Когда в последние годы читаешь различные государственные программы и проекты, то невольно возникает ощущение, что что-то в них «не так». Вроде бы, всё верно, всё логично, всё связно, но всё равно кажется, будто есть там какой-то малозаметный подвох. Обычно в таких случаях говорят, что дьявол скрывается в деталях. Однако, внимательно изучив основные положения национального проекта «Наука», я неожиданно для себя обнаружил единую смыслообразующую «матрицу» подобных документов. Дело отнюдь не в деталях. Дело в исходных посылках, и это куда существеннее, чем какие-то частные нестыковки.
Упомянутая «матрица», в соответствии с которой нынешняя власть создает программы и проекты, отражает довольно специфическое восприятие реалий со стороны нынешнего поколения российских «эффективных менеджеров». Суть ее – в парадоксальной перестановке причин и следствий, когда важнейшие социально-экономические явления отображаются как бы в перевернутом виде. В результате провозглашаемые цели и задачи полностью отрываются от текущей реальности, превращаясь в красивые абстракции, скрывающие подлинные намерения создателей подобных документов. Были робкие надежды на то, что национальный проект «Наука» отойдет от этой линии и приведет оптимистические декларации в полное согласие с так называемой политической волей. Однако уже первые строки программы показали, что и здесь руководители пошли по накатанной колее.
Возникает впечатление, что целевые показатели национального проекта как будто определены сами по себе, без какой-либо прямой увязки с исходными целями и задачами, определяющими экономическое и технологическое развитие страны.
Например, к 2024 году Россия должна выйти на пятое место (с нынешнего одиннадцатого) по количеству публикаций в индексируемых изданиях. Цифра «пять» оказалась настолько привлекательной для составителей программы, что они отметили ей целых три позиции. Но вопрос даже не в этом. Вопрос в том, что указанный показатель здесь выступает в качестве самостоятельной шкалы оценки научной деятельности: идет рост публикаций со стороны ученых – значит, идет развитие науки. Иными словами, можно эти публикации поставить на поток, не привязывая их к чему-то другому.
Как это происходит на практике, приведу показательный пример (не называя имен и научных организаций). Так, исследования в области сжигания органики в сверхкритической воде ведутся в СО РАН еще с 1990-х годов. Лаборатория, занимающаяся этими технологиями, регулярно получает государственные гранты. Однако само это направление никак не вписано в государственную технологическую политику. Для его развития нет ни нормативов, ни государственной поддержки. Кроме того, отечественное экологическое законодательство настолько у нас «либерально», что не побуждает хозяйствующие субъекты к тому, чтобы интересоваться подобными разработками. Иными словами, со стороны наших «практиков» спроса на данную технологию нет. Тем не менее, исследования проводятся, и проводятся за государственный счет. Оценка работы ученых происходит исключительно на ОСНОВЕ ПУБЛИКАЦИЙ. Получил грант, провел исследования, опубликовался – и никаких к тебе вопросов. Возможно, со следующего года публиковаться придется чаще, но это всего лишь детали. Главное, что практический результат от проделанной работы в нашей стране не особо интересен даже тем, кто определяет техническую и производственную политику (чего не скажешь, например, о китайцах, очень интересующихся такими разработками).
Другой пример. Один всемирно известный производитель авиалайнеров заинтересовался конкретными фундаментальными исследованиями ученых одного новосибирского института. В итоге был заключен договор между исследователями и представителями упомянутой компании. Перед компанией наши ученые отчитываются полученными данными, а перед государством (имеем в виду российское правительство) – публикациями. Все, в принципе, довольны. Правда, отечественный авиапром остается в стороне от этой темы. Тем не менее, деятельность наших ученых ничуть не отклоняется от тех критериев, по которым ее оценивают чиновники из Министерства науки и высшего образования. Если завтра ученые составят аналогичный договор с еще одной иностранной компанией и удвоят количество публикаций, то они отнюдь не вступят в противоречие с государственной политикой в области развития науки. Правда, это развитие будет идти «параллельно» развитию промышленных секторов российского хозяйства, и если отечественные разработки хоть как-то повлияют на модернизацию нашей промышленности, то произойдет это чисто случайно. Почему случайно?
Потому что, еще раз напомню, наша политика в сфере развития науки выстроена так, будто никакой другой политики для нее не существует – ни промышленной, ни энергетической, ни экологической. К чему привязаны на практике наши инновации, наши патенты, открытия и изобретения?
Скажем, ученые осуществляют исследования, способные в недалеком будущем произвести революции в области авиационного двигателестроения. При этом выясняется, что отечественных авиастроителей эта революция не особо-то и волнует (в отличие от их зарубежных коллег). Должна ли она волновать наше государство? По идее – да, должна (если учесть, что мы находимся здесь в конкурентных отношениях с лидерами мирового авиапрома). В этой связи мы были бы рады услышать от правительства заявление о необходимости совершить революционный прорыв в области двигателестроения. И как конкретный практический шаг – создание национальной лаборатории (или целого исследовательского центра) по соответствующему профилю. Тогда будет совершенно понятно, какие результаты мы хотим получить, какие ресурсы будут затрачены и кто ответит в случае провала. В принципе, именно в таком порядке и осуществляется развитие науки и внедрение инноваций – от провозглашения конкретных стратегических задач до их решения с помощью ученых. Наука, в данном случае – лишь инструмент для реализации подобных стратегий. Публикации в журналах и патенты не могут выступать здесь в роли основных целевых индикаторов, поскольку они являются лишь следствием научной работы по тем или иным направлениям. Сами направления, естественно, привязываются не к публикациям, а к практически важным результатам.
Отражает ли нацпроект «Наука» указанный подход, уверенно сказать нельзя. Так, в разделе, посвященном развитию научной кооперации, заявляется о планах создания определенного количество научных центров мирового уровня, которые будут работать по «приоритетным направлениям научно-технического развития». На первый взгляд может показаться, что наука здесь находится в тесной связи с государственными стратегиями развития, куда включается, в том числе, и производственная сфера. Однако надо понимать, что сами научные структуры растут и развиваются по мере развития заявленных стратегических направлений, а не наоборот. Может, поначалу это будет всего лишь одна относительная небольшая лаборатория, которая со временем разрастется до уровня большого научного центра со множеством филиалов. Когда решается конкретная практическая задача, мы вряд ли сможем наперед подсчитать, сколько научных центров нам понадобится через пять-шесть лет. Предварительная детальная формализация – еще до начала реализации стратегий – не имеет важного для страны практического смысла. Хотим мы того или нет, но научный центр (как бы громко и пафосно он ни обозначался) не является для развития науки самоцелью. В нормальных условиях хвост не виляет собакой – государственные научные организации создаются в силу практической необходимости, а не ради них самих. То есть, отнюдь не по принципу: давайте организуем, а потом посмотрим, какой от них будет толк.
Как, в таком случае, понимать правительственные планы, где уже загодя расписано количество научных центров мирового уровня? Если это не обычная декларация о намерениях, и данный документ имеет для чиновников хоть какой-то практический смысл, то вывод напрашивается только один: мы имеем дело с заявкой на масштабную реструктуризацию существующих научно-исследовательских учреждений. И во главу этой реструктуризации (со всеми центрами мирового уровня и прочим) положен только один бюрократический критерий – удобство контроля и управления.
Ставка на международное сотрудничество, кстати, хорошо укладывается в логику такой реформы. Напомним, что в последние годы крупные зарубежные компании стали всё активнее применять практику передачи части научных изысканий на аутсорсинг в третьи страны. Надо ли говорить, что индийскому или российскому ученому можно платить раза в три-четыре меньше, чем его коллеге из США или из ЕС (то же самое касается и налогов). Поэтому я нисколько не удивлюсь, если в нашем правительстве решили воспользоваться этой тенденцией, наметив своей целью превратить научные организации (обременяющие сейчас госбюджет) в новый источник дохода.
Что ни говори, но коммерческая жилка «эффективных менеджеров» дает о себе знать. Призыв к руководителям институтов активнее вовлекаться в бизнес-проекты имел, судя по всему, именно эту подоплеку. В указанном контексте намеченное удвоение публикаций можно рассматривать как очень важный маркетинговый ход (наших должны знать!).
Пока еще рано с абсолютной уверенностью утверждать, что всё произойдет именно так. Тем не менее, уже сейчас не так уж сложно представить, какую картинку мы увидим в случае реализации этих правительственных планов. Российская наука рискует превратиться в космополитическую (по сути своей) систему, главная задача которой сведется к оказанию соответствующих услуг (научно-исследовательских, конструкторских и прочих) на международном уровне. Теоретически все заказчики будут равны – хоть зарубежные, хоть отечественные. Власть, похоже, нашла-таки самый рациональный способ применения научным кадрам. И если правительственные бюрократы однажды войдут во вкус, то недалек тот час, когда руководителей федеральных научных организаций заставят отчитываться перед правительством не только публикациями, но и… выручкой (да еще в соответствии со спущенным планом).
Пока еще в это верится с трудом, хотя я бы не сказал, что данный момент каким-то образом скрывается. Во всяком случае, я абсолютно не увидел в рассматриваемом документе каких-то признаков перехода к традиционной модели взаимодействия науки и власти, когда ученые вовлекались в реализацию важнейших государственных стратегий за государственный же счет. От ученых уже чуть ли не открытым текстом требуют коммерческой отдачи. И если государство намерено выделять какие-то дополнительные ресурсы, то не приходится сомневаться, что рано или поздно эти пожертвования придется «отбить». Единственно, что может сломать эту схему – непростая реальность, постоянно разрушающая красивые и гладко выстроенные планы. Что-то на практике может просто не срастись или срастись не так, как было задумано изначально.
Олег Носков
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии