Инновации на обочине

На прошлой неделе в сети бурно обсуждался вопрос о намерении Федеральной службы безопасности взять под свой контроль научные публикации ведущих институтов. С одной стороны, решение вроде бы логичное – если какие-то исследования и разработки могут иметь значение для технологического прорыва (а тем более, если речь идет об оборонных отраслях), то открытый доступ к ним со стороны наших возможных конкурентов весьма нежелателен. Нет никаких сомнений в том, что зарубежные компании интересуются отечественными исследованиями, прямо или косвенно связанными со стратегическими направлениями – энергетикой, приборостроением, аэрокосмической техникой. И не только интересуются, но и вовсю взаимодействуют с российскими учеными, в том числе – с учеными СО РАН.

Но с другой стороны, в сложившихся условиях вмешательство российских спецслужб в научно-исследовательский процесс кажется не просто неуместным или неконструктивным – но и совершенно надуманным, предложенным в угоду политической конъюнктуре, но отнюдь не ради дела. В советские годы такой контроль имел смысл и был обоснован самой стратегией развития и положением страны на международной арене.

Советское государство находилось в состоянии конфронтации с западными странами, пытаясь лидировать в ряде областей. Лидировать по-настоящему! Лидерство заявлялось не в декларациях, а осуществлялось на практике наглядным образом. Подтверждение тому – успехи в области космонавтики, авиастроении, оборонной промышленности, разведке и добыче полезных ископаемых.

Важным показателем государственных интересов как раз и стала сама организация академических институтов, включая институты СО РАН, чуть ли не поголовно работавших на оборонку. То есть здесь соблюдалась четкая логическая последовательность: государственный интерес, государственная задача, государственная программа, выделение средств, создание институтов, контроль и оценка результатов. В этой системе надзор со стороны спецслужб был вполне оправдан, поскольку четко вписывался в саму логику процесса.

Однако с тех пор многое что поменялось. После краха СССР государство стало относиться к науке как к старому чемодану: нести тяжело, а выбросить - жалко. В таком режиме нормальная, полноценная наука существовать не может, ибо на результаты научной деятельности должен быть реальный спрос. В противном случае деятельность ученых сведется к банальной имитации работы, к фабрикации бессмысленной отчетности. Поэтому, чтобы работать «по серьезному», ученые вынуждены вступать в контакты с внешним миром, искать коммерческих партнеров, заключать какие-то договора с различными организациями и частными компаниями – в том числе с зарубежными.  Важно понять – это делается не просто ради банального выживания. Это делается ради сохранения самой науки, ради развития интеллектуального потенциала, поскольку, еще раз подчеркну, без серьезного спроса нет серьезной работы. Но если раньше спрос обеспечивало само государство, создавая за свой счет все институты, формулируя задачи и требуя результата, то как с этим быть сейчас, когда институты остались прежними, а государство и его приоритеты сильно изменилось?

И порой получается так, что какой-нибудь иностранной компании  конкретная работа наших ученых оказывается намного интереснее, чем родным государственным структурам. Настолько интереснее, что компания, в отличие от нашего родного государства, готова эту работу поддержать материально, выделить средства на необходимое оборудование, без которого о серьезных исследованиях говорить не приходится.

Подобное взаимодействие было налажено еще с 1990-х. Несколько лет назад о работе с иностранцами говорили с гордостью. Работа с иностранцами была своего рода показателем высокого уровня. Сегодня ученые уже начинают опасаться, что в свете последних событий контакты с иностранцами начнут пресекать. Ну, хорошо, допустим, наши институты «окуклились», сделали тайну из своих исследований. Кому они, в этом случае, адресуют результаты? Государству? А разве оно ставило перед ними такие задачи, разве оно требовало серьезных успехов, разве оно куда-то это всё применило?

Чтобы работать «по серьезному», ученые вынуждены вступать в контакты с внешним миром, искать коммерческих партнеров, заключать какие-то договора с различными организациями и частными компаниями Давайте говорить откровенно. Как бы мы ни критиковали советскую власть за безумные траты на космос и вооружения, остается признать, что все госструктуры, все институты были четко «подогнаны» друг к другу. Естественно – в рамках поставленных задач. Но принципиально важно то, что задачи ставились серьезно, без всяких нынешних политесов: «ну вы там чего-нибудь предложите интересненькое, а мы рассмотрим и, может быть, профинансируем». В СССР задачи формулировались недвусмысленно. Если советским вождям была нужна атомная бомба, то они направляли на ее создание адекватный ресурс – не «сколько могли», а столько, сколько было нужно. Но и за результат спрашивали тоже серьезно – вплоть до расстрела.

Что мы имеем сегодня? Нередко мы встречаемся с такой ситуацией, когда ученые фактически ведут двойную жизнь, поскольку отчитываются перед двумя инстанциями – федеральным руководством и коммерческим партнером, обеспечивающим их необходимым (и очень дорогим) измерительным оборудованием. Причем, благодаря приобретенному за счет «частника» оборудованию они получают саму возможность отчитаться перед столичным начальством. И нетрудно догадаться, что для столичного начальства отчет будет делаться ради «галочки», в то время как отношения с коммерческим партнером поставлены совершенно «по-взрослому». Здесь пускание пыли в глаза не допускается. И дорогостоящее измерительное оборудование поставляется не из благотворительных целей, а именно для того, чтобы как можно точнее продемонстрировать результат исследований. Столичное начальство в этом плане настроено более снисходительно.

В самом деле, возьмем, к примеру, Рособрнауки. Формально данное министерство отвечает (в том числе) и за инновации. Но как это должно выглядеть на практике? Инновации – это не абстракция. Они применяются в конкретных сферах нашей жизни, в конкретных секторах экономики, например, в машиностроении, в легкой промышленности, в энергетике, в строительстве, в сельском хозяйстве. Но разве Рособрнауки курирует прорывные технологии в указанных секторах, отвечает за конкретные результаты? Скажем, за повышение КПД отечественных ТЭС (а это – одна из серьезных проблем)?  Или за рост урожайности зерновых, за снижение доли импортного мяса и молока? Вряд ли. Стало быть, «ответственность за инновации» здесь - не более чем абстракция. А раз так, то и отчетность также превращается в абстракцию.

На мой взгляд,  коренная проблема нашей академической науки в том, что институты были созданы еще в советское время под совершенно конкретные государственные задачи, а существующая ныне система управления (как наукой, так и промышленностью) абсолютно не соответствует этой системе.

Советскую систему, естественно, никто не возродит (какие бы иллюзии на сей счет кое-кто из нас ни строил). Однако система трансфера фундаментальных знаний в практическую область не может осуществляться через банальное разбрасывание министерских грантов по разным научным организациям. Скорее всего, министерства, отвечающие за модернизацию, должны создаваться для решения конкретных государственных задач и наделяться своими собственными научными организациями – с финансированием, адекватным поставленной задаче. Иначе говоря,  на базе академических институтов необходимо создать крупные национальные лаборатории, подчиненные профильному министерству, отвечающему за конкретный результат.

Собственно, ученый не обязан втираться в доверие к государству и объяснять, чем он может быть ему полезен. Государство – не меценат. Роль вальяжного оценщика ему не к лицу. У него должны быть свои четко сформулированные цели и задачи, под которые оно должно собирать ученых, обеспечивать по полной программе всем необходимым – и по полной программе спрашивать за работу. Если этого запроса нет, то это совсем не значит, что он ниоткуда не возьмется. Он вполне может появиться со стороны других государств.

 

Виктор Нечаев