Едва вступив в силу, закон о реформе РАН уже вызвал определенные трудности в научных организациях. Так, серьезные трудности постигли два ведущих центра российского востоковедения — Институт Дальнего Востока и Институт востоковедения столкнулись с проблемами финансирования расходов по оплате ЖКХ. Чтобы найти средства, первый был вынужден отправить в недельный неоплачиваемый отпуск своих сотрудников, а также начать процесс увольнения тех, кто работал в институте менее чем на полставки. Второму пришлось сократить ассигнования на научную деятельность: сотрудники института теперь вынуждены искать себе средства на экспедиции, используя краудфандинг.
В обоих случаях дефицит бюджета возник в том числе и по причине роста тарифов на ЖКХ. Однако центральное руководство Академии наук отказалось компенсировать этот дефицит, сославшись на неопределенность в связи с реформой.
Гуманитарные институты сокращают расходы на исследования и отправляют сотрудников в неоплачиваемый отпуск. Министр образования и науки Дмитрий Ливанов, комментируя по просьбе «Газеты.Ru» данную ситуацию, заявил, что к тому моменту реформа РАН еще не началась, поэтому дефицит бюджета в гуманитарных институтах не может быть следствием реформы.
О том, какие проблемы имеют естественно-научные организации, рассказывает ведущий научный сотрудник Института прикладной физики РАН Вячеслав Вдовин.
— Как вы относитесь к заявлениям Владимира Фортова, опубликованным в «Газете.Ru» в минувший вторник?
— А давайте пройдем по порядку по этому интервью. Вот он говорит: «Главная задача академии сейчас — успокоить людей». Этот термин «успокоить людей» звучал три или четыре раза, точное количество с помощью поисковика считать не буду. Есть известный анекдот, что, если в семейных отношениях вы хотите действительно успокоить жену, чтобы она не нервничала, как раз не нужно использовать это слово — «успокойте». Худшего раздражителя, чем просто вот так заявлять голословно: «успокойся, успокойся!», придумать невозможно. Даже в бытовом семейном плане более неудачной формулировки, чем четырежды упоминать слово «успокоиться», не приведя ничего в поддержку этого пожелания, найти нельзя. Можно сказать, что результат достигнут — люди в крайнем раздражении, потому что им говорят «успокойтесь, успокойтесь…», а дальше ничего. Не успокоили!
Фортов говорит, что «в законе есть положительные моменты». Очень хотелось бы услышать комментарии, какие конкретно положительные моменты есть в законе. Об этом ничего не говорится. «Что касается отрицательных — нужно стараться, чтобы они не мешали», — говорит Фортов. Это как они могут не мешать?
«Мы должны сделать так, чтобы переход от одной системы к другой прошел максимально безболезненно для научных коллективов». Я опять считаю, что это болтовня. Что для этого планируется сделать? Объясните мне! Никто не понимает.
— Как реализация закона будет зависеть от директора агентства?
— Фортов заявил: «Многое определяется тем, когда будет назначен директор агентства». Вот тут я, пожалуй, соглашусь. Действительно, когда будет назначен директор агентства, тогда мы посмотрим. То ли этот человек будет до буквы исполнять этот идиотский закон (и тогда мы получим в полной мере все проблемы), то ли он будет исполнять до некоторого смысла. Последнее, конечно, тоже проблема, но, по крайней мере, возможно привнесение неких элементов здравого смысла. Поэтому у некоторых претендентов на этот пост, мы подозреваем, будет реализована первая схема, у некоторых, возможно, и вторая.
Фраза «агентство уже создано» — это неправда. Создание агентства декларировано, но его сейчас нет. Дело в том, что у нас есть сейчас живые проблемы. Например, мы сейчас выплачиваем зарплаты. Зарплаты у нас, кстати, хорошие, у нас приличный институт. Почему меня и бесит, мне начинают вешать лапшу на уши и хотят учить работать. Наш институт уже нормально работает. Они говорят, что хорошим институтам бояться нечего. У нас четверть миллиарда базового бюджета, которые мы получаем, и еще миллиард, который мы зарабатываем. То есть это в четыре раза лучше, чем тот критерий крайности, который там предлагался: 50 на 50. Мы зарабатываем вчетверо больше, чем наш бюджет. Но у нас уже сейчас ожидаются проблемы. Так какого черта вы мешаете работать сильным коллективам?
— Какие проблемы сразу могут возникнуть, скажем, в вашем институте?
— У нас в институте хорошие зарплаты. Вы знаете прекрасно, что в России не прогрессивная, а регрессивная система налогообложения. То есть я сейчас, например, не плачу единого социального налога. Лично я. То есть за меня работодатель не платит, потому что я выскочил за эту планку. Значит, что нужно делать? Переделывать сметы. Кто сейчас правомочен подписывать переделку этих смет? Я не знаю. Из текста закона неизвестно. А закон вступил в силу с момента публикации, согласно последней статье. Мне идти в это агентство? Я не могу идти — агентство не создано. Нет руководителя, нет структуры, нет того места, где я могу сейчас переделать быстро смету по своему договору.
А то, что Академия наук сейчас в неком замешательстве, она тоже не понимает, кто чего может подписывать, — это тоже факт.
Или мы получили мегагранты. Кстати, только сейчас, оказывается, министерство перечислило эти мегагранты Академии наук. Институт прикладной физики получил больше всех мегагрантов. Никто столько не получил. Причем до этого он получил кучу мегагрантов в окружающих вузах. Ваш покорный слуга сейчас в Политехе реализует один из них. Академия наук не знает, как их раздать. Даже в этой программе мы сейчас подвисли. Сейчас мы этих денег получить не можем. Академия подвисла и не может их ретранслировать. Я надеюсь, что все же их ретранслируют, но пока денег нет.
Ситуация с агентством — это целая беда для сильных институтов. То есть это удар в спину сильным коллективам.
— Какие несуразицы вы видите в новом законе?
«Для нас важно, что создана рабочая группа, состоящая из членов Минобрнауки, Госдумы, Совета Федерации и РАН, которая должна в это положение представить пункт о том, что полномочия делятся: научной стороной институтов управляет РАН, а хозяйственной — агентство». Вообще говоря, где эта грань? Вот когда было управление имуществом, там были определенные критерии. Мы когда делали крупные сделки на определенные суммы (там цифра просто обозначалась), то должны были идти и согласовывать их. Когда я покупал карандаши или там что-нибудь до определенной суммы, то мы действовали самостоятельно. Было четкое понимание граней. Это разделение, на хозяйственную и научную составляющую, я не очень себе представляю. Вот, например, покупка реактивов — это научная или хозяйственная деятельность? Я не понимаю.
Вообще говоря, основная производительная сила в Академии наук — это кадры.
Кадры — это чья составляющая: научная или хозяйственная? Наука? А их житейские условия? А зарплаты и надбавки кто выдает? Кто будет распоряжаться теми прибылями, которые я заработал?
— Трехмесячная неопределенность уже как-то сказалась на работе коллектива?
— Мы заработали изрядные прибыли в этом году и хотели пустить их в будущем году на постройку небольшого комплекса на территории нашего лагеря, чтобы летом его использовать для детского отдыха (детский оздоровительный лагерь, между прочим, занимается научным образованием школьников), а в остальное время для проведения симпозиумов и конференций. Проект заказали, деньги уже на него потратили. Но сейчас есть решение, что честно заработанную нами прибыль давайте-ка раздадим людям в виде зарплаты. Потому что придет новый учредитель и что-нибудь нам начнет объяснять, что мы должны делать с нашей прибылью. А может, мы вообще не сумеем ей воспользоваться? Мы не знаем. Поэтому у нас будет хорошая надбавка в конце года. Спасибо партии и правительству.
Кто в этой рабочей группе? От РАН это ученый секретарь президиума академии Игорь Соколов и его заместитель Владимир Иванов. Кто знает эти перекосы лучше всех? Конечно же, профсоюзы. Мы сидим здесь и видим этих перекосов «туеву хучу». Нет там представителей профсоюза. Впрочем, по известным причинам, и членов этого совета. Кстати, у меня нет претензий к тому же Гельфанду. Он задавал эти вопросы. Мы сейчас с Гельфандом занимаем общую точку зрения, хотя раньше были оппоненты лютые.
— Как вы оцениваете идеи различных людей, участвующих в обсуждении структуры агентства?
«Алексей Ремович Хохлов — человек очень достойный, настоящий ученый. Там много положительных элементов, и на президиуме это обсуждалось». Попросил бы перечислить. Потому что этот момент, который он назвал, — сенат. Это пока один момент. Но больше я пока не видел. Я достаточно скептически смотрю на эту программу, представленную Алексеем Ремовичем и советом. Объективно вам скажу: хозяйственной деятельностью институтов с этими самыми тараканами мало кто занимается. Я прекрасно знаю Юрия Ковалева из АКЦ ФИАН. Хороший парень, действительно представитель настоящего научного сообщества. Но, поверьте, он стоит здесь за каменной стеной людей, которые в АКЦ ФИАН реализуют всю эту деятельность, и он в ней ничего не понимает и не знает. И, скорее всего, ему трудно было бы все это донести. Не представляет он эту часть. Здесь можно было спросить других людей из того же самого ФИАНа, которые могли бы сказать, что плохого в этой реализации. Совершенно беспрецедентный человек там есть — заместитель директора ФИАНа Лариса Николаевна Лихачева. Один из немногих успехов российской космической программы за последнее двухлетие — это «Радиоастрон». Все остальное либо падало, либо не заработало. Это стало возможным благодаря научному руководству ФИАНа в лице АКЦ.
Вот та схема, которая в Академии наук реализуется, она, конечно, дефектная, в ней много проблем. Но умные люди сели, подумали и нашли, как эту схему модернизировать.
— На чей опыт в создании агентства можно было бы опираться?
— В АКЦ есть два замдиректора ФИАНа. Николай Семенович Кардашев — он замдиректора ФИАНа и руководитель АКЦ, а Лариса Николаевна Лихачева тоже замдиректора ФИАНа с полным набором полномочий, и она входит в Роскосмос. Она сумела наклонить и прогнуть этот Роскосмос, построить его так, как надо, и запустить этот проект. Если награда достигнет коллектив «Радиоастрона», то, я считаю, ее орден будет самым заслуженным. Вот ее бы надо было спросить, как надо модернизировать эту систему управления в Академии наук и что нужно сделать, чтобы Академия наук могла продолжать реализовывать вот такие серьезные проекты, причем с успехом. Однако ее никто не спросил. Юра, конечно, с ней в контакте, но он даже не владеет терминологией для определенных вещей. Когда человек не в теме, не во всех этих нюансах, а дьявол как всегда будет в деталях, он просто будет не в состоянии донести. Может быть, одну-две мысли он донесет, но всю картину, выявить из документа реальные или нереальные вещи, ему будет трудно.
Алексей Ремович Хохлов. Да, он действительно достойный, настоящий ученый, но это ученый вузовский, это ученый из МГУ. Эмгэушная наука, кафедральная наука, построена немножко по другим принципам, чем академическая. Поэтому здесь случается некое непонимание. Тут уже некоторые начинают демонизировать Алексея Ремовича. Я говорю: «Ребята, нет. Он просто не владеет технологией». Нужен человек, который хлебал бы вот эту нашу кашу своей чашкой и отчетливо понимал бы всех этих тараканов и видел новых. Я самого высокого мнения о нем как об ученом и как об организаторе вузовской науки. Но вузовская и академическая наука — это разные вещи.
В большой мере надо послушать людей из успешных институтов, которые умеют работать. Я не говорю, что надо слушать институты, где 50% площадей сдается и никакой внебюджетки нет. Наверное, это не самые успешные институты. Но, извините, у нас полно нормальных, хороших институтов: позовите Валентина Пармона из Сибири, позовите людей из АКЦ, позовите нашего директора. Они расскажут, как надо организовывать.
Поэтому в данном случае уместна идея от Луначарского: вы сначала на собачках попробуйте. Давайте это попробуем сначала на Сколково, на других каких-то структурах, например на учреждениях Минобрнауки.
У нас в Нижнем Новгороде есть, например, институт НИРФИ, из которого в 1977 году мы вышли. Это была прекрасная школа, очень хороший институт. В каком он сегодня состоянии? Почему они его не подняли до невообразимых высот? И почему мы все дружно не бежим из Академии наук в НИРФИ, а они бегут к нам? Поэтому пусть они на собачках, пусть они на НИРФИ потренируются. Пусть они поднимут их на должный уровень, а потом эти методы, которыми они их подымут, приложат к РАН. Ну вот на собачках не пробовали. Поэтому нам приходится лаять.
— Чего вы ждете от слияния академий и будут ли сокращения?
— Давайте посмотрим, как на подобный вопрос отвечает Фортов: Вопрос журналиста: «Какие еще технические трудности могут возникнуть из-за слияния трех академий в ходе реализации закона о реформе РАН?» Ответ: «Ой… Я тут могу долго говорить о скучных материях». Да веселые это материи! Но вывод очень простой: «при нормальной жизни на это уходит пара лет и куча денег». «У меня куча договоров с организациями, я должен всю документацию переделать». Поэтому чем лучше работал институт, чем больше у него этих договоров, чем больше у него лицензий… Ну на фига все это надо?
И вот оценка — «70 млрд рублей. Нравится вам?». Не нравится… Кто нам их даст? Никто… «Там ни копейки не заложено». Вот вам пожалуйста ключик.
500 млн рублей, которые заложены в законе, должны пойти (я это предлагал, и конференция, кстати, поддержала мои предложения) на то, чтобы увеличивать зарплату академиков, а эти 500 млн полностью совпадают с ценой вопроса для приема 1000 молодых специалистов — 1000 новых ставок в академии. Вот давайте на это их и потратим.
«Я не слышал, что будут сокращения». Вот Фортов услышал из уст членов президиума. Сокращения будут. Как минимум двукратные. И надо людям объяснить. Как объяснить им, что, мол, вы сокращены? Какую здесь пилюлю вы им принесете? Я не понимаю… Это глупость полная.
Поэтому законопроект дерьмовый… Тут у Фортова фраза по части качества пудинга, что его надо съесть. Если вы по запаху чуете, что это дерьмо, то, наверное, не надо его есть.
Самое смешное, я вас успокою, — мы все равно выживем. Но только опять же, вместо того чтобы писать статьи, вместо того чтобы заниматься научной и технической деятельностью…
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии