В Новосибирске 24-29 июня 2019 года состоялась очередная, пятая по счету Международная научная конференция «Генетика, геномика, биоинфоматика и биотехнология растений» (PlantGen2019), организованная Институтом цитологии и генетики СО РАН (соорганизатором выступил НГУ). В кулуарах мы пообщались с одним из постоянных участников конференции, гостем из Республики Казахстан ЕрланомТуруспековым, возглавляющим лабораторию молекулярной генетики Института биологии и биотехнологии растений в г. Алма-Ате.
– Ерлан Кенесбекович, Вы уже не первый год принимаете участие в этой Международной конференции. Как Вы оцениваете ее уровень и главное – ее научное значение?
– Да, это третья конференция PlantGen, в которой я принимаю непосредственное участие. Моя лаборатория проводила в Алма-Ате предыдущую конференцию «PlantGen2017», где я был председателем Организационного комитета. Поэтому я могу сравнивать. Так вот, сейчас, спустя два года, мы снова встречаемся, но уже снова в Новосибирске, конференция вернулась на родину. И если тогда у нас было двести участников из 15 стран, то теперь их уже триста из 20 стран. Причем, в этом году мы видим гораздо больше иностранных звезд. То есть хорошо видно, что география участников конференции «PlantGen» расширяется, она становится более значимой, в особенности на территории стран Содружества – в России, Казахстане, Белоруссии. И это отрадно, поскольку в науке сотрудничество является очень важным. Здесь как раз создана очень хорошая платформа для встречи с коллегами, обсуждения результатов исследований, актульных вопросов, сотрудничества и т.п. Мир быстро меняется, и нам надо постоянно адаптироваться к переменам. Всё это происходит как раз благодаря такому тесному общению.
- Можно ли сказать, что и Россия, и Казахстан идут в научных вопросах в ногу со временем, в русле современных трендов?
– Да, я согласен с этим. В России много очень сильных школ, сильных ученых, исследовательских групп в области биологии и растениеводства. И очень заметно, что в последние годы российские ученые добились значительного прогресса. Это видно и по количеству публикаций в серьезных журналах, и по выступлениям на конференциях. Думаю, это далеко не случайно. Возможно, лидерство России по экспорту зерна также отражает прогресс в ее отечественной науке. Ведь для этого, как мы понимаем, необходимы успехи в области селекции растений, а они сегодня осуществляются и на базе генетических исследований.
К сожалению, у нас в Казахстане ситуация в этом плане несколько хуже. В РФ, например, есть очень влиятельное работающее общество генетиков и селекционеров (ВОГИС), имеющее отделение по многим регионам страны. Проводятся конгрессы, где обсуждаются результаты и перспективы исследований. У нас же научная общественность довольно разобщена. При этом достаточно трудно наладить контакты, скажем, между учреждениями Министерства образования и науки и Министерством сельского хозяйства республики, поскольку каких-то специальных платформ для такого сотрудничества нет. Такое взаимодействие лишь изредка осуществляется в рамках ведомственных программ, когда возникает острая необходимость решать насущные проблемы селекции с помощью геномных технологий. Я считаю, что в этом есть недостаток нашей системы – отсутствие специальных фондов, каких-то специальных инструментов, содействующих интеграции между сельхозучреждениями и организациями Министерства образования и науки. Я имею ввиду, если во всем мире основной тренд в науке связан с кооперацией исследований, то в нашей стране до сих пор не заложены механизмы для необходимой кооперации между научными группами.
- Вы затронули вопрос научного сообщества. Три года назад мы с Вами обсуждали тему реформы Академии наук, которая в свое время произошла в Республике Казахстан. У нас в России сейчас также идет аналогичная реформа, и наше научное сообщество относится к этим инициативам Правительства весьма настороженно. Как Вы прокомментируете ситуацию с этими реформами, сравнивая положение дел у Вас и у нас?
– Здесь очень трудно сравнивать, поскольку по своим масштабам, по своей фундаментальности Россия все-таки намного крупнее, намного мощнее. И в науку в Вашей стране все-таки вкладывают несоизмеримо больше средств, чем у нас. Возьмем хотя бы такой просто факт: Ваше правительство вкладывает в науку 1,3 процента от ВВП, в Казахстане – всего лишь 0,2 процента от ВВП. То есть у нас эти вложения почти на порядок ниже. Эти различия весьма существенны. Кроме того, по моим наблюдениям, российское научное сообщество более сплоченное, чем у нас, в Казахстане. У нас главную функцию в таких делах осуществляет Министерство образования и науки, при котором создан специальный Комитет Науки, занимающийся организацией разных процедур, конкурсов, грантовых проектов, программно-целевым финансированием. Однако это не всегда эффективно, поскольку в основном там работают управленцы. Работа менеджеров в Комитете Науке направлена на оптимизацию научного процесса в стране, и на повышение отдачи от науки в экономику. Однако, без участия ученых-специалистов в организации научного процесса возможны ошибки, которые могут сказаться на общее развитие науки в стране. У нас, конечно, есть и Академия наук, но ее функция теперь чисто совещательная. И таких задач, как это было раньше, она уже не решает.
- Россия, фактически, идет сейчас тем же путем. Просто наша Академия наук, еще по инерции, продолжает пользоваться своим влиянием. Как Вы думаете, глядя со стороны: не проделаем ли и мы здесь такую же эволюцию? Когда, например, чиновник, далекий от современных проблем биологии, начнет ставить перед биологами какие-то задачи.
– Знаете, здесь палка о двух концах. С одной стороны, науке нужна организация, которая соответствовала бы современным условиям, была бы намного мобильнее, чем та, что была в советские годы. Но с другой стороны, и научная общественность должна быть вовлечена во все организационные процессы, чтобы добиться правильного баланса между различными областями наук, между приоритетными направлениями, и четко формулировать задачи, стоящие сейчас перед учеными. Это особенно необходимо, когда в мире всё очень стремительно меняется. Министерство образования и науки в состоянии играть здесь какую-то роль, но все-таки научная общественность должна держать эти процессы под контролем.
У нас в Казахстане, например, существует три типа финансирования научной деятельности. Первое, это так называемое базовое финансирование. К сожалению, оно включает только поддержку руководства научных организаций и компенсирует текущие материальные расходы инфраструктуры. Например, оплату коммунальных ресурсов – воды, электричества и тому подобное.
Насколько мне известно, в России научные сотрудники получают заработную плату из базового финансирования. И это хорошо. В Казахстане базовое финансирование расчитано только на поддержание инфраструктуры и зарплату административного и административно-хозяйственного аппарата НИИ. При этом, если работники ВУЗов и НИИ при ВУЗах участвуют в конкурсах на грантовое и программно-целевое финансирование, имея твердый оклад, то ученые других НИИ (а это все бывшие учреждения АН) полностью зависят от итогов конкурсов, проводимых один раз в три года…
Далее у нас идет грантовое финансирование. Оно реализуется на конкурсной основе. Если ты не выиграл грант, то твоя лаборатория рискует оказаться закрытой, поскольку базовое финансирование не обеспечивает работы над проектами по разным направлениям. Поэтому в нашем Институте из десяти лабораторий остались только семь. Это – на уровне отдельно взятого института. А ведь были случаи, когда такие крупные учреждения, как Институт зоологии, получили лишь один проект на всю организацию! То есть Институт стоит на грани закрытия.
Мне кажется, что подобные ситуации не должны иметь место. Необходимы механизмы сдержек, чтобы у ведущих ученых была хоть какая-то активность, способная поддержать их учреждение до следующего конкурса. В конце концов, нам нужно думать о сохранении науки с точки зрения интересов государства. Если же всё это пустить «на откуп» функционерам, то для них потеря одной организации совершенно ничего не значит. При желании, они могут объяснить эту потерю «процессом оптимизации». И в этом случае они не задумываются о будущем. Ведь тот же Институт зоологии работает на будущее, изучая наше биоразнообразие с целью его сохранения. Напомню, что потеря биоразнообразия – это глобальная проблема. И если мы в своей стране можем потерять такие институты, то данную позицию нельзя назвать государственным подходом.
Третьим типом финансирования является программно-целевое финансирование, где должны выполняться комплексные исследования. Но здесь, руководящие структуры все еще работают над оптимизацией финансирования этого процесса.
- А каким образом в Вашей стране стимулируется научная активность? Есть какие-то особые механизмы для этого?
– К особым механизмам для стимулирования научной активности можно отнести новые конкурсы для молодых специалистов до 40 лет включительно. Очевидно, что этот конкурс нацелен не только на выявление молодых талантов, но и на их рост, мотивация остаться в стране, и быть частью научной семьи.
В настоящее время у нас всячески поощряются шаги в сторону коммерциализации. В эту сторону сейчас образовался достаточно сильный крен. И, на мой взгляд, данная установка на коммерциализацию пока что не сбалансирована. Думаю, в вопросах финансирования необходимо соблюдать четкий баланс между фундаментальными и прикладными направлениями.
- Насколько я могу судить, у нас сейчас складывается очень похожая тенденция. Тем не менее, как в целом Вы воспринимаете ситуацию в науке наших стран – с оптимизмом или без оптимизма?
– Пользуясь случаем, хочу сказать, что пока что очень мало программ, направленных на научное сотрудничество внутри стран Содружества. В основном всё сводится к сотрудничеству политике и к экономике. Наука почему-то представлена слабо. Во всяком случае, нам очень трудно получить информацию на этот счет: какие есть научные программы, как они работают, как финансируются? На мой взгляд, таких научных программ между братскими республиками – Россией, Казахстаном и Белоруссией – должно быть много. Мы здесь должны взаимодействовать гораздо шире, интенсивнее обмениваться опытом, и совместной подготовкой молодых кадров. Это взаимодействие, к сожалению, осуществляется на недостаточном уровне. Перспективы развития в науке я связываю в том числе и с организацией именно такого широкого сотрудничества между учеными наших стран.
Беседовал Олег Носков
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии