру, и это удалось. Но в научной среде, где, собственно, и развивается наука, продолжается недовольное брожение. Протестные письма в Кремль написали все отделения и многие лучшие институты РАН, но вряд ли чиновники захотят внять доводам интеллектуальной элиты.

Плутарх описывал поведение римской черни, для которой крики "Грек! Ученый!" были самыми бранными. Мы тоже относимся к ученым, как к чудакам и неудачникам. Президент России проводит многочасовые пресс-конференции, но ни разу на них не прозвучал вопрос, который касался бы развития науки и наукоемких технологий. Хотя, к примеру, президенты США на аналогичных мероприятиях постоянно говорят на эту животрепещущую тему. Наука не интересует российское общество, которое в своих интеллектуальных запросах ограничивается НЛО, астрологией и ворожбой.

Но наука мало интересует и власть. Президент регулярно встречается со спортивными чемпионами, а также со звездами шоу-бизнеса. Однако он не дарит свое общество ученым — это смертельно скучно и не имеет никакого политического смысла. Недавно в Москву приезжал английский гражданин Нобелевский лауреат Андрей Гейм, который уехал из России, чтобы нормально заниматься наукой. Президент в тот день встречался с Патриархом Иерусалимским Феофилом, поскольку, ежу понятно, это значительно важнее разговора с нудным ученым.

Но самое непонятное в реформе РАН состоит в том, что совершенно скрыт смысл преобразований. Академия наук работает, спору нет, не слишком плодотворно, но почему задуманные меры приведут к тому, что она станет работать лучше? В Интернет попало письмо министра Ливанова, написанное в скандальные дни. В нем министр объясняет, что обсуждать достоинства и недостатки законопроекта бессмысленно, поскольку документ все равно будет принят. А также признает, что имеется целый ворох принципиальных и значимых для управления Академией вопросов, которые не решены даже приблизительно, — но закон все равно должен быть принят. Итак, Ливанов знает, что его план приведет к дезорганизации науки, но все равно прет вперед, как танк.

Министерство образования и науки проваливает в последние годы все начинания и инициативы. Российская академия наук имеет бюджет, как один Гарвард, — какой индекс цитируемости может быть у нищей науки? РАН с сотнями крупных институтов получает из бюджета столько же средств, как два проекта, рожденных бюрократической фантазией, — "Сколково" и "Роснано". Это любимые игрушки эффективных менеджеров, но в обществе они давно стали притчей во языцех. Кто сказал, что те же эффективные менеджеры после "Сколково" и "Роснано" вдохнут в Академию наук новую жизнь? Скорее, совсем в гроб загонят, хотя сами в накладе не останутся.

На митингах в защиту Академии наук ученые носили символический гроб, но этот образ вполне может стать реальностью. Может быть, все дело в собственности Академии? Эта версия звучит часто и не лишена смысла. Хотя реализовать академическое имущество непросто — и проку будет, как свинью стричь.

Уверен, главный движущий мотив реформы РАН – искоренение независимой и самоуправляемой организации. Нет, Академия не помышляла о своеволии и инакомыслии, но сама логика нынешнего механизма власти состоит в том, что невозможно в принципе терпеть такую потенциальную возможность. По этой причине реформа принималась в пожарном порядке, без обсуждения с научной общественностью. Какой смысл обсуждать и взвешивать, если цель не наука, а искоренение? Полоть – не сеять.

И все же легкий исторический экскурс. За 300 лет существования Российской академии наук власть всегда наделяла ее собственностью. И никогда это не мешало исследованиям, потому что имущество – это важный ресурс науки, который можно использовать в экстренном порядке. Даже такие сатрапы, как Николай I и Сталин, были щедры с наукой. Ни при каких режимах ученые не тяготились управлением имуществом, для этого существовали специальные люди. Слова министра о том, что ученые отвлекаются от занятий наукой, – либо шутка, либо демагогия.

Бывали ли случаи, когда Академию лишали имущества? В анналах сохранился лишь один пример. В Италии Национальная академия дель Линчеи, шестым членом которой был Галилей, была распущена Муссолини, но когда его повесили, Академии вернули все добро. На пленуме ЦК КПСС в 1963 году Хрущев стучал кулаком: "У нас достаточно нашей партии и центрального комитета, и если Академия наук будет вмешиваться, мы разгоним к чертовой матери Академию наук, потому что Академия наук нам не нужна, это нужно было для буржуазного русского государства". Через год из кресла вылетел сам Хрущев — ему в вину было поставлено, в числе прочего, то, что испортил отношения с учеными.

Не надо быть членом Академии наук, чтобы знать: история — никудышный учитель, никому ее уроки впрок не идут.

Сергей Лесков

Минобрнауки намерено разобраться кто есть кто в науке. Для этого раз в пять лет институт проверят по специально разработанным критериям оценки эффективности. По итогам проверки будут выявлены лидеры, "середняки" и аутсайдеры. Попавших в "черный список" ждет в лучшем случае реорганизация, в худшем - ликвидация.

В принципе подобная система действует и сегодня. Она работает по правилам, утвержденным в 2009 году постановлением правительства "Об оценке результативности деятельности научных организаций, выполняющих научно-исследовательские, опытно-конструкторские и технологические работы гражданского назначения". По сути, это ведомственный мониторинг, когда, к примеру, РАН сама оценивает работу своих институтов. Кстати, последняя проверка дала такие результаты: из 370 организаций академии 12 записали в "середняки", одно получило "неуд", остальные признаны "отличниками". Прямо скажем, учитывая отставание нашей науки от мирового уровня, такие высокие баллы вызывают вопросы. Их, очевидно, следовало бы обсудить.

Как бы то ни было, Минобрнауки предлагает внести в документ по оценке эффективности принципиальные поправки. Скажем, чтобы не сравнивать одним "метром" физика и лирика, предлагается сформировать референтные группы из институтов схожего профиля, например исторических или биологических. Для каждой группы будут разработаны свои методики оценки. Но в предложениях минобрнауки есть куда более важный момент. Оценивать работу институтов больше не будут учредители, та же РАН, а специально созданная межведомственная комиссия. Как она будет формироваться, пока неясно. А ведь именно это ключевой вопрос для предлагаемых преобразований.

Надо отметить, что подобная практика оценки принята во многих ведущих научных центрах мира. Для этого в качестве экспертов приглашаются авторитетные ученые из разных стран, в том числе и из России. Кстати, такая экспертиза давно обсуждается в РАН, но сразу вставал вопрос: а кто оплатит их работу? Ведь сегодня вся академия финансируется, как средний американский университет. Практически все деньги уходят на зарплату, а на приобретение нового оборудования мало что остается. Какие уж тут эксперты. Очевидно, минобрнауки берется решить эту проблему.

Сколько может быть закрыто научных институтов? Если судить по высказыванием руководителей минобрнауки, примерно треть научных организаций РАН не эффективны. А значит, их может ожидать хирургическое вмешательство. Подобный жесткий подход всегда вызывал протест академии. Речь даже не о том, что за 20 лет государство довело многие институты до нищенского существования. Конфликт глубже, он в разном понимании самой сути фундаментальной науки. По словам ученых, это свободное творчество: результаты исследований трудно прогнозируемы, нельзя планировать открытия. Прорывные результаты достигаются порой там, где их меньше всего ожидали, и отнюдь не по приоритетным темам. Кроме того, очень многие современные проблемы являются мультидисциплинарными, и успех дела зависит от того, ведутся ли фундаментальные исследования сразу по многим направлениям.

Широко развитая в стране фундаментальная наука необходима и потому, что она выполняет для страны роль своеобразной системы слежения в широком меняющемся море научных знаний и позволяет выбирать правильные ориентиры. Представьте, что в какой-то стране сделано неожиданное открытие в научной области, считавшейся не самой перспективной. Конечно, ученые всего мира тут же подключаются к этим работам. Правда, для этого надо иметь специалистов, которые понимают, о чем, собственно, идет речь. Но где их взять, если мы закроем якобы неперспективные институты. Поэтому ученые настаивают: в науке нельзя ставить только на приоритетные и модные сегодня направления, а следует двигаться широким фронтом.

Конечно, санация научных учреждений нужна, но проводить ее надо по принципу "семь раз отмерь, один раз отрежь". Но важно, чтобы судьбу институтов решали только сами ученые. Иначе мы окончательно потеряем российскую науку.