Мы продолжаем рассказ о выдающихся соотечественниках, когторые после гибели Российской Империи оказались в эмиграции. В первой части рассказывалось о химике Владимире Ипатьеве и инженере Александре Понятове. В этой - о судостроителе Владимире Юркевиче и философе Питириме Сорокине.
«Я рад, что я - русский!»
Было 29 октября 1932 года, Франция ликовала. Со стапелей судоверфи «Пеное» в Сен-Назере, под восторженные крики 200-тысячной толпы, на воду был спущен самый большой в мире пассажирский лайнер – «Нормандия». На церемонии присутствовал сам президент республики, оркестр играл «Марсельезу», хлопали пробки бутылок шампанского. Высокие государственные награды получило руководство компании, построившей судно. Никто не обращал внимания на скромного мужчину средних лет, притулившегося в стороне. А это был русский инженер-кораблестроитель Владимир Юркевич, автор смелого проекта небывалого судна…
Такого судна, как «Нормандия», и впрямь в мире еще не было. Вес корпуса превышал 27 тысяч тонн, длина – 313 метров, ширина – 36, а скорость достигала 30 узлов – рекорд по тем временам. Всех поражала также небывалая роскошь лайнера, строительство которого обошлось французской казне в колоссальные деньги – 200 миллионов долларов. На «Нормандии» было 11 палуб, теннисные корты, сад с птицами, огромный бассейн, часовня, гараж на сто автомобилей, а обеденный салон был рассчитан на тысячу человек. При отделке кают не скупились на мрамор, шелка, золото и серебро. Это был настоящий «плавучий супергород» для богатых. Благодаря ему, Франция превзошла Англию, Германию и Италию, стала законодательницей морской моды и получила «Голубую ленту Атлантики», переходящий приз, присуждаемый пассажирским пароходам за рекорд скорости при пересечении океана, разделяющего Европу и Америку.
Французские газеты писали об этом, захлебываясь от восторга. Но никто из журналистов при этом не упоминал, что уникальный обтекаемый корпус лайнера, который позволил ему поставить рекорд скорости, был спроектирован русским, Юркевичем, двигатели изготовлены по проекту другого инженера из России, Арцеулова, а винты – инженером Харковичем. А зачем об этом сообщать? Ведь все они были эмигрантами…
Владимир Юркевич родился в Москве в дворянской семье. Отец преподавал географию в престижной гимназии и был одним из основателей Российского географического общества. С детства юный Владимир грезил о море и кораблях, хорошо рисовал и увлекался математикой. Окончив гимназию с золотой медалью, он переехал на берега Невы – поступил на судостроительный факультет Санкт-Петербургского политехнического института. А потом окончил еще последний курс Кронштадтского морского училища военного флота, стал поручиком и был готов проектировать корабли. «Нас учили на редкость хорошо!», – признавал он потом.
Это было время, когда после поражения в войне с Японией 1905 года Россия разворачивала большую программу строительства мощных военных кораблей.
Юркевич получил назначение на Балтийский судостроительный завод и принял участие в создании головного корабля первой серии российских линкоров-дредноутов – «Севастополь».
Эти корабли по размерам, скорости и другим параметрам наголову опережали все иностранные проекты того времени. Вскоре Юркевич был назначен конструктором технического кораблестроительного бюро завода, где началась работа по созданию четырех громадных крейсеров серии «Измаил».
Здесь он предложил революционное решение – новую, обтекаемую форму корпуса корабля. В таком виде он мог достигнуть скорости 28 узлов при меньшей мощности машин и меньшем потреблении топлива. Но это радикальное новшество использовано не было. Оно было запатентовано только в 1928 году в Германии и вошло в историю мирового судостроения как «форма Юркевича».
Вскоре грянула война, а вслед за ней и революция. Начался полный развал стремительно развивавшейся до этого промышленности России. Заводы остановились, программа строительства крупных кораблей была отложена. В 1917 году корпус уникального крейсера «Измаил» разобрали, а позднее, в 1923 году, правительство большевиков продало Германии за копейки три других крейсера. Юркевича отправили в Николаев, где в отделении Балтийского завода собирали подводные лодки. По дороге группа инженеров попала в руки банды анархистов и едва унесла ноги, а оказавшись в Николаеве, обнаружила, что он уже захвачен немцами. Гению русского судостроения не оставалось другого выбора, кроме эмиграции.
