На днях у меня произошел любопытный разговор с одним ученым из Академгородка. Он с нескрываемой радостью сообщил о том, что получил федеральный грант на пять миллионов и на эти деньги установил в своей лаборатории новую установку для продолжения исследований в области утилизации органики. «Внедрять в производство свою разработку планируете?» – поинтересовался я. Ответ собеседника был красноречив и печален в своей сути: «А на кой мне эти хлопоты? Внедрять – не моя задача. В нашей стране такими системами не интересуются. А вот китайцам мои исследования интересны. Опубликую результаты, они опять со мной свяжутся, приедут. Может, что-нибудь у себя и внедрят».
Куража в этих словах не было, ибо они на самом деле отражали реальное положение дел. Об интересе иностранцев к разработкам наших ученых и о слабом интересе к ним со стороны отечественных производителей говорят многие специалисты. Не так давно во время круглого стола в пресс-центре ТАСС (Новосибирск), посвященного мобильной энергетике, заведующий лабораторией молекулярной кинетики Института теплофизики СО РАН Равель Шарафутдинов откровенно сказал, что своими публикациями в рейтинговых изданиях о результатах исследований мы (имелись в виду ученые) только интеллектуально подпитываем другие страны.
Наши исследования до отечественного производства все равно не доходят, зато в других странах, где внедрение инноваций поставлено хорошо, вовсю научились использовать наш «мозговой потенциал».
Фактически получается, что российские ученые, занимаясь исследованиями за счет федерального финансирования, в конечном итоге работают на экономическое развитие иностранных государств. Собственно, из этого иной раз даже не делается секрета. Некоторые разработчики откровенно говорят, что их задача – создать перспективную разработку, чтобы потом выгодно «толкнуть» ее куда-нибудь на Запад.
Стоит ли, в таком случае, удивляться, что до 70% отечественных разработок находят применение именно за рубежом?
Отчего так происходит? Имеют ли тут место субъективные факторы или в стране не хватает каких-то важных механизмов внедрения результатов интеллектуального труда в практическую сферу, в производство? Вроде бы, об инновационном развитии у нас заявляют давно, и даже выделяют на это дело определенный финансовый ресурс. Тогда почему до сих пор ничего не работает? Почему, стартуя в плане научных исследований почти одновременно с иностранцами, мы так и не получаем практических результатов, тогда как на Западе или в Китае вовсю начинают переходить к промышленным образцам?
Как это пытаются объяснить сами ученые, в нашей стране с определенных пор возобладала доктрина «энергетической державы», которая якобы в состоянии обеспечить собственный экономический рост за счет продажи энергоресурсов. Этот подход наглядно продемонстрировали российские «эффективные менеджеры». Мол, продадим нефть, а на деньги закупим нужные нам технологии в готовом виде. В таком подходе отражена не только убогость мышления этих людей, но и их вопиющая некомпетентность в вопросах инноваций. Как утверждает Равель Шарафутдинов, зарубежные страны никогда не продадут нам новейшие технологии. Все, что мы у них там приобретаем, – это то, что там уже начали списывать со счетов, планируя внедрять что-то более современное и, соответственно, более совершенное. Наши «эффективные менеджеры» уже сильно обожглись на этом, пытаясь развивать за счет внедрения зарубежных технологий фотовольтаику и литий-ионные накопители энергии. Заводы, созданные при участии этих «инноваторов», попросту оказались банкротами.
Дело в том, что за рубежом новейшие разработки активно внедряются во многом благодаря вдумчивой государственной политике по стимулированию инновационного развития. Это именно то, что не ведомо многим российским государевым мужам, включая и «эффективных менеджеров».
Простой пример. Широкое внедрение разработок в области фотовольтаики на Западе стало возможным только благодаря солидной государственной поддержке направлений, связанных с альтернативной энергетикой. Предприятия, запускавшие производство солнечных панелей, получали от государства неплохие гранты, благодаря чему данная продукция становилась доступной для потребителей. В противном случае об окупаемости инвестиций не было бы и речи.
Другой пример. В США компания Tesla Motors (та самая, что выводит сейчас на рынок современные электромобили) получила налоговые льготы в объеме 1,3 миллиардов долларов на производство литий-ионных аккумуляторов. Компанию на 20 лет освободили от налога с продаж и на 10 лет – от налогов на собственность и ведение бизнеса.
Мало того, компании предложили земельный участок под фабрику, где с 2020 года будут производить для электромобилей 500 000 батарей (что больше выпуска аккумуляторов всеми производителями в мире в 2013 году). Вот это есть – поддержка инноваций!
Как поступили у нас? У нас вбухали деньги в предприятия по выпуску тех же солнечных батарей, рассчитывая на чисто рыночный спрос. Но должного спроса на данную продукцию не получилось, поскольку для российского потребителя это оказалось слишком дорого (а кто-то думал, что будет иначе?). В Германии, например, об интересах немецких потребителей и производителей государство подумало. В России – нет. В России понадеялись на то, что рынок сам по себе решит этот вопрос. Вопрос «решился» банальным банкротством предприятий. То же самое произошло и с литий-ионными накопителями энергии.
Конечно, на начальном этапе государство могло само бы поддержать спрос, выступив в роли крупного заказчика. Но для этого нужна соответствующая программа по развитию определенного направления – той же альтернативной или мобильной энергетики. Такой программы нет. Иначе говоря, потребитель просто так, из любви к прогрессу, не набрасывается на инновацию. Тем более, если она стоит немалых денег. Должен быть некий импульс со стороны властей. Но власть, к сожалению, продолжает уповать на продажу энергоресурсов. Какая уж тут альтернативная энергетика?
Естественно, гранты на внедрения новых разработок выделяются. Это касается, в том числе, и разработок, связанных с энергоэффективностью. Субсидия может покрывать до 30% расходов. Казалось бы, в чем дело? А дело в том, что в таких вопросах, образно говоря, правая рука не знает, что делает левая. Средства буквально разбрасываются по разным институтам и ведомствам, не подчиняясь никакой единой государственной стратегии (а стратегии, по большому счету, и нет). Вот, к примеру, по линии Академии наук исследователь получает грант на разработку реактора по утилизации отходов. А предусмотрены ли (параллельно) средства на внедрение этой разработки? Теоретически эти деньги получить можно. Однако такая возможность, что называется, отдана на волю случая. Может – получится, а может – нет. Разве так выглядит нормальная, грамотная государственная политика?
Еще один вопрос: кому передавать средства на внедрение – научным учреждениям или производителям? Вопрос не праздный и требует серьезного обсуждения. По логике вещей, поддерживать нужно именно производителя. Раньше, в советские годы, между академическими институтами и производителями находилось промежуточное звено в виде отраслевых институтов. Потом их ликвидировали (красноречиво, не правда ли?). Теперь этот разрыв восполняется у кого как получится. Поэтому ближайшая задача – найти оптимальную форму смычки исследователей и производителей. По мнению Равеля Шарафутдинова, деньги на внедрение разумнее всего передавать производителю, который, со своей стороны, будет оплачивать работу команды специалистов, занятых созданием опытного образца. В команду, естественно, будут входить и сами разработчики. Если такая система не будет создана, наши разработчики будут работать своими мозгами на иностранцев. Причем в некоторых случаях не только косвенно, но и прямо.
Олег Носков
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии