Недавно в Институте филологии СО РАН завершилась ежегодная региональная конференция «Языки народов Сибири и сопредельных регионов». Academcity.org встретился с доктором филологических наук, профессором, главным научным сотрудником Института филологии СО РАН, зав. кафедрой общего и русского языкознания НГУ, специалистом по сибирским языкам и председателем экспертного совета «Тотального диктанта» Натальей Кошкарёвой.
— Насколько современные гуманитарные науки способны объяснить появление языка у человека?
— Гуманитарные науки сами по себе – вряд ли: язык ведь не сугубо социальное явление, нужны данные антропологии, физиологии, и психологии, и археологии, и генетики. Есть мнение: то, что человечество заговорило, – это могло быть случайной аномалией, а не какой-то высшей духовной потребностью человеческого рода. Человек и обезьяна восходят к одному и тому же прапрапредку, но обезьяна до сих прекрасно обходится без языка и как биологический вид существует вполне благополучно. Поэтому вполне могло случиться и так, что человек бы не заговорил, но при этом продолжал бы оставаться самостоятельным биологическим видом.
— Все человеческое сознание и практически все человеческое знание (кроме некоторых невербализированных практик) – имеет языковую природу. Насколько разница языков влияет на разницу мышления?
— В соответствии с гипотезой лингвистической относительности Сепира и Уорфа, язык определяет наше сознание и задает границы и особенности мира, который воспринимает человек. Есть огромное количество подтвержденных экспериментально ситуаций, когда носители разных языков ведут себя по-разному и по-разному воспринимают мир. Даже выражение такой, казалось бы, объективной ситуации, как описание окружающего человека пространства, сильно различается в языках разных систем. Пространственные системы бывают эгоцентричными – т.е. ориентированными относительно человека, это системы типа европейских, когда мы говорим «налево – направо», «вперед – назад».
И для нас естественно, что положение вещей меняется в зависимости от того, какое место в пространстве мы занимаем: развернулись на 180 градусов – и то, что было слева, «переместилось» направо, как будто бы пространство изменилось вместе с изменением положения нашего тела. В нашем подсознании пространство динамично, оно перемещается следом за нами, как будто оно приклеено к нашему телу, мы мыслим себя центром Вселенной, которая «переворачивается» по нашей прихоти.
Но есть австралийские языки с абсолютной системой координат, в которых неважно, какое положение в пространстве занимает человек: пространство в их языке всегда остается неизменным, они характеризуют расположение предметов относительно частей света. И при этом их система ориентирована практически точно с севера на юг.
— То есть у них есть встроенный компас?
— Да, наверное, можно сказать и так. Представим ситуацию, когда носители такого языка обедают во вращающемся ресторане. Если нужно попросить солонку, то придется сказать что-то типа «Дай мне солонку, которая находится к востоку от твоей тарелки». Но поскольку ресторан вращается, то в разные моменты один и тот же человек должен попросить хлеб, который находится к югу от своего собеседника, а в другой момент – хлеб, который находится к северу от собеседника, хотя относительно самого человека положение хлеба не меняется, но оно меняется в реальном мире.
Конечно, в европейских языках тоже есть ситуации, в которых необходимо точно охарактеризовать положение предмета относительно географических координат. Но в какой ситуации для нас будет естественным сказать: к югу? на север? Только тогда, когда речь идет об очень больших расстояния: к югу от города, например, может находиться озеро. Корабль идет курсом на север.
Получается, что наш мир очень маленький, он ограничивается тем, что находится в непосредственной близости от нас, до чего мы буквально можем дотянуться рукой, мы в этом мире великаны, а все окружающее – крошечное. Масштаб мира австралийца куда обширнее, он мыслит его как бескрайний простор, на котором находится точка – человек. Он сопоставим с нашим представлением о маленьком кораблике, затерявшимся где-то в просторах океана, движение которого мы описываем так же, как описывает движение человека австралиец – в абсолютным координатах «юг – север – запад – восток».
Такое представление о мире сказывается и на бытовом поведении носителей разных языков. В одном эксперименте австралийцев и европейцев везли по сложному маршруту в густом лесу, при этом ни солнца, ни каких-то явных географических ориентиров видно не было. Из конечной точки они должны были описать обратный путь. Носители австралийского языка делали это очень точно, с небольшой погрешностью в 5-6%. А европейцы ошибались в 70-80%, т. е. они непременно заблудились бы и могли бы вообще совсем в другу сторону, так как в их языке нет возможности указать точный угол поворота. Если мы скажем «Поверни налево», то каким должен быть этот поворот: под прямым, тупым или острым углом? И насколько этот угол должен отклоняться от перпендикуляра? В условиях города поворот предопределен направлением улиц, но в лесу, в тундре, в пустыне или на море, при отсутствии видимых ориентиров, нужна большая точность направления. Получается, что владение языком с абсолютной системой координат в определенных ситуациях оказывается жизненно важным.
Такая привязка всей жизни к конкретной местности довольно широко распространена у тех этносов, которые ведут кочевой образ жизни. Например, ненцы Ямала ориентируются в пространстве относительно реки. Представления о севере и юге совмещаются с представлением о верхе и низе, так как Обь в местах их проживания течет практически точно с юга на север.
Представьте себе ситуацию: я живу в поселке, реки не видно, она протекает довольно далеко, и я договариваюсь с информанткой о встрече. Она говорит: «Я живу на север от вашего дома» (используется то же слово, что «вниз по течению»). Я представляю себе, что она живет где-то за поселком, может быть на стойбище, то есть воспринимаю эту фразу как описывающую большое расстояние до того места, где она живет. А на деле оказывается, что она живет буквально в соседнем доме.
Хотя река не видна, но эта женщина прекрасно знает, куда она течет, и ориентируется относительно нее. Так же и оленеводы в тундре, где нет никаких заметных ориентиров, вынуждены ориентироваться по частям света.
— Да, это удивительно. Язык определяет ведь и восприятие мира. У некоторых народов, особенно африканских, словосочетания «хорошая погода» и «идет дождь» имеют одинаковое значение.
— Известен психолингвистический эксперимент: ученые собирали ассоциации, которые возникают со словами «солнце» и «болото». Что такое солнце для русских? Это источник жизни. И ассоциативный ряд приводит нас к слову «жизнь». А вот в одном из среднеазиатских языков ряд ассоциаций тяготеет к смерти, потому что солнце может выжечь поля, а неурожай вызовет гибель людей и скота. Ассоциативные ряды могут быть направлены прямо противоположным образом. Аналогично со словом «болото»: у русских стоячая вода и отсутствие движения – это плохо, может привести к упадку, гибели, а у финнов наоборот: стабильность оценивается положительно.
Александра Зайцева
Завтра во второй части интервью читайте – о значении языка для сохранения этноса, какие страшные истории рассказывают ненцы и почему у хантов нет глагола «любить»
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии