Камни с неба

Спросите сегодня любого школьника: «Отчего вымерли динозавры?», - и вы наверняка получите в ответ рассказ о падении на Землю смертоносных метеоритов. С недавних пор так называемая «импактная теория» вымирания древних ящеров (выдвинутая в 1980-е годы группой американских исследователей) получила достаточно широкое распространение в научно-популярной и образовательной литературе. Считается, что однажды на нашу планету обрушился астероид диаметром порядка 10 километров, что привело к глобальным (и катастрофическим) изменениям климата, ставшим причиной исчезновения древних гигантов.

Надо сказать, что нынешних ученых совершенно не смущают подобные версии. Геологи, например, находят в разных частях планеты метеоритные кратеры, наглядно свидетельствующие о былых смертоносных ударах из космоса. На основании таких данных можно даже точно рассчитать последствия космических столкновений для живых существ. Согласно некоторым расчетам, астероиды могли вызвать в далеком прошлом небывалые ураганы, огромные волны, пожары и многодневную тьму кромешную. Именно в такой переплет будто бы попали динозавры.

Интересно, что рассуждения о глобальных катастрофах «по-тихому» вошли в научную среду и уже совсем не воспринимаются как «прегрешение» против научной объективности. Вы спросите: что здесь может быть «еретического»? Дело в том, что высокие волны, ураганы и прочие апокалиптические картины вызывают отчетливые ассоциации с библейскими сюжетами. И примечательно то, что наука наших дней вполне допускает возможность таких сцен. Причем, не только в далеком прошлом Земли, но и в отдаленном будущем.

В принципе, точно предсказать столкновение нашей планеты с крупным астероидом не представляется возможным. Но, несмотря на то, что данный сценарий носит гипотетический характер, сам по себе он совсем не грешит против современных знаний об устройстве Солнечной системы.

Хотим мы того или нет, но изгнанный однажды из науки катастрофизм начал возвращаться окольными путями, нисколько не смущая образованную публику. Мало того, ссылки на космические факторы (метеориты, астероиды, кометы) способны придать ему еще большую силу, чем было ранее. Пока что мы наблюдаем некий компромиссный вариант между катастрофизмом и униформизмом, но, как говорится, лиха беда начало…

Создателем теории катастроф был знаменитый французский натуралист-палеонтолог Жорж Кювье Напомню, что создателем теории катастроф был знаменитый французский натуралист-палеонтолог Жорж Кювье, чья деятельность пришлась на первую половину XIX столетия. Он разделил историю Земли на несколько эпох, каждая из которой заканчивалась глобальной катастрофой. Во время катастрофы все живое якобы погибало, и новый органический мир возникал заново в процессе очередного сотворения. Причем, что самое характерное, каждая последующая эпоха отличалась более совершенной организацией живых существ, чем предыдущая. В этом смысле Кювье рассуждал, как эволюционист, однако напрочь исключал постепенное и непрерывное развитие жизни. Он не испытывал ни малейших сомнений в выдвинутой им идее глобальных катастроф. Последовательная смена геологических эпох, на его взгляд, выступает как совокупность фактов, убедительно подтверждающих катастрофические события прошлого.

Катастрофизм продержался в науке относительно недолго. После создания униформистской геологии ссылка на глобальные катастрофы стала восприниматься в научной среде как моветон. Главным образом потому, что картины массовой гибели живых существ откровенно перекликались с библейскими сюжетами. По большому счету, катастрофизм стал восприниматься как религиозный пережиток - что для ученых того времени было равносильно уступке «религиозному мракобесию». И по сей день, надо сказать, популяризаторы науки страшными словами клеймят теорию катастроф именно из-за ее невольных ассоциаций с христианской идеологией.

Но как тогда быть с нынешними гипотезами космических ударов? Не происходит ли постепенное переосмысление некоторых положений в науке об истории Земли? В этой связи примечательно вот что. Самым слабым местом катастрофизма было то, что его сторонники никак не могли объяснить причину глобальных переворотов. Униформисты в этом плане были в выигрыше, поскольку им (как они думали) не было необходимости привлекать для объяснений какие-то чудеса и внеземные факторы. С катастрофами был гораздо сложнее. В самом деле, отчего жизнь на Земле время от времени погибает? Кювье внятного ответа на этот вопрос не дает.

Нам, с позиций сегодняшних знаний, этот вопрос кажется уже надуманным. В самом деле, чего тут думать, коль Землю время от времени посещают огромные астероиды? Да, сегодня мы можем такое заявить. Но дело в том, что во времена Кювье подобное заявление способно было вызвать дружный хохот в рядах академической братии: «Камни с неба? Вот еще… Не смешите…».

Кто из нас не знает печально знаменитую фразу члена Парижской академии Антуана Лавуазье о том, что камни не могут падать с неба, «потому что на небе нет камней».

Сегодня это звучит как курьез. Но в те времена «небо» вызывало совершенно другие ассоциации, характеризующие фундаментальные принципы классической науки – науки, созданной стараниями Галилея, Кеплера и Ньютона.

Для создателей современного естествознания «небо» (точнее то, что мы видим на небе – видимый космос с его звездами и планетами) было идеальным механизмом, созданным разумной силой Творца. В XVII столетии астрономию стали открыто увязывать с мировоззренческими вопросами. Астрономия не мыслилась без математики, а математика, в свою очередь, уже претендовала на роль «царицы наук». Так, Иоганн Кеплер, в значительной мере «усовершенствовавший» систему Коперника, утверждал, что именно математика задает структуру самой Вселенной. Для Кеплера мир был постижим в математических терминах, поскольку математика позволяет заглянуть в «замысел Бога-Творца» и постигнуть глубочайшие области науки о природе. По большому счету небесный порядок – это порядок математический, доступный разумному постижению. Здесь, соответственно, не может быть ничего случайного. Ибо случайность есть проявление хаоса. Но разве может хаос проявляться в законченном, совершенном божественном творении?

Схожие идеи разделял и Исаак Ньютон. И в течение как минимум двух столетий мало кому приходило в голову связывать с небом какие-то смертельные угрозы для обитателей Земли. Поэтому ссылаться на непонятные «небесные камни» было равнозначно тому, чтобы поставить под сомнение стройную картину космоса, созданную великими гениями.  

Парадоксально, что новая наука ставила под сомнение то, что было хорошо известно древним. Например, Платон полагал, что небесные тела время от времени отклоняются от своих путей и производят на Земле опустошительные катастрофы. Плиний Старший в своей «Естественной истории» открыто утверждает, что с неба могут падать камни. И это, подчеркивает он, есть достоверный факт.

У Кювье, как мы понимаем, таких аргументов не было. Сведения о падении метеоритов («грозовых камней») члены Парижской академии черпали из сообщений простых крестьян, считая эти сообщения обычными простонародными суевериями.

Только в 1820-х годах наука, наконец-то, согласилась признать этот факт. Правда, мысли о возможном столкновении Земли с крупным космическим телом, способным вызвать сильные опустошения, были чужды академической общественности на протяжении всего XIX века. Утвердившаяся в сознании людей униформистская модель исключала подобный космический фактор. В социальном плане такой настрой был очень благоприятен, поскольку способствовал поддержанию оптимистического взгляда на мир и вере во всесилие человека перед лицом природы.

Сегодняшняя неявная «реабилитация» катастрофизма, скорее всего, свидетельствует о начале серьезных мировоззренческих сдвигов. Во всяком случае, в наши дни мироощущение человека в большей степени располагает к апокалиптическим видениям, чем это было в позапрошлом веке. Как ни странно, но былая уверенность в человеческом всемогуществе уже не выпячивается так откровенно, как было раньше. Ученые, со своей стороны, с осторожностью высказываются о возможностях научного познания – в том смысле, что несмотря на массу открытий, тайны природы остаются неисчерпаемыми, и с каждым новым ответом появляется десяток новых вопросов. И даже «небо» (то есть космос) – такое понятное во времена Ньютона, оказалось вместилищем неведомых физикам «темных» энергий.

Олег Носков