В Стамбуле, как и другим русским беженцам, Юркевичу пришлось хлебнуть лиха. Сначала дипломированный инженер работал грузчиком в порту, потом, вместе с другими эмигрантами, организовал автомастерскую по ремонту машин. Через два года семья переехала во Францию. Юркевич блестяще знал французский язык, но его диплом не признавали, и ему пришлось работать токарем на заводе «Рено». В конце концов, его знания оценили и взяли консультантом в судостроительную компанию «Пеное». Изголодавшийся по работе инженер начинает работать, как одержимый, дни и ночи он проводит в конструкторском бюро.
«Европа еще не подошла к вопросам, которые наши учителя ставили нам в России», – записал Юркевич, оценивая развитие кораблестроения в те годы.
Когда компания получила заказ на «Нормандию», Юркевич предложил свой революционный проект обтекаемого корпуса, уже испробованный в Санкт-Петербурге на крейсерах. Два года ему понадобилось для того, чтобы убедить французов в его преимуществах. В конце концов, были построены модели 25 разных проектов, которые испытали в бассейне, и предложение Юркевича было признано лучшим.
Слава гениального изобретателя росла, и его стали настойчиво приглашать за океан. На Европу надвигалась война, и Юркевич понимал, что в Америке с ее возможностями он сможет реализовать свои проекты свободнее. Французы тоже засуетились, в 1937 году предложили ему гражданство, но он уже отправился за океан и открыл в Нью-Йорке техническую контору по судостроению. В 1939 году его семья окончательно перебралась в Соединенные Штаты. За годы работы в США Юркевич построил 42 судна. Он разработал уникальный проект «удешевленного» океанского лайнера на 8 тысяч пассажиров, который мог передвигаться с невероятной для тех времен скоростью в 34 узла. Стоимость билета в нем составляла 50 долларов, что по тем временам могло составить конкуренцию авиаперевозкам. Однако осуществить этот новаторский замысел, увы, не удалось. Пришло время больших самолетов, и трансатлантические авиаперевозки стали более выгодными. Он работал консультантом Управления флотом США, и вот так идеи русского кораблестроителя были заложены в проекты создания первых американских авианосцев.
За океаном Юркевич ни на минуту не забывал о Родине. Когда Гитлер напал на СССР, он выступил в поддержку Красной армии, принимал активное участие в работе Комитета по поддержке России, оказывал содействие советской закупочной комиссии в Вашингтоне. «Долг каждого русского помочь родине всем, чем можно, когда она подвергается смертельной опасности», – говорил он тогда. Был готов делать проекты кораблей для СССР, возглавлял объединение петербургских политехников в США. Заходя в советское посольство, Юркевич с гордостью заявлял: «Я рад, что я – русский!».
Увы, на Родине отношение к эмигранту было иным. На его имя в СССР было наложено табу. Упоминания о гениальном судостроителе не было в Большой советской энциклопедии, а газеты не писали о нем ни строчки вплоть до девяностых годов прошлого века.
Юркевич умер 13 декабря 1964 года и был похоронен на кладбище русского монастыря в Ново-Дивееве, в 40 километрах от Нью-Йорка.
Учитель президента США
Знаменитостями стали в изгнании и многие русские философы, ученые. Николай Бердяев, например, был признан ведущим мыслителем Европы и оказал большое влияние на развитие европейской философии. Огромный вклад внес в науку русский философ Иван Ильин, мысли которого о судьбах России актуальны до сих пор. В списке предназначенных к высылке на «философском пароходе» был и великий ученый Питирим Сорокин, умерший в США. Первая часть его жизни полна драм и авантюр, достойных самого крутого приключенческого романа.
Сорокин родился в глухой деревне Турья Вологодской губернии. Его отцом был ремесленник, а мать – простая крестьянка. Она умерла, когда сыну было всего четыре года. В 11 лет Питирим вместе с братом ушли из дома. Они бродили по деревням, выполняя «малярные и декоративные работы в церквах». Однако потом Сорокин с благодарностью вспоминал об этих трудных «университетах жизни», позволивших ему узнать, каково приходится русскому народу и о чем он думает. Несмотря на бродяжничество и тяжелый труд, мальчик запоем читал, сам поступил в школу. Однако из семинарии его потом исключили. Он был арестован за «революционную пропаганду»: юноша увлекся романтическими идеями социалистов. «Мы были апостолами, не брали с собой ничего, кроме револьвера и патронов», – вспоминал он потом.
После освобождения Сорокин отправился в Санкт-Петербург. В кармане было хоть шаром покати, юный Питирим ехал в поезде «зайцем», а потом договорился с проводником, стал убирать туалеты. В столице у Сорокина не было ни родных, ни знакомых. Он устроился репетитором «за угол и еду». Учился на курсах, на которые ему приходилось ходить пешком, проделывая ежедневно по 15 верст. Тем не менее, юноша был бодр и полон оптимизма. Вскоре Сорокин стал студентом. Поступил сначала в Психоневрологический институт, а затем на юридический факультет университета. Тогда это был рассадник революционных идей. Он увлеченно овладевал знаниями и с головой бросился в бурный омут политической жизни, вступил в партию эсеров, редактировал газету. Его первый научный труд назывался «Преступление и кара, подвиг и награда». Его талант заметили, оставили на кафедре, и скоро он стал магистром права.
Но тут грянула революция. Александр Керенский предложил Сорокину место своего секретаря. После октябрьского переворота ученый-политик оказался в Петропавловской крепости, но через два месяца его отпустили.
Большевиков он не принял, яростно выступал против сепаратного мира с немцами, потом поехал на север России для подготовки вооруженного антибольшевистского восстания. В Великом Устюге попал в руки ЧК, и его приговорили к расстрелу. Так мир мог потерять великого ученого.
Но в этот момент в мировоззрении Сорокина произошел крутой переворот. Он разочаровался в политической борьбе, полагая, что его дело – наука, просвещение народа, и опубликовал письмо под названием «Отречение Питирима Сорокина». Оно попало на глаза Ленину, который назвал его «признаком поворота» к большевикам целого класса.
Это спасло ученого от гибели, он вернулся в Петроград и снова занялся наукой.
Однако с большевиками Сорокину было решительно не по пути. Он пришел к выводу, что важнейшим следствием революции стала «деградация населения России». Открыто об этом говорил и писал.
«Народы найдут в себе силы освободиться от ига большевизма», – заявлял он.
Сорокина включили в список ученых и деятелей культуры, которых выслали из Петрограда на «философском пароходе».
О далекой родине он не забывал ни на минуту. Во время войны стал председателем Общества помощи воюющей России, убеждая американцев, что, помогая СССР, они приближают победу над Гитлером.
Однако уехал он 23 сентября 1922 года все-таки на поезде. Вскоре очутился в Праге, куда пригласил его друг, тогдашний президент Чехословакии Томаш Масарик. Он стал читать лекции, издавать книги. Вскоре ему предложили читать лекции в США, где он и остался. Изучил английский и начал преподавать в Гарварде, где возглавил кафедру социологии. Один за другим он пишет выдающиеся труды, получает известность и вскоре становится председателем Социологического общества США. Среди его почтительных учеников, слушавших знаменитого профессора из России разинув рот, – дети президента США Франклина Рузвельта и будущий президент Джон Кеннеди.
Сорокин купил дом в Винчестере недалеко от Гарварда, где спокойно прожил отведенные ему Богом годы вместе с верной спутницей жизни Еленой Баратынской, родившей ему двух сыновей. На стенах висели виды Санкт-Петербурга, на рояле стояли ноты с произведениями Чайковского, а на полках – русские книги. О далекой родине он не забывал ни на минуту. Во время войны стал председателем Общества помощи воюющей России, убеждая американцев, что, помогая СССР, они приближают победу над Гитлером.
Владимир Малышев
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